Афанасьева Э.М. Онтология имени в творчестве русских писателей начала XIX века:
Литературное общество "Арзамас", А.С.Пушкин, М.Ю.Лермонтов. Изд. стереотип.

Оглавление

Введение

В русской литературе начала XIX в. имя часто становится объектом эстетической рефлексии, в процессе которой поднимаются вопросы смерти и бессмертия, вечной славы и вечного проклятия. Эти проблемы нашли отражение в художественных произведениях, мемуарно-эпистолярной прозе, в критических статьях и заметках Поэтическая формула В. А. Жуковского "Имя где для тебя?"^[1] и пуш-кинское "Что в имени тебе моем?"^[2] являются двумя полюсами эстетической номинологии этой эпохи, где между "моим именем" и "твоим" – интерсубъективное поле постижения природы имени в его взаимодействии с законами миропорядка. Как представляется, именно рефлексия над именем – факт, еще должным образом не осмысленный в литературоведении.

На сегодняшний день библиография работ, посвященных литературной номинологии, охватывает сотни ис-точников^[3], не говоря о тематических изданиях^[4] и онома-стических словарях. В последнее время очевидно стремление к расширению самого понятия "имя". Исходя из философской традиции толкования взаимосвязи слова и вещи, появляются исследования "имени текста" (заглавия)^[5], а также наделение номинологическими свойствами концептуально значимых для культуры понятий^[6]. В данной работе мы придерживаемся традиционного взгляда на категорию имени, анализируя онтологию собственного имени в эстетической реальности.

В творчестве писателей пушкинской эпохи очевиден процесс преодоления художественного воплощения имени-маски и эстетики говорящих имен XVIII в. Как отметил Г. Д. Гачев, фамилии Простаков, Скотинины заранее задают образу понятийно-рассудочное толкование^[7]. В XIX веке "значение и содержание подобных «понятий-образов"…, рождаясь первоначально, по форме как художественный образ… тут же отягощаются жизненным и понятийным содержанием и входят в жизнь и мышление на правах социально-классифици¬рующих и философских категорий»^[8].

Преодолев эстетику классицизма и сенти-ментализма, русские писатели на волне романтических тенденций осваивали номинологический потенциал слова как тайны. Имя становилось особого рода концентратом сверхсмысла. Часто оно выносилось за пределы словесного воплощения. Эта недосказанность на долгие годы определила стратегию био-графической интерпретации возможных тайн (от сердечных до политических) русских писателей начала XIX в. Важно было не столько понять природу номинологического намека, сколько назвать сокрытое имя.

На сегодняшний день проблема номинологии в художественном произведении – одна из значимых составляющих литературоведческих исследований. В центре внимания большинства работ – конкретное имя или ономастическая система в целом Наиболее разработан этимологический подход, в основе которого соотнесение внутреннего, этимологического, значения с художественным событием. Прежде всего, поставлен вопрос о семантике имен в литературном тексте^[9] К примеру, в энциклопедической статье "Ономастика" в Краткой ли-тературной энциклопедии советского периода даются толкования только собственным именам, используемым в произведениях, то есть учитывается только факт их воплощения в тексте^[10]. В со-временных исследованиях предметом отдельного изучения яв-ляется номинологическая экспрессия авторского имени. В мо-нографии Г. Ф. Ковалева "Ономастические этюды: писатель и имя" восстанавливается авторская интерпретация собственного имени, а также имен других писателей и геро-ев^[11] Изучению именной экспрессивности и ее связи с этимоном посвящена работа В. В. Мароши, который отмечает: «Анализ семантической, звуковой, словообразовательной самовы-раженности имени автора в произведении… выводит нас к лич-ностной семантике, истоку субъективности, который подчиняет себе различные уровни произведения, творчества в це-лом»^[12]. Базовыми понятиями в монографии В. В. Мароши являются внутренняя (семантическая мотивация, этимон имени) и внешняя экспрессивность (словообразовательные и звуковые варианты, образованные путем «изменения морфологической структуры имени или звукового варьирования»)^[13].

Научным фундаментом современного литера-туроведения в аспекте интерпретации поэтики имени являются, как представляется, два направления. Первое связано с московско-тартуской семиотической школой ХХ в., активно осваивающей мифологические и общекультурные принципы ономастики. Второе восходит к религиозной философии начала ХХ в., в рамках которой античный постулат о соотношении вещи и имени, а также имяславское богословие определили характер исследования философии имени, тесным образом связанной с философией языка.

Представители московско-тартуской семио-тической школы художественное имя соотносят не только с этимологией, но и с фольклорными традициями, мифами, обря-дами, а также с историко-куль¬тур¬ным контекстом. Ими учтены наработки сравнительно-историче¬ского метода и концепций мифологической школы. В статье "Миф–имя–культура" Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский включают имена в особый мифологический слой языка: «миф и имя непосредственно связаны по своей природе В известном смысле они взаимоопределяемы, одно сводится к другому: миф – персонален (номинален), имя – мифологично»^[14]. Здесь же вскользь говорится об онтологической природе слов в том случае, когда очевиден процесс отождествления названия и называемого. Выявление онтологической природы имени не входило в задачу Ю. М. Лотмана и Б. А. Успенского, однако этот вопрос был обозначен в упоминаемой статье.

Семиотический подход к анализу номинологии утвердил понятие имени-текста. В. Н. Топоров, исследуя поэтику "Бедной Лизы" Н. М. Ка¬рамзина, обращает внимание на специфическое бытие имени героини в повести. Слово Лиза, совместно с относящимися к нему эпитетами, организует не только семантическую ауру образа, но и дактилический ритм прозаического текста^[15] В. Н. Топоров восстановил коннотации этого имени в мифологии и литературе, а также его взаимосвязь с реальными Элоизами – Луизами – Елисаветами – Лизами^[16]. В грандиозном количестве работ, посвященных художественной номинологии, значительная составляющая связана с интерпре-тацией конкретного имени или авторской системы именований. Исследовательский интерес к отдельному литературному имени в литературно-культурном контексте породил ряд фундаментальных концепций, среди которых особо выделяется реконструкция культурного мифа о Нине, проведенная А. Б. Пеньков-ским^[17] Отдельным аспектом его работы является описание номинологического поля и скрытых сюжетов драмы М. Ю. Лермонтова "Маскарад" и романа А. С. Пуш¬кина "Евгений Онегин". В какой-то степени продолжением этого направления филологического анализа с установкой на интертекстуальные связи и культурный контекст стала книга Е. В. Душечкиной, посвященная имени Светлана^[18]. В ее исследовании речь идет о литературном имени, актуализиро-ванном в художественном и народном творчестве, а также в культурной парадигме.

К знаковым именам, порождающим культурный миф, относятся также имена исторических личностей (например, Наполеон или Петр Первый), в частности, мифологизированные в творчестве А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова. Соотнесение судьбоносных имен, в том числе и исторических, с авторской мифологией пушкинского времени восстанавливается в работах Л. И. Вольперт^[19], М. Н. Виролайнен^[20], Б. М. Гаспарова^[21] и др

Если структурно-семиотический подход сформировал теоретическую базу для анализа имени-текста, то осмысление имени, как явления исключительного порядка, находящегося в логосно-энергийном взаимодействии с миром, стало основой философской ономатодоксии. Она оформилась в трудах А. Ф. Лосева, С. Н. Булгакова, П. А. Фло¬ренского.

У истоков философии имени – один из мас-штабных споров начала ХХ века о природе Божественного имени и Божественной сущности. История разногласий на сегодняшний день восстановлена с хронологической точностью^[22] Причиной спора стала книга "На горах Кавказа" схимонаха Иллариона, вышедшая в 1907 г. При описании духовного опыта молитвенного призывания Господа в Иисусовой молитве монах Иларион отождествляет Божественное имя и самого Бога Это отождествление определило характер религиозных разногласий о природе соотношения имени и сущности. Эпицентром спора был Афон, где к 1912–13 гг. оформилось противостояние имяславцев и имяборцев. В 1913 монахи, стоящие на почитании имени Божьего как самого Бога, будут обвинены в ереси и насильно вывезены с Афона.

Философия имени – своего рода ответ на имяславские споры начала ХХ века. Русские философы возводили ее истоки к античности, в частности, к диалогу Платона "Кратил", где поставлен вопрос о соотношении слова и вещи. В докладе «Философия имени у Платона» (1922 г.) А. Ф. Лосев формулирует тезис о связи имени и сущности^[23], что служит основой преодоления лингвистической теории понимания слова только в соотнесении с фонетическими, лексико-граммати-че¬скими, семантическими и др. категориями. Изучение имени А. Ф. Лосе¬вым понимается как изучение мира. В предисловии к "Философии имени" он соотнес понятие слова и действительности. В его концепции слово есть явление или предмет в их смысловой явленности^[24]: «В слове и в особенности в имени – все наше культурное богатство, накапливаемое в течение веков; и не может быть никакой психологии мысли, равно как и логики, феноменологии и онтологии, вне анализа слова и имени. В слове и имени – встреча всех возможных и мыслимых пластов бытия...»^[25] Развивая концепцию философской ономатодоксии, А. Ф. Лосев приходит к выводу о потенциальной диалогичности номинологической энергии в субъектно-объектной сфере за пределами замкнутой индивидуальности.

Философия имени в работах П. А. Флоренского имеет отличительные особенности. Уже в дореволюционных работах он обосновывает историко-генеалогический принцип, исследует метафизику имени в литературном творчестве, в реализации имени как типа личности или ее инварианта, также составляет словарь имен^[26].

Номинология в аспекте индивидуального бытия, в соотнесении с актом именования и переименования – объект исследования "Философии имени" С. Н. Булгакова. Базовыми категориями применительно к имени собственному здесь становятся имянаречение и имявоплощение, которые существуют "по образу божественного имявоплощения и именования"^[27] В кон-цепции С. Н. Булгакова, с одной стороны, форму-лируется соотнесение имени с сущностью своего носителя, с другой – определяется такая важная онтологическая состав-ляющая, как возможность "независимого бытия" имени^[28].

Несмотря на разность в интерпретации он-тологического потенциала слова, общим для религиозных фи-лософов начала ХХ в. стало определение сущности Боже-ственного имени. В процессе имяславского спора была выра-ботана единая концепция: имя Божие есть Бог, но Бог не есть имя^[29].

Философия имени, оформившаяся в начале ХХ века, оказалась на многие годы "законсервирована" в силу политических обстоятельств. А. Ф. Лосев в 1930 г. был арестован и отправлен в ссылку на строи-тельство Беломорканала. Священник С. Булгаков выслан из страны. Священник П. Флоренский в 1937 г. расстрелян. Работа П. А. Фло¬рен¬ского "Имена" (1923–1926) в полном объеме впервые стала доступна русскому читателю только в 1990 г.^[30] "Философия имени" С. Н. Бул¬га¬кова, которая создавалась в 1920 г., фрагментарно (первая глава) была опубликована в Бонне на немецком языке (1930 год), а полный текст вышел только в 1953 в Париже^[31] "Философия имени" А. Ф. Лосева впервые была издана в 1927 г., а переиздана только в 1990-е гг.^[32] Не слу-чайно именно в 1990-е гг., в период публикации работ русских религиозных философов, очевиден всплеск интереса к литературной номинологии и онтологической поэтике, о чем речь пойдет ниже.

Нельзя не отметить сильнейшего воздействия имяславских тенденций на русскую (и не только) культуру, и литературу в частности. Без учета споров о природе имени Божьего невозможно понять разработку номинологической темы в творчестве писателей Серебряного века^[33]. Один из ярчайших примеров поэтической реакции на афонское имябо¬жие – стихотворение О. Мандельштама "И поныне на Афоне…" 1915 г.^[34]

Несмотря на то, что непосредственного взаимовлияния семиотического и философского подходов к ин-терпретации природы имени не было, общим для них стало оп-ределение мифологического потенциала имени. Еще одной общей чертой является выявление уровневой системы, формирующей полноту словесного бытия. Если московского-тартуская школа помимо лингвистических составляющих ориентируется на мифологический, культурно-исторический и непосредственно эстетический потенциал имени, то философское направление задает собственную парадигму в интерпретации слова в соот-несении, прежде всего, с христианской ономатодоксией. В "Философии имени" А. Ф. Лосев, применяя метод диалектического анализа, предлагает изучение иерархии зву-ковой структуры слова и структуры значений, возведя имя к логосному первосмыслу.

Концепция предлагаемого исследования тесным образом связана с осмыслением категории сакрального имени в молитвенной лирике русских поэтов ХIX в., что нашло отражение в кандидатской диссертации автора монографии и цикле работ, посвященных данной проблеме^[35]. Изучение этого феномена потребовало обращения к святоотеческой традиции толкования имени Божьего, мистическому богословию, к философскому имяславию. Многовековая традиция интерпретации природы имени свидетельствует о том, что номинология была и остается первостепенной проблемой, когда речь идет о связи человеческого бытия с миропорядком.

Определяя в качестве объекта исследования онтологию имени в русской литературе пушкинской эпохи, данная работа неизбежно оказывается в эпицентре современных дискуссий об онтопоэтике как методе или способе гуманитарного исследования. С одной стороны, термин воспринят литературоведами и актуализирован в ряде работ, в том числе и монографических. С другой, несомненным является факт становления этого понятия в литературоведении, наполнения терминологической четкостью.

К обоснованию философских основ гуманитарных наук в 1940-е гг. обращается М. М. Бахтин, который отмечает: «Предмет гуманитарных наук – выразительное и говорящее бытие. Это бытие никогда не совпадает с самим собою и потому неисчерпаемо в своем смысле и значении» (выделено в первоисточнике. – Э. А.)^[36] Подобный подход определяет анализ онтологии имени в эстетически организованном мире в соотнесении с бытийными основами ми-ропорядка, неисчерпаемыми в своих проявлениях и значениях.

Онтология, сформировавшись в XVII в., как "наука о бытии как таковом". Она изучает «фундаментальные принципы бытия, наиболее общие сущности и категории сущего»^[37] В процессе становления и развития этой науки актуализировались объективные и субъективные представления о мире и челове-ке^[38], типо-логизировалось и само понятие бытия: материальное, идеальное бытие, бытие человека. В литературоведении термин укоренился по отношению к жанрово-родовой характеристике отдельных произведений: онтологическая лирика и онтологическая проза. На рубеже XX–XXI веков в гуманитарной науке поставлен вопрос об онтологической поэтике и онтологии литературного произведения.

На сегодняшний день родословная термина "онтологическая поэтика" соотнесена с автокомментариями тех исследователей, которые в девяностые годы ХХ в. активно искали новые формы и методы толкования феноменологии художественного текста. Среди работ этого времени необходимо отметить статью Л. В. Карасева "Гоголь и онтологический вопрос" (1993), его же монографию "Онто-логический взгляд на русскую литературу" (1995) и ряд пуб-ликаций в журнале "Вопросы философии"^[39]. В 1995 г. вышла монография Н. А. Шоген¬цу¬ковой "Опыт онтологической поэтики"^[40], напи-санная в диалоге с концепциями Л. В. Карасева. Параллельно развивалось направление, связанное с исследо-ванием христианской онтологии русской литературой. Например, диссертация Е. А. Трофимова, посвященная творчеству Ф. М. До¬сто¬евского, и его монография "Метафизическая поэтика Пушкина"^[41].

Термин "онтологическая поэтика" был введен и обоснован Л. В. Ка¬расевым в статье "Гоголь и онтологический вопрос" для описания философской стратегии интерпретации художественной литературы^[42] Теоре-тическая концепция этого исследователя базируется на выяв-лении семантической оппозиции "бытие – небытие" в литера-турном тексте. Соотношение оппозиционных пластов "лежит в основаниях онтологически ориентированного взгляда"^[43] и фор-мирует стратегию анализа на основе выявления "исходного смысла"^[44]. Он по-нимается как «идея или импульс жизни, взятой в ее наиболее широком и принципиальном значении противостояния смерти и разрушению»^[45]. Очевиден интерес исследователя к прозаическим жанрам^[46], что позволяет выявлять особого рода повествовательные константы. При этом происходит апелляция к уже сложившемуся чита-тельскому восприятию текста Л. В. Карасев отмечает, что «предметом преимущественного интереса онтологической поэтики становятся те места повествования, где про-странственно-вещественные структуры представлены в наиболее выразительной форме»^[47] Термин "онтологическая поэтика", по словам исследователя, практи-чески заменим термином "поэтика реконструкции". Исследова-тельская "реконструкция" подразумевает восстановление «универсального смысла или смыслов, проявляющих себя в ряде вариантов (иноформ), похожих или мало похожих друг на друга, но обладающих внутренним единством»^[48]. Концепция Л. В. Карасева развивает методологию гер-меневтического анализа и направлена «на раскрытие связи автора с общекосмическим бытием, отраженной в художественном произведении и формирующей его метафоро-символическую и сюжетно-образную структуру»^[49].

Н. А. Шогенцукова в "Опыте он-тологической поэтики", следуя за постановкой проблемы Л. В. Карасевым, между тем, отходит от герменев-тики, актуализируя возможности мифопоэтики и художественного символизма. В ее монографии при анализе произведений Э. По, Г. Мелвилла, Дж. Гарднера внимание концентрируется на «мифе, символе, гротеске, аллегории, времени/пространстве, сюжете, композиции, стиле, точке зрения, интертекстуальности, номинологии, цвете, нумерологии, пейзаже, ритме, метафоризме»^[50] Ориентация на мифологическую основу произведения и собственно авторскую мифологию, создаваемую как в произведении, так и в художественной картине мира писателя, придает дополнительные акценты интерпретации художественных практик.

Другой ракурс осмысления онтологической поэтики связан с выявлением художественных универсалий пи-сательской стратегии в соотнесении с христианскими пара-дигмами. В диссертации Е. А. Тро¬фи¬мова, посвященной анализу творчества Ф. М. Достоевского 1860-х годов, дается следующая характеристика метода: «Из некоторых взаимовлияний разных теоретических составляющих возникает массив ОНТОПОЭТИКИ: понять через художественность бытие, раскрыть бытие через язык, прояснить логосность литературы. Онтопоэтика имеет вполне зримый круг идеальных границ: вся христианская словесность, в центре которой – Библия, из нее истекает определяющее значение для художественного смысла, образа, мотива, композиции, сюжета и прочих поэтических средств. ОНТОПОЭТИКА – ПОЭТИКА БЫТИЯ, СТАВШАЯ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ РЕАЛЬНОСТЬЮ» (выделено в первоисточнике. – Э. А.)^[51] Проблема христианской онтологии последовательно раскрывается в работах этого исследователя, посвященных творчеству А. С. Пушкина, В. А. Жуковского^[52].

Литературоведы, обращаясь к онтопоэтике, предметом исследования определяют бытие как универсальную сущность художественного миромоделирования. Разница подходов зависит от того, что становится объектом исследования: художественное целое текста, авторская картина мира или онтология слова.

В. И. Тюпа определяет онтологи-ческий статус литературного текста и порождаемого им смысла как коммуникативное событие, направленное на читателя^[53] При таком подходе художественная реальность априори онтологична. Точечно она может сконцентрироваться в имени, в котором бытие и личность находятся в поле наибольшего соприкосновения. Для данного исследования принципиально важно, что проблема онтологизации слова поставлена в работах, посвященных анализу лирического текста. Именно в лирике номинологические мотивы часто доводятся до философского уровня осмысления.

В докторской диссертации В. П. Океанского онтопоэтика осмыслена как ак-туализация бытийной природы слова: «“онтологизм” выступает не как “способ” изучения слова (в ряду других таких способов), но как бытие самого слова»^[54] (выделено в первоисточнике. – Э. А.). В художественном произведении оно являет собой концентрат смыслов: «в онтологизме поэтики про-задумана герменевтическая активизация имманентных ресурсов самого художественного слова. Следовательно, это – не метод и, таким образом, не "субъект" и даже не "объект" исследования в ряду других возможных "объектов", но это сама "предметная" сфера, само "субстанциональное" лоно нашего научного изучения»^[55] (выделено в первоисточнике. – Э. А.). И далее: «Онтология есть такая собранность Сущего в Бытии, которая может осуществиться-сбыться лишь благодаря Логосу, впервые сопрягающему Всё как Целое из многообразия его ликов и ка-честв, переходов и путей, из тьмы вещей и царящего различия их явлений. Русское слово всегда со-мирно, и в этом его метакультурное родство с древнегреческими языковыми (“логоцентрическими”) возможностями»^[56] Подход, предложенный В. П. Океанским, является продук-тивным, так как позволяет определить онтологический статус номинологии в пушкинскую эпоху в контексте авторской мифо-логии и картины мира.

В предлагаемой монографии исследуется он-тология имени в творчестве русских писателей начала ХIX в. В поле внимания коллективная мифология первых русских романтиков, вошедших в литературное общество "Ар-замас", творчество А. С. Пушкина и М. Ю. Лер¬монтова. Не претендуя на полноту раскрытия проблемы, мы останавливаемся только на тех текстах, в которых наиболее очевиден процесс онтологизации имени, включение его в эстетическую рефлексию.

Литературоведческое исследование имени как онтологической категории определяет новизну предлагаемого исследования. Впервые предметом анализа становятся онтологические модели имянаречения, имявоплощения и имяосмысления, взятые в комплексе и проявленные как в коллективной мифологии первых русских романтиков, так и в отдельной художественной системе.

В круг наиболее важных источников цитиро-вания входят арзамасские документы (письма, протоколы за-седаний, литературные тексты), опубликованные в сборнике: "Арзамас": сборник в 2-х книгах. М., 1994 Ссылки на это издание осуществляются с указанием в круглых скобках названия сборника, тома и страниц. Произведения А. С. Пуш-кина и М. Ю. Лермонтова цитируются по академическим собраниям: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений, 1837–1937: В 16 т. М.; Л., 1937–1959; Лермонтов М. Ю. Сочинения: В 6 т. М.; Л., 1954–1957.

[1] Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Т. 2. М., 2000. С. 67–68.

[2] Пушкин А. С. Полное собрание сочинений, 1837–1937: В 16 т. Т. 3.1. М., Л., 1948. С. 210.

[3] Васильева Н. В. Собственное имя в мире текста. М., 2005; Виноградо-ва Н. В. Имя литературного персонажа: материалы к библиографии // Литературный текст: проблемы и методы исследования Тверь, 1998. Вып. IV. С. 157–197; Кова-лев Г. Ф. Библиография отечественной литературной ономастики // Ковалев Г. Ф. Ономастические этюды: писатель и имя. Воронеж, 2001. С. 15–208; Ли-хачев Д. С От исторического имени литературного героя к вымышленному // Известия АН СССР Отделение языка и литературы. М., 1956. С. 301–314; Лотман Ю. М. Мир собственных имен // Лот-ман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 52–63; Магаза¬ник Э. Б. Эстафета имен и творческая преемственность в литературе (Переклички: Онегин – Арбенин и Арбенин – Каренин) // Вопросы ономастики: Труды Самарканд. ун-та. 1976 Вып. 284. С. 117–124 и др.

[4] Имя – сюжет – миф. Межвузовский сборник. СПб., 1996; Чужое имя / Альманах "Канун". Вып. 6. СПб., 2001; Имя: Семантическая аура. М., 2007; Семантика имени (Имя–2). М., 2010 и др.

[5] См.: Имя текста, имя в тексте: Сб. научных трудов Тверь, 2004.

[6] Бухаркин П. Е. Мечта в русской традиции Историческое и трансистори¬ческое в развитии имени // Имя – сюжет – миф Межвузовский сборник. СПб., 1996. С. 178–194.

[7] Гачев Г. Д. Образ в русской художественной культуре. М., 1981. С. 61.

[8] Там же. С. 61.

[9] Виноградова Н. В. Имя персонажа в художественном тексте: функцио¬наль¬но-семантическая типология. Автореферат диссертации… к.филол.н. Тверь, 2001.

[10] Магазаник Э. Б. Ономастика // Краткая литературная энциклопедия. Т. 5. М., 1968. С. 442–443.

[11] Ковалев Г. Ф. Ономастические этюды: писатель и имя. Воронеж, 2001.

[12] Мароши В. В. Имя автора (историко-типологические аспекты экспрес¬сив¬ности). Новосибирск, 2000. С. 6.

[13] Там же. С. 7.

[14] Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф – имя – культура… С. 62.

[15] Топоров В. Н. "Бедная Лиза" Карамзина: опыт прочтения. М., 2006. С. 99–104.

[16] Там же. С. 321–421.

[17] Пеньковский А. Б. Нина. Культурный миф золотого века русской лите¬ратуры в лингвистическом освещении. Изд. 2-е исправленное и дополненное. М., 2003.

[18] Душечкина Е. В. Светлана. Культурная история имени. СПб., 2007.

[19] См., на-пример, наблюдения о наполеоновском мифе Пушкина и Стендаля: Вольперт Л. И Пушкин в роли Пушкина. М., 1998. С. 293–310.

[20] Виролайнен М. Н. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности. СПб., 2003.

[21] Гаспаров Б. М. Поэтический язык Пушкина СПб., 1999.

[22] Хроника Афонского дела (составлена С. М. Половинкиным) // Начала. Религиозно-философский журнал № 1–4 Имяславие. Вып. I. М., 1996. С. 7–42; Лосев А. Ф. Имяславие // Лосев А. Ф Имя. Избранные работы, переводы, беседы, исследования, архивные материалы СПб., 1997. С. 7–17.

[23] Лосев А. Ф. Имя. Избранные работы… СПб., 1997. С. 32.

[24] Лосев А. Ф. Философия имени. М., 1990. С. 20.

[25] Там же. С. 33.

[26] Флоренский П. А. У водоразделов мысли // Флоренский П. А., священник. Сочинения: в 4 тт. Т. 3 (2). М., 2000.

[27] Булгаков С. Н. Философия имени. СПб., 1998. С. 269.

[28] Булгаков С. Н. Философия имени. С. 270.

[29] Ср.: Гоготишвили Л. А. Лингвистический аспект трех версий имяславия // Лосев А. Ф. Имя. Избранные работы… С. 580–614; Иоффе Д. Русская религиозная критика языка и проблема имяславия (о. Павел Флоренский, о  Сергий Булгаков, А. Ф. Лосев) // Критика и семиотика. Вып. 11, 2007. С. 126–127.

[30] Флоренский П. Имена // Опыты. Литературно-философский сборник. М., 1990. С. 351–413.

[31] Бонецкая Н. К. Философия имени // Булгаков С. Первообраз и образ: сочинения в 2 тт. Т. 2. СПб., М., 1999. С. 387

[32] Лосев А. Ф. Философия имени. М., 1990; Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993.

[33] Барабаш Р. И. Импульс имяславия в творчестве младосимволистов // Вестник Российского университета дружбы народов. 2010. № 2 С. 14–23; Сурат И. З. Превращение имени // Новый мир. 2004. № 9 С. 151–168.

[34] См.: Афа-насьева Э. М. Имяславские мотивы стихотворения Осипа Мандельштама "И поныне на Афоне…" // Духовные начала русского искусства и просвещения. Материалы VIII Международ. Конференции. Великий Новгород, 2008. С. 303–307.

[35] См.: Афа-насьева Э. М. "Молитва" в русской лирике XIX в.: Логика жанровой эволюции: диссертация ... канд. филол. наук. Томск, 2000; ее же: Русская стихотворная "молитва" XIX века. Антология / Вступит. статья, составление, комментарий Э. М. Афанасьевой. Томск, 2000; Имя возлюбленной и молитвенный дискурс в творчестве Ф. И. Тютчева и А. И. Куприна // Женские образы в русской культуре. Кемерово, 2001. С. 16–24; Молитва: архаичные формы и поэтический эксперимент в "Антологии гнозиса" // Актуальные направления функциональной лингвистики. Томск, 2001. С. 124–132; «Отцы пустынники и жены непорочны…» К проблеме религиозного диалога А. С. Пушкина и П. А. Вяземского // Временник Пушкинской комиссии. Вып. 28. СПб., 2002. С. 137–141; "Я так молилась: «Утоли". Природа молитвенного диалога Лермонтова и Ахматовой // Русская литература ХХ – ХХI веков: проблемы теории и методологии изучения. Материалы научной конференции 10–11 ноября 2004 года. М., 2004. С. 356–360; "Отче наш…" в русской лирике XIX века // Вестник Томского государственного университета. Вып. 3 (40). 2004, № 3. С. 50–55; Молитвенная лирика Ф. И. Тютчева // Духовные начала русского искусства и образования. Великий Новгород 2005. С. 180–190; Архитектоника русской стихотворной молитвы // Studia Slavica Savariensia. 1–2. 2008. Szombathely Сомбатхей, 2008. С 7–15 и др.

[36] Бахтин М. М. К философским основам гуманитарных наук // Бах-тин М. М. Собрание сочинений. Т. 5. М., 1997. С. 8

[37] Доброхотов А. Л. Онтология // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 458.

[38] См., на-пример: Семенов В. В. Две концепции онтологии // Философские исследования. № 3, 2006. С. 96–110.

[39] Карасев Л. В. Гоголь и онтологический вопрос // Вопросы философии. 1993. № 8. С. 85–96, он же: Онтологический взгляд на русскую литературу М., 1995; Карасев Л. В. Русская идея (символика и смысл) // Вопросы философии. 1992. № 8. С. 92–104; Карасев Л. В. Онтология и поэтика // Вопросы философии. 1996. № 7. С. 55–82.

[40] Шогенцукова Н. А. Опыт онтологической поэтики М., 1995.

[41] Трофимов Е. А. Творчество Ф. М Достоевского 1860-х годов: Онтопоэтический аспект: автореферат дис. канд .филол. наук., Иваново, 1999; Трофимов Е. А. Метафизическая поэтика Пушкина. Иваново, 1999.

[42] Карасев Л. В. Гоголь и онтологический вопрос // Вопросы философии. 1993. № 8. С. 85–96.

[43] Карасев Л. В. Онтологический взгляд на русскую литературу. М., 1995. С. 94–95.

[44] Там же. С. 94–95.

[45] Там же. С. 96.

[46] Карасев Л. В. Онтологическая поэтика (краткий очерк) // Эстетика. Вчера. Сегодня. Всегда. Вып. 1. М., 2005. С. 91–113.

[47] Карасев Л. В. Онтологический взгляд на русскую литературу... С. 93.

[48] Там же. С. 5.

[49] Цуканов А. Л. Онтологическая поэтика // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001. С. 694.

[50] Шогенцукова Н. А. Опыт онтологической поэтики М., 1995. С. 22.

[51] Трофимов Е. А. Творчество Ф. М Достоевского 1860-х годов: Онтопоэ¬ти¬ческий аспект… С. 2–3.

[52] Трофимов Е. А Иконография "Невыразимого" // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература: Исследования и материалы. Иваново, 1998 С. 7–19.

[53] Тюпа В. И. Аналитика художественного. М., 2001. С. 10–36.

[54] Океанский В. П. Русская метафизическая лирика XIX века: Е. А. Бара-тынский, А. С. Хомяков, Ф. И. Тютчев (поэтика пространства). Диссертация… доктора филол наук. Иваново, 2002. С. 8.

[55] Океанский В. П. Русская метафизическая лирика XIX века: Е. А. Баратын-ский, А. С. Хомяков, Ф. И. Тютчев (поэтика пространства). С. 8.

[56] Там же. С. 11.

Об авторе

Афанасьева Эльмира Маратовна

Доктор филологических наук, литературовед, главный научный сотрудник Государственного института русского языка имени А. С. Пушкина, руководитель Пушкинских проектов Института Пушкина. Автор более 180 публикаций по русской литературе, фольклору, цифровой образовательной среде. С 1990-х гг. занимается изучением молитвенного дискурса русской поэзии. В 2000 г. издала книгу «Русская стихотворная „молитва“ XIX века. Антология». Поэтике стихотворной молитвы посвящено более 50 работ, среди них статьи о молитвенном дискурсе первого национального гимна России «Боже, Царя храни!», молитве в творчестве А. С. Пушкина, П. А. Вяземского, М. Ю. Лермонтова, Ф. И. Тютчева, А. А. Ахматовой, С. А. Есенина, О. Э. Мандельштама и др. Является автором онлайн-курсов по русской литературе XIX в. (в том числе по творчеству А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова), реализуемых на портале «Образование на русском». Научный руководитель цикла вебинаров «А. С. Пушкин и феномен русской классики», в котором участвуют ведущие литературоведы и лингвисты России и зарубежья, исследующие творчество А. С. Пушкина.