URSS.ru Магазин научной книги
Обложка Парсегова Г.З. Письма об Испании: 160 лет спустя Обложка Парсегова Г.З. Письма об Испании: 160 лет спустя
Id: 176691
599 р.

Письма об Испании:
160 лет спустя. Изд. стереотип.

2014. 224 с.
Белая офсетная бумага
  • Мягкая обложка

Аннотация

На создание настоящей книги автора вдохновили "Письма об Испании" Василия Петровича Боткина, замечательного русского публициста XIX века. Спустя 160 лет после испанского путешествия Боткина московский журналист Галина Парсегова отправилась по его маршруту, побывав в восьми городах Испании: Витории, Бургосе, Мадриде, Кордове, Севилье, Кадисе, Малаге и Гранаде.

Книга адресована всем любителям путешествий, и в первую очередь --- тем, кто выбирает... (Подробнее)


Оглавление
top
Предуведомление
I Испанское "ожерелье" Василия Боткина
1Имя
2Жизнь
3Книга
II Путешествие
4Москва–Мадрид
5Витория: семейный очаг
6Бургос: дорогой пилигримов
7Мадрид: ворота солнца
8Кордова: патио Испании
9Севилья: по следам Дон Жуана
10Кадис: другая Андалусия
11Малага: гадкий утенок, прекрасный лебедь
12Гранада: вздох мавра

Предуведомление
top
Памяти моих родных, не видевших Испании

В 1845 году Василий Петрович Боткин, известный литературный критик и публицист, старший брат прославленного доктора Сергея Петровича Боткина, совершил путешествие в Испанию, бывшую для России в то время, по словам Виссариона Белинского, terra incognita. Вернувшись на родину, Боткин написал книгу очерков "Письма об Испании". Сегодня это библиографическая редкость. Между тем "Письма об Испании" остаются одним из самых заинтересованных и эмоциональных свидетельств путешественника, открывающего для себя и своих читателей удивительную далекую страну.

160 лет спустя я отправилась по испанскому маршруту Василия Боткина, чтобы напомнить о его замечательной книге и своими глазами увидеть все то, что он с такой любовью описывает на ее страницах.


Из первоя части. Испанское "ожерелье" Василия Боткина
top

Имя

Василий Петрович Боткин принадлежал к старинному русскому роду "торговых людей", известному еще с 1646 года по переписной книге города Торопца, что на Валдае. В конце XVIII века отец Василия Петровича, Петр Кононович Боткин, вслед за братом Дмитрием перебирается в Москву. Здесь, на Маросейке, в тихом Петроверигском переулке, до сих пор сохранилось здание усадьбы Боткиных. Символично, что сейчас в этом здании разместился "Мостуризм", ведь Василий Петрович был страстным путешественником. Но никакой мемориальной таблички на здании, увы, нет.

Купеческая династия Боткиных стоит в русской истории в одном ряду с такими известными предпринимателями, как Мамонтовы, Бахрушины, Третьяковы. Василий Петрович Боткин был старшим сыном в многодетной семье 1Нй гильдии купца Петра Кононовича Боткина, одного из пионеров чайного дела в России. В 1854 году он организовал свой торговый дом, сорок лет спустя превратившийся в акционерное общество "Товарищество чайной торговли "Петра Боткина сыновья"". Оно просуществовало вплоть до революции 1917 года. "Семья Боткиных, несомненно, одна из самых замечательных русских семей, которая дала ряд выдающихся людей на самых различных поприщах. Некоторые ее представители до революции оставались промышленниками и торговцами, но другие целиком ушли в науку, в искусство, в дипломатию и достигли не только всероссийской, но и европейской известности", – пишет в книге "Москва купеческая" П.А.Бурышкин.

Известно, что младший из братьев Боткиных, Михаил Петрович, художник и искусствовед, академик живописи, живший на Васильевском острове в Петербурге, почти полвека собирал свою коллекцию. Большая часть его собрания находится сейчас в Эрмитаже. А Дмитрий Петрович Боткин, возглавивший после смерти Василия Петровича семейное дело (он жил в Москве на Покровке), был председателем Московского общества любителей живописи, другом П.М.Третьякова и помогал ему собирать, а то и приобретать картины. Полотна из его собственной коллекции хранятся в Музее изобразительных искусств им.Пушкина. Их сестра, Мария, была замужем за поэтом Афанасием Фетом.

В наши дни эта фамилия – Боткин – увековечена в названиях многих российских улиц и учреждений. Но таким образом Родина почтила память лишь одного их девяти братьев Боткиных: прославленного доктора-клинициста Сергея Петровича Боткина. Он был первым лейб-медиком при дворе императора Александра II, а затем и Александра III. А его сын, доктор медицины Евгений Сергеевич Боткин, племянник Василия Петровича, – лейб-медиком семьи последнего русского императора Николая II. Он вместе с царской семьей уехал в Екатеринбург и разделил ее участь. В письме родным он писал: "Я не поколеблюсь покинуть своих детей круглыми сиротами, чтобы исполнить свой долг до конца – как Авраам не поколебался по требованию Бога принести ему в жертву своего единственного сына..."

Чудом удалось спастись внучке Сергея Петровича и дочери Евгения Сергеевича, Татьяне. Этому посодействовал белогвардейский офицер Константин Мельник, который впоследствии стал мужем Татьяны. Они эмигрировали из страны, и во Франции у них родился сын Константин. Константин Константинович Мельник – крупный политолог и писатель. В России он бывает не часто. Его мать, Татьяна Евгеньевна Боткина, тоже попробовала себя в качестве писательницы: ее перу принадлежит роман "Найденная Анастасия" – о Великой княжне Анастасии Романовой, с которой она была дружна в детстве и юности. А другой внук Сергея Боткина – замечательный хирург Сергей Чехов-Боткин создал в послевоенной Франции скорую помощь "Самю".

И еще об одном Боткине я хочу вспомнить, – Сергее Михайловиче, сыне Михаила Петровича. Еще в детстве он увлекся книгой своего дяди "Письма об Испании" и стал филологом, испанистом. Он прожил всего тридцать лет, но успел многое. Его перу принадлежат монографии о святой Тересе из Авилы и драматурге Руисе де Аларконе, около десятка статей об испанской литературе.


Из второй части. Путешествие
top

Москва–Мадрид

...15 апреля 2006 года. Ночь. Самолет авиакомпании "Иберия" только что приземлился в аэропорту Барахас. Паспортный контроль прохожу очень быстро: здесь работают исключительно молодые парни, которые управляются с каждым из нас едва ли не за минуту. Крупнейший испанский авиаперевозчик принимает пассажиров в новом, четвертом терминале. Он открылся совсем недавно, в феврале этого года. Аэровокзал, куда пассажиров привозят на поездах собственной подземки, сверкает новизной и чистотой, которую поддерживают ловко маневрирующие на специальных машинах уборщицы. Волнистый потолок, обилие желтого цвета в декоративном оформлении. Он эффектно сочетается с массивами зелено-бутылочного стекла под ногами. Под яркими, как весенние лужайки зелеными зонтиками – стойки с информационными брошюрами для туристов. Красными неоновыми ручейками стекают по четырем узким и длинным экранам буквы рекламы, очерчивая пространство, отданное магазинам.

В огромном зале постоянное движение: поезда привозят пассажиров с прибывающих со всего света рейсов, и толпы людей, одетых кто в свитера и плащи, а кто в сарафаны и шорты, получают багаж и растворяются в сумерках Мадрида. Молодежь, получив свои чемоданы, резвится, катаясь на багажных тележках. Здесь действительно впору кататься на роликах, особенно после полуночи, когда рейсов становится все меньше и жизнь на время замирает – до раннего утра. Достаю карту Испании. "Шкуру быка" – назвал ее древнегреческий географ Страбон. Это сравнение любил повторять Федерико Гарсиа Лорка. В который раз с наслаждением погружаюсь в мир названий, которые звучат, как поэзия: Кордоба, Севилья, Гранада. В памяти вдруг всплывает давняя, почти анекдотическая история, которую мне рассказала подруга, искусствовед Ярославского художественного музея. Как-то она поехала в командировку в северную деревню Починок. Заблудилась. А когда обратилась к местному жителю за помощью, тот огорошил ее встречным вопросом: "А тебе который Починок – Вражий или Поганый?"...

Ровно в шесть утра выхожу в город. Автобус, отходящий от терминала, довозит меня и еще нескольких пассажиров ночных рейсов до автовокзала у метро Авенида Америка. Здесь мне нужно пересесть на метро, чтобы добраться до другого автовокзала, на Алваро Мендес – такую информацию я получила в аэропорту. Мадридское метро в первый момент кажется ужасным – после красот и роскоши московского оно выглядит серым бункером. Длинные переходы, лестницы (в Мадриде, как и в Москве, 12 линий) – с багажом передвигаться утомительно. Позже, освоившись, я оценила достоинства мадридской подземки: здесь, не в пример нашей, легко дышится и нет давки. А красоты... В конце концов, метро – это только средство передвижения, и оно в первую очередь должно быть удобным. Но я отвлеклась. Так вот, информация оказалась ошибочной: с вокзала на Алваро Мендес автобусы идут не на север, откуда начинается мой маршрут по Испании, а на юг, и после возвращения в Мадрид мне надо будет отправляться по городам Андалусии именно отсюда. Раздосадованная, отправляюсь обратно, на тот самый автовокзал, в двух шагах от которого уже побывала этим утром. Зато здесь я без всяких проблем беру билет до Витории на ближайший рейс, выпиваю чашечку кофе с молоком в местном баре и с удовольствием усаживаюсь в комфортабельный автобус. Автовокзал находится под землей и в призрачном, вымученном свете неона кажется, что еще глубокая ночь, и день никогда не начнется. Но скоро автобус выныривает на божий свет, и оказывается, что давно светит солнце. Настроение резко улучшается, и уже не хочется отрываться от чисто вымытого окна, за которым – Испания.

Дорога... Как я люблю эти мгновения, когда машина трогается с места, и начинается путешествие! Ровно шуршат шины, и гладкий асфальт послушно струится под колесами. За каждым поворотом ждут открытия, и тайна неизведанного будоражит и волнует. Достаю блокнот и пытаюсь записывать свои первые впечатления. Но волнение не дает мне сосредоточиться, и я отдаюсь своей радости, удовольствию просто мчаться вперед. Просто смотреть в окно и с интересом читать дорожные указатели, впитывать красоту разворачивающихся перед моими глазами картин. Красноватая, особенно яркая после ночного дождика земля, морщинистые склоны далеких холмов, скалистые глыбы причудливых очертаний. Словно раскинулось, куда ни взглянешь, цветастое лоскутное одеяло, напоминающее о полотнах Рериха. Красота испанской природы не расслабляет или умиротворяет, – она зажигает чувства, провоцирует их взрыв. Испания – не нежность, но одухотворенная страсть.

Чем ближе к Бургосу, тем чаще появляются автобусы, носящие имя легендарного национального героя Испании, Сида Кампеадора, а в ста километрах от города – и дорожный указатель, напоминающий, что здесь начинаются земли Сида. По дороге в Виторию автобус делает остановку на автовокзале Бургоса. Выхожу на площадь перед вокзалом и совсем рядом, за крышами домов, вижу кружевные шпили башен легендарного Бургосского собора. Кажется, до них – рукой подать, они влекут к себе, но до отправления автобуса всего пятнадцать минут. Что ж, уже через несколько дней я вернусь сюда и увижу все-все...

и циник, провел молодые годы в развлечениях, нимало не заботясь о своем будущем. Но однажды Мигель увидел жуткий сон, в котором присутствовал на собственных похоронах. Это отрезвило его вконец: наутро с постели встал уже совсем другой человек – тот, о котором помнит Севилья. Мигель де Маньяра увековечен здесь в памятнике, мемориальных досках и в главном своем творении – госпитале Ла Каридад. Он основал его, полностью раскаявшись в былых грехах и став рыцарем Ордена Калатравы. Мигелю в ту пору исполнилось тридцать пять лет.

Реальная история его жизни, во многих деталях совпадающая с легендой, проще и трагичней. Мигель де Маньяра родился в богатой семье. Когда ему было три года, умерла его старшая сестра, а за ней и оба брата. Он был совсем юным, когда ушел из жизни отец, а вскоре чума забрала и его мать. Мигеля начинают терзать галлюцинации и ночные кошмары. Спасаясь от навязчивого страха смерти и отчаяния, он, унаследовавший все огромное состояние отца, бросается в разгул. Но женитьба на Иерониме де Мендоса, дочери гранадского аристократа, все меняет. Он счастлив с молодой женой и дорожит семейной жизнью. Однако в 1661 году смерть забирает у него и Иерониму. Мигель отходит от всех дел и вступает в Братство милосердия, существующее в Севилье уже почти два века. Через год его избирают старшим братом – главой Братства. В этой должности он остается шестнадцать лет, до конца жизни. Впоследствии его дважды пытаются канонизировать.

Его портрет кисти Вальдеса Леаля, знаменитого художника и друга, до сих пор висит в зале собраний госпиталя. У него выразительное лицо с усталым взглядом живых, умных глаз. Под портретом – стол, на котором разложены практически все вещи де Маньяра, изображенные на полотне. В этой же зале хранятся его посмертная маска, шпага, книги.

Мигель де Маньяра просил похоронить его в дверях церкви госпиталя, чтобы приходящие топтали его прах – прах грешника. Однако останки раскаявшегося "дона Хуана" покоятся под алтарем молитвенного зала. Слева – ступеньки, ведущие к этой могиле. Здесь целый нижний зал с рядами стульев и саркофагом. А на пороге у главного входа в церковь лежит плита – в память о смиренной просьбе Мигеля де Маньяра.

В молитвенном зале есть несколько полотен и Вальдеса Леаля, и великого Мурильо, среди которых выделяется "Чудо Моисея о воде", которую в народе называют просто "Картина воды". Другое знаменитое полотно Мурильо, "Святой Хуан де Диос сопровождает больного", я не увидела: оно как раз находилось на реставрации в мадридском Прадо, а в Ла Каридад висела копия. Считается, что лицу святого Хуана художник придал черты Мигеля де Маньяра. Знаменитая картина "Так проходит земная слава" Леаля, которая находится здесь же, заставляет содрогаться всех посетителей Ла Каридад: просто чудовищный натурализм! С ним так не вяжется нежная роспись купола зала, напоминающая ситцевые узоры и выполненная все тем же Леалем.

Жизнь госпиталя продолжается: здесь приют для стариков, в котором одновременно могут проживать, получая надлежащий уход, до восьмидесяти человек. Надо сказать, испанские старики остаются бодры, разменяв и девятый десяток. С одним из таких обитателей приюта, вышедшим прогуляться, я довольно долго беседовала у великолепного фасада церкви Ла Каридад, посвященной святому Георгию, богато декорированного пятью керамическими панно, выполненными умельцами из Трианы, знаменитого мастерового района Севильи. На светлом фоне они изобразили аллегорические фигуры Веры, Надежды и Любви, святого Георгия и Святого Иакова.

Все тот же обитатель приюта показал мне памятник Мигелю де Маньяра, установленный в начале XIX века в садике напротив госпиталя. В бронзе де Маньяра выглядит настоящим мушкетером: щегольская шляпа, плащ, шпага. На руках он держит немощного старика, а, возможно, подростка. Служители Ла Каридад, видя мой интерес, на прощанье дарят мне настенный календарь в сине-белых тонах, иллюстрированный фотографиями госпиталя и его интерьеров. И рассказывают, что на улице Левиес созранился дворец Мигеля де Маньяра. Естественно, я тут же отправляюсь по этому адресу. Он родился в этом трехэтажном особняке третьего марта 1627 года – в среду, как с трогательной дотошностью сообщает мемориальная доска. "Досточтимый слуга Господа" – еще одна строка, которая запомнилась мне из ее текста. Сейчас в доме де Маньяра государственный офис. Его именем названа одна из улиц старого города, упирающаяся в стену Алькасара, увитую щедрыми винно-красными бугенвилиями.


Об авторе
top
photoПарсегова Галина Зиадиновна
Журналист, киновед, член Союза кинематографистов России. Работала в редакциях газет и журналов Самарканда, Ташкента, Ярославля и Москвы. Автор книг «Письма об Испании: 160 лет спустя» (М., URSS), «Влюбленные из Теруэля: Легенды Испании» (М., URSS), «Страна Камино-де-Сантьяго: Самое необычное путешествие по Испании» (М., URSS), а также текста аудиогида «Барселона: Маршрут Гауди» (2009).