Калакуцкая Л.П. Склонение фамилий и личных имен в русском литературном языке Изд. 2

Содержание

Из введения

Ономастика – часть лексической системы языка. Как лексическая группа ономастика обращала на себя внимание лингвистов своей непохожестью на другие лексические группы, или на все, что является неономастикой. "В ряде языковых ситуаций, – пишут Ю.М.Лотман и Б.А.Успенский, – поведение собственных имен настолько отлично от соответствующего поведения других языковых категорий, что это невольно наталкивает на мысль о том, что перед нами инкорпорированный в толщу естественного языка некоторый другой, иначе устроенный язык" [Лотман, Успенский 1973, 292]. Ономастика обладает особым значением; вопрос о том, каким именно, служит предметом постоянного спора ученыхи лингвистов и философов.

Лексическая специфичность ономастики рассматривается, в частности, в статье Ю.М.Лотмана и Б.А.Успенского "Миф – имя – культура". Авторы ее намечают такие характерные черты ономастики: 1) непереводимость, 2) возможность сознательного (искусственного) регулирования со стороны носителей языка. "Действительно, если семантическое движение в естественном языке носит характер постепенного развития – внутренних семантических сдвигов, – то "язык собственных имен" движется как цепь сознательных и резко отграниченных друг от друга актов наименования и переименования. Новому состоянию соответствует новое имя" [там же, 296].

Косвенным доказательством лексической особенности ономастики может служить и невхождение ономастики в синонимические и некоторые другие отношения, свойственные апеллятивной лексике: моря Белое и Черное – не антонимы; река Белая и фамилия Беленький словообразовательно не связаны; фамилии типа Белкин, Векшин; Зайцев, Русаков, Беляков; Пьющий, Непьющий; Белов, Чернов и т.п. не могут быть рассмотрены как синонимические или антонимические.

Если невхождение ономастики в синонимические и антонимические ряды можно рассматривать как косвенное свидетельство ее лексической специфичности, то наблюдение P.O. Якобсона о том, что собственные имена первыми приобретаются ребенком и последними утрачиваются при афатических расстройствах речи [Якобсон 1972, 98], является прямым, можно сказать, физиологическим доказательством лексической специфичности ономастики. Но специфические свойства ономастики в каждом языковом ярусе пока еще не изучены или недостаточно изучены. Определение же этих специфических свойств поможет лучше понять и лексику неономастическую. Семантико-синтаксическая специфичность ономастики анализируется в книге Н.Д.Арутюновой "Предложение и его смысл" [Арутюнова 1976].

Есть ли основания говорить о грамматической специфичности ономастики? "Цель приведенных выше замечаний, – писал Е.Курилович, поставить грамматическую проблему имени собственного, выделить ее среди необозримого множества точек зрения и мнений внелингвистического характера, выдвигающихся на первый план в ономастических исследованиях. Внешние (по отношению к языку) факты истории вообще и факты истории культуры в частности нередко оказываются решающими для выяснения этимологии собственных имен. Однако их специфическое значение для лингвистики заключается в тех особенностях, которыми они отличаются от других групп существительных (разрядка наша., – Л.К.). Остальное в значительной степени относится к смежным наукам: к этнологии, социологии, политической истории, истории культуры и т.д." [Курилович 1962, 266].

Существенно, какие формальные, грамматические различия характеризуют ономастическую группу лексики. Грамматическая, морфологическая специфичность имен собственных еще мало изучена. Одними лингвистами она полностью отвергалась (например, В.Ташицким [Ташицкий 1961, 11]). Другие находили грамматические различия несущественными, имеющими лишь количественный, а не качественный характер [Есперсен 1958, 76, 77]. Третьи de jure признавали, что "собственные имена имеют лишь им свойственные структурные (нефонетические) закономерности развития, которые можно было бы в определенном смысле назвать ономастическими законами". Эти слова принадлежат С.Роспонду [Роспонд 1962, 12]. О наличии у ономастики "самостоятельной грамматики" писал В.Н.Топоров [Топоров 1962, 11]. Однако de facto "самостоятельная грамматика" ономастики на конкретном языковом материале не исследовалась. Существуют лишь отдельные статьи, анализирующие разрозненные фрагменты этой грамматики (речь идет об именах собственных в русском языке). Можно назвать работы А.А.Реформатского, В.А.Никонова, А.В.Суперанской, Н.И.Толстого, В.Э.Сталтмане, Л.П.Калакуцкой, Л.К.Граудиной, Е.И.Мельникова, О.И.Лабунько, Л.К.Чельцовой, О.Л.Паламарчук и нек. др. [Ономастика 1976; 1978].

Следует сказать, что интерес лингвистов к грамматическому изучению ономастики значительно слабее, чем к изучению общих вопросов general onomastic. Это касается всех без исключения языков (достаточно с этой точки зрения посмотреть на библиографию ономастики, например опубликованную в "Onoma": v.19 (1975), N1–2 – библиография по ономастике за 1972–1973 гг.; v.23 (1979), N2–3 – библиография по ономастике за 1975–1976 гг.; в отношении русского языка эта мысль наглядно иллюстрируется библиографическими указателями "Ономастика" за 1963–1970 гг. и за 1971–1975 гг. с приложением за 1918–1962 гг.). Однако можно предположить, что изучение общих проблем ономастики предшествует ее грамматическому изучению и для последнего еще просто не наступило время.

В настоящей работе предполагается проанализировать один из аспектов грамматической системы – словоизменение имен собственных. Однако, как показал анализ материала, словоизменение антропонимии и словоизменение топонимии существенно различаются, так как в первом случае речь идет о словоизменении существительных-лиц, а во втором случае нелиц. "Мы ограничимся в дальнейшем именами собственными человеческих индивидуумов. Именно здесь наиболее ясно выступают ономастические проблемы", – писал Е.Курилович [Курилович 1962,254]. О различии грамматических свойств антропонимии и топонимии писали также А.А.Реформатский [Реформатский 1964, 16^-17], Н.И.Толстой [Толстой 1964, 103] и другие исследователи. В связи с этим задача предлагаемой работы формулируется как описание словоизменения антропонимии в русском литературном языке.

Сложность описания русской антропонимии заключается в том, что "тип русской фамилии нельзя ограничить совершенно определенными и единственными структурно-словообразовательными признаками, не обеднив при этом само понятие русской фамилии. Нельзя подходить к национальному типу фамилии и с требованием генетической однородности или чистоты. Мы не стремились, таким образом, упростить реальной сложности отношений. Усомнившись в возможности дать строгое определение типа современной русской фамилии, а также в справедливости традиционных воззрений на сущность русской фамилии, мы не скрывали того, что современная картина нам во многом еще не ясна и что она более чем когда-либо нуждается в специальном изучении", – пишет О.Н.Трубачев. Далее О.Н.Трубачев, говоря о гипотетическом словаре фамилий России, приходит к выводу, что это должен быть словарь "русских фамилий и фамилий, бытующих в России" [Трубачев 1968,4–5, 6].

Сходный подход к определению литовской фамилии обнаруживают и литовцы:... не может быть и речи об ограничении словаря (литовских фамилий., – Л.К.) только фамилиями литовского (балтийского) происхождения: в него будут включены и фамилии литовцев, независимо от их происхождения, и литовские фамилии, независимо от национальности владельца фамилии. Следовательно, речь идет не о словаре собственно литовских фамилий, а о словаре фамилий Литвы" [Ванагас 1976, 73].

Таким образом, при синхронном описании нельзя дать каких-либо определенных и единственных "структурно-словообразовательных признаков" русской фамилии. По подсчетам О.Н.Трубачева, гипотетический словарь фамилий России составит не менее 100 тыс. фамилий, и если при этом учесть, что "отличие фамильного имени от обычного личного имени состоит, как правило, в самобытности, не стесненной канонизацией" [Трубачев 1968, 11], то. можно понять, с каким разнообразием словообразовательных образцов приходится иметь дело при их описании.

Сложность определения понятия "русская фамилия" и невозможность ограничения его конкретными структурно-словообразовательными признаками затрудняют описание словообразовательных антропонимических парадигм. Но кроме этих не вполне поддающихся определению русских фамилий и фамилий, бытующих в России, в "антропонимическую мозаику" необходимо включить заимствованные личные имена и фамилии, поскольку собственные имена являются, по словам А.В.Суперанской, "самыми интернациональными словами" [Суперанская 1964, 36]. Заимствуемая антропонимия дополняет вычисленные О.Н.Трубачевым 100 тыс. фамилий, и возможное число фамилий становится практически безграничным. Значительно меньшим, но также достаточно обширным является число личных имен, русских и заимствованных, поэтому набор антропонимических лексем, нуждающихся в словоизменительной атрибуции, чрезвычайно велик. Картина эта усложняется еще рядом обстоятельств. Меняются времена, меняются способы заимствования собственных имен: XVIII в. – период русификации заимствований: Машенька ЛЪскова из Манон Леско [Реформатский 1972, 327]; начало и середина XIX в. – период транслитерации: Дидерот, Фальконет, Боннет, Гюи де Мопассан и под.; конец XIX в., начало XX в. и настоящее время переход к транскрипции, а затем к практической транскрипции собственных имен: Бонне, Фапьконе, Дидро (но Марат). Эти различные способы передачи меняют морфологический, словоизменительный тип имени, фамилии, соответственно меняется парадигма склонения: Машенька ЛЪскова–Манон Леско, Дидерот–Дидро и т.п. Существенно также и то, через какой язык передаются собственные имена. Греческие имена передавались в русской традиции в латинизированной форме. В последние десятилетия их стали передавать непосредственно из языка-источника с флексией им.пад., сохраняемой в русском склонении: Манолис Глезос – Манолису Глезосу, Караманлис–Караманлису, Дионисиос–Дионисиосу, Венизелос–Венизелосу, Соломос–Соломосу и т.д.

Кроме того, в самих языках-источниках существовали и существуют морфологические варианты одного и того же личного имени и фамилии: "Так, имя Bernis везде рекомендуется читать с концевым s; между тем, маркиза Помладур, не отличавшаяся грамотностью, но, конечно, хорошо умевшая произносить имя своего поэта и министра, в письмах к нему, в обращениях – писала Веrny". Или "имя Jesus-Christ у католиков звучит Жезюкри, у протестантов – Жезюкрист" [Томашевский 1972, 262–263]. "Буонапарте был корсиканец, волей судьбы вынужденный жить среди победителей-французов. Его подпись под письмами тех лет – "Наполеоне или даже Наполионе ди Буонапарте" с ее подчеркнуто корсиканской транскрипцией была своеобразной манифестацией патриотических чувств, связывавших его с родиной)). И далее: "С начала итальянского похода Наполеон изменил свою фамилию, устранив итальянское звучание; он стал подписываться – "Бонапарт", и это краткое имя звучало вполне по-французски)).

Итак, группа проблем связана с количеством антропонимических лексем, с набором антропонимических словоизменительных образцов, с изменением их. Эта группа проблем имеет экстраграмматический характер. Но основную сложность представляют собственно грамматические проблемы: какое место занимает словоизменение антропонимов в отношении к словоизменению апеллятивной лексики; насколько словоизменение антропонимов повторяет словоизменение апеллятивной лексики; насколько отличается от нее; каковы существенные, определяющие факторы, характеризующие специфичность словоизменения антропонимов и мн. др. Любая попытка ответить на поставленные вопросы позволяет подойти к решению теоретических грамматических вопросов. Когда в фундаментальном исследовании "Русский язык и советское общество" говорится об изменениях, происходящих в морфологии современного русского литературного языка в послереволюционный период [Русский язык и советское общество 1968б], то наблюдаемые сдвиги определяются общей формулой – "тенденция к аналитизму" [Русский язык и советское общество 1968а]. Но половина приведенных примеров – из области ономастики. Если проанализировать грамматические сдвиги на материале собственно ономастическом (в данном случае антропонимическом) – не являются ли они элементами еще не осознанной нами "собственной грамматики", то не станут ли одновременно очевиднее и те изменения, которые происходят в грамматике апеллятивной лексики – "центральной грамматике", и понятнее возможные влияния одной на другую.

С другой стороны, теоретическое осмысление вопросов, связанных со словоизменением антропонимии, имеет собственно практическое значение. Фамилия – "прозванье, проименованье, родовое имя" (словарь В.И.Даля); "наследственное семейное наименование, прибавляемое к личному имени и переходящее от отца к детям, а также от мужа к жене" (словарь Д.Н.Ушакова); "наследственное семейное наименование, прибавляемое к личному имени" (словарь СИ. Ожегова). Фамилия в лексической системе языка выполняет двойную роль: во-первых, она выделяет название данной семьи из названий, "проименований" других семей; во-вторых, она сохраняет во времени, в истории название, "проименование" данной одной семьи. В связи с этим фамилии в жизни общества выполняют юридическую функцию. Для осуществления юридической функции имеет особое значение строгое и максимально однозначное соотнесение им.пад. каждой фамилии с ее косвенными падежами и взаимовыводимость косвенных падежей из им.пад. и именительного из косвенных падежей мужской и женской фамилий. Для этого должно существовать, насколько это возможно, нормативно-строгое описание словоизменения антропонимии (и особенно фамилий). Однако в настоящее время мы не располагаем лингвистическими пособиями, регламентирующими склонение мужских и женских фамилий и личных имен, как русских, так и заимствованных, в русском литературном языке.

Об авторе

Известный отечественный языковед, доктор филологических наук. В 1952 г. окончила Московский городской педагогический институт им. В. П. Потемкина (МГПИ). В 1957 г. защитила кандидатскую диссертацию, в 1983 г. – докторскую. С 1960 по 1992 гг. работала в Институте русского языка им. В. В. Виноградова РАН.

Научные интересы: морфология, орфография, лексикология, ономастика, проблемы топонимики и транскрипции. (1974; в соавторстве с Б. З. Букчиной); "Склонение фамилий и личных имен в русском литературном языке" (1984); словарь "Слитно или раздельно?" (1972; 8-е изд. – 1998; в соавторстве с Б. З. Букчиной); статьи о написании и склонении собственных имен, о слитном или раздельном написании сложных слов, о составе орфографического словаря и мн. др.