Макарова И.Ф. (Ред.). История Балкан:
Судьбоносное двадцатилетие (1856--1878 гг.)

Оглавление

Предисловие В.Н.Виноградов

Данная книга является третьей в издаваемой Институтом славяноведения РАН серии трудов, посвященных истории Балкан XVIII–XIX вв. Два предыдущих тома – "История Балкан. Век восемнадцатый" (М., 2004) и "История Балкан. Век девятнадцатый (до Крымской войны)" (М., 2012). Двадцать два года, последовавшие за Крымской войной (1853–1856), коим посвящена настоящая монография, – историческая веха, воистину судьбоносная в истории полуострова.

В англоязычной литературе Крымская война, со стороны воевавшей против России коалиции, наделяется самыми нелестными эпитетами: ненужная, бесславная, бессмысленная и даже глупая. Ее результаты для союза Великобритании, Франции, Турции, Сардинского королевства и примкнувшей к нему по дипломатической линии Австрии оказались совсем не теми, что ожидались. Предполагалось нанести удар сокрушительной силы по позициям России на Балканах и в Османской империи и тем самым подорвать ее положение в Европе и упрочить державу султана путем проведения в ней реформ. Для этой цели самодержавию по Парижскому договору 1856 г. навязали запрет на содержание военного флота в Черном море, чтобы воспрепятствовать возможным его прорывам в Средиземное, на морские пути Британской империи. На самом деле нужды в подобном запрете не существовало, берега Босфора и Дарданелл были оснащены турецкими тяжелыми орудиями, и прорыв даже мощного британского флота (подобным которому Россия не обладала, броненосная эскадра в Севастополе появилась лишь в середине девяностых годов) был обречен на неудачу. На самом деле Россию с помощью так называемой нейтрализации Черного моря собирались лишить возможности защищать свои южные морские рубежи.

Отечественная дипломатия во главе с однокашником Пушкина по Царскосельскому лицею князем А.М.Горчаковым решительно отбросила основанный на традициях Священного союза николаевский курс на поддержание монархических режимов на охранительных началах, считая своей важнейшей задачей отстаивание интересов страны и обеспечение внешних условий для преобразований, осуществлявшихся в период царствования Александра II.

Османскую империю западные державы собирались укреплять под знаком доктрины статус-кво – сохранения ее власти и влияния на Балканах и введения некоторых европейских правовых норм, включая равноправие жителей, независимо от религиозной принадлежности. Модернизацию они мыслили только на путях европеизации. Об этом говорилось в султанском Хатт-и хумайуне 1856 г. и упоминалось в Парижском мирном договоре, т.е. фиксировалось в акте международного значения. В то время на Западе понимание того, что цивилизация развивается разными путями, включая исламский, еще не вошло в обиход общественного сознания. Турецкие власти и духовенство враждебно восприняли преобразования, мусульманская масса населения не считала "неверных" христиан ровней себе в правах и игнорировала гяурские увлечения султана. Немногочисленные турецкие реформаторы оказались не в состоянии преодолеть инерционный менталитет соотечественников. Вместо укрепления Высокой Порты наступила пора ускоренного ее ослабления. Напротив, несмотря на все препоны, христианские государственные формирования крепли и наращивали силы. Дунайские княжества, Молдавия и Валахия объединились, образовав Румынию. Быстро обретала самостоятельность Сербия. В 1866 г. она бросила вызов всей системе османского господства, инициировав создание Балканского союза. Первый блин вышел комом, союз потерпел неудачу. Но ведь следовало ожидать новых попыток. Независимое Греческое королевство пополнилось островами Ионического архипелага. Болгария обрела национальную церковную организацию.

Давно прошли те времена, когда христианские представители, даже будучи в высоком ранге, смиренно отвешивали в султанских и великовизирских покоях земные поклоны. Теперь князья Румынии и Сербии удостаивались в Стамбуле высоких орденов и принимали в подарок украшенные драгоценными камнями сабли. Но не в подачках султанского двора нуждались славяне, а в свободе. Все горше и одиознее становилась зависимость от одряхлевшей и захиревшей державы, отягощенной фантастическим по размеру государственным долгом, утратившей контроль над собственными финансами.

Антироссийская коалиция держав "расползлась" по швам еще на Парижском конгрессе в спорах вокруг объединения Молдавии и Валахии и образования Румынского государства. Оформились две группировки держав – вовсе не по признаку их роли в войне. В одну входили Франция, Россия, Пруссия и Италия, в другую – Великобритания, Турция и Австрия. В 1859 г. Франция и Италия воевали с Австрией и сократили ее балканские аппетиты.

Россия не оказалась в международной изоляции, подтвердились слова Екатерины Великой: Европа больше нуждается в России, чем Россия в Европе. Первым соискателем дружбы с ней выступил император французов Наполеон III, балканские претензии которого уступали австрийским и не столь тревожили Петербург. Россия лишилась права на покровительство над православными подданными султана, все христиане ставились под коллективную гарантию держав. Но она оставалась в глазах православных единственной противницей доктрины статус-кво и их опорой в борьбе за национальное освобождение. Крепло сознание, что лишь новая русско-турецкая война позволит христианам добиться цели. Поэтому расчеты Запада на падение ее влияния были шиты белыми нитками. В 1871 г. Горчакову удалось добиться отмены запрета на содержание военного флота в Черном море. С полной очевидностью обозначился провал затеянных в Турции реформ на европейский манер.

Российская дипломатия столкнулась со сложностью и запутанностью территориальных противоречий в регионе, вскоре превративших его в "пороховой погреб Европы". В ходе последней русско-турецкой войны 1877–1878 гг. России реально угрожало столкновение с коалицией Великобритании, Турции, Австро-Венгрии и Румынии.

На Берлинском конгрессе 1878 г. Россия встала одна против всех. Но было стерто все, что еще оставалось от Парижского трактата 1856 г.: возвращена Южная Бессарабия, присоединены Карс, Батум и Ардаган в Закавказье, поставлен крест на пресловутой доктрине статус-кво, удалось достичь международного признания государственной независимости Румынии, Сербии и Черногории, решить в пользу России вопрос о развитии христианских областей Юго-Восточной Европы, восстановить после почти полутысячелетнего небытия государственность болгарского народа. Османской империи был нанесен удар, от которого она оправиться уже не могла.

Обо всем этом, а также о триумфе и драме победителя в войне 1877–1878 гг. повествует наша книга.

Заключение В.Н.Виноградов

Берлинский трактат 1878 г. был встречен российской общественностью со скорбью, его сочли крупным провалом отечественной дипломатии. И Александр II, и князь А.Н.Горчаков оценили конгресс как самое печальное событие в своей карьере. Несомненно, что учиненная в Берлине расправа над Сан-Стефанской Болгарией сыграла немалую роль в подобной оценке. Территориально произошло безжалостное сжатие, страна делилась на две части: на севере, до Балканского хребта плюс София и Варна к югу от него – княжества с широкой автономией, юг был переименован в Восточную Румелию и остался под турецкой властью.

Но значение каждого исторического события определяется не настроениями общественности, какими бы праведными они ни были. Судьей выступает история. Только она позволяет взвесить и оценить перспективы развития балканских народов после конгресса. Итоги впечатляют. За 30 с небольшим лет их государства настолько окрепли, что в Первой балканской войне 1912 г. вооруженные силы Болгарии, Сербии, Греции и Черногории за один месяц наголову разгромили турецкую армию. Конгресс склонился перед волей России и признал государственную независимость Сербии, Черногории и Румынии. До этого все державы отвергали саму мысль о подобном решении. Но бросить вызов победоносной России не решился никто. А сие означало полную перекройку баланса сил на полуострове. Отныне не Османская империя, а христианские государства задавали здесь тон. Турецкая империя покатилась далее к своему развалу, что и произошло после Первой мировой войны.

Не меньшее, а даже большее воздействие оказала война 1877–1878 гг. на развитие общеевропейских геостратегических процессов. Рухнула направленная против России вековая доктрина статус-кво – сохранения на Балканах власти и влияния Турецкой империи. Сохранять стало просто нечего. Британская дипломатия спохватилась, что, направив все силы против России, она проспала невиданные изменения в Германской державе. В 1897 г. рейхстаг Германии принял судьбоносное решение: предоставил кредит на строительство большого флота, способного бросить вызов владычице морей.

Режим Луи Наполеона во Франции отчаянно цеплялся за Парижский мирный договор 1856 г., его постылую для России статью о запрете держать флот на Черном море. Статья, по сути, была бессмысленной: Босфор и Дарданеллы – узкие протоки, по обеим берегам каждого дислоцированы сотни турецких орудий. Ни один флот, даже самый могучий, не был способен прорваться через них. Артиллеристы могли зажмурясь расстреливать в упор тяжелые броненосные суда. Лишать Россию флота в Севастополе не имело смысла. Расплатился Париж за свою политику страшной ценой: в 1870 г. в войне с Пруссией Франция потерпела поражение, равное национальной катастрофе, и лишилась провинций Эльзаса и Лотарингии. У Франции не оказалось ни союзников, ни друзей. Никто не подал ей руку помощи.

Избавить Францию от подобного бедствия могла одна Россия – но, разумеется, при другой политике Парижа. А там наступило мучительное переосмысливание прошлого, был взят курс на сближение с Россией. Характерно, что в 1877–1878 гг. Франция не примкнула к антироссийской группировке Турция – Великобритания – Австро-Венгрия – Румыния. Президент республики заявил: Париж сохранит нейтралитет. В России Франция обрела сторонника в лице самого императора Александра III. От мысли об установлении в Европе гегемонии Пруссо-Германии ему было не по себе. После отставки и смерти "железного канцлера" высокий пост занял кавалерийский генерал Л.Каприви, легко расставшийся с наследием осторожного предшественника. Принятое втайне решение не останавливаться перед войной одновременно с Россией и Францией делало ситуацию особенно опасной. Александр III выступал продуманно и логично: все же надо поторопиться со сколачиванием коалиции двух стран, чтобы не позволить разбить их поодиночке. Высказывания царя становились все решительнее и решительнее: "Сговориться с французами и, в случае войны между Францией и Германией, тотчас же броситься на немцев, чтобы не дать им времени разбить сначала Францию, а потом броситься на нас". Стародумы от политики, сторонники ориентации на Союз трех императоров, были ошарашены. Министр иностранных дел Н.К.Гирс даже поворчал в узком кругу почти про себя: "Его императорское величество молол такой вздор, проявлял дикие инстинкты". Но тот же Гирс в своем официальном статусе воплотил дикие инстинкты в жизнь, проведя переговоры с французской стороной и заключив с ней пакт о военно-политическом союзе на основе полного равноправия.

Личность царя накладывала отпечаток на государственную деятельность. Его державной воле не мог перечить никто. Осуществляли ее министры-исполнители, Гирс в том числе. И не анекдот это, а правда: когда министр отправлялся на доклад к императору, его помощник шел в Божий храм, чтобы способствовать успеху аудиенции. На том гегемония австро-германского блока в Европе завершилась.

Пришло время сдвига и в англо-российских отношениях, в которых появилась амурная нить. Наследник – цесаревич Николай Александрович предложил руку и сердце Гессенской принцессе Алисе, приходившейся внучкой королеве Виктории и воспитывавшейся при британском дворе. Летом 1891 г. Кронштадт посетила французская эскадра. Встречали моряков торжественно и пышно, но в то же время тепло и дружески. Приемы и обеды следовали один за другим, группа моряков посетила и первопрестольную столицу. Все это выходило за рамки обычных представлений об обмене любезностями. Во французской печати появились упоминания о "кронштадтском годе". Никогда еще корабельный визит не объявлялся центральным событием мирового значения. Но пресса не впадала в преувеличения. Обмен салютами в Кронштадте являлся внешним проявлением стремления двух стран к тесному военно-политическому сотрудничеству.

Англичане зорко следили за сближением Парижа и Петербурга и делали из него далеко идущие выводы. В марте 1892 г. морские лорды составили записку на имя премьер-министра маркиза Солсбери, который на ее основе подготовил меморандум для кабинета. По содержанию своему он ставил крест на всей прежней британской политике на Ближнем Востоке. Врываться в Черноморские проливы становится отныне опасным, констатировал премьер-министр. Можно очутиться между возрождаемым российским Черноморским флотом и подтянутой к Дарданеллам французской эскадрой и оказаться в мешке. Формирующийся франко-российский союз уже влиял на британские политические умы. Сорок лет защита Константинополя являлась основой британской политики на Востоке. Продолжение ее стало невозможно, а потому и недопустимо. Уже публично стали раздаваться выступления, прежде совершенно немыслимые. Первый лорд адмиралтейства Л.Гошен заявил в парламенте под аплодисменты: "Мы свободны от каких-либо обязательств по ее (Турецкой империи. – B.B.) сохранению". Влиятельный министр колоний Дж.Чемберлен полагал, что следует вместе с Россией "прекратить состояние банкротства, в котором пребывает больной человек". Кайзер Вильгельм попытался было возродить в Петербурге подозрение в отношении Британии. Он сообщил о наличии у входа в Дарданеллы английской эскадры в 18 вымпелов, вполне способной проникнуть в Черное море. Но на сей раз запугивание не подействовало.

Настала пора разомкнуть уста и во внешних британских сношениях. Наиболее удобный случай представился во время встречи Николая II с маркизом Солсбери ранней осенью 1896 г. в Балморале, королевской резиденции в Шотландии. Возможно, Солсбери побудило вступить в разговор то обстоятельство, что в 1895 г. морские лорды повторили свой тревожный демарш перед кабинетом. Во время свидания маркиз сформулировал британскую позицию, обдумывая каждое слово и представляя ее как свою личную. России не следует прибегать к захватам, но, "если Франция, Австрия и Италия отнесутся благоприятно к установлению контроля России над Проливами, Англия не станет упорствовать в одиночку в своих возражениях, а займется поисками соответствующей договоренности". Однозначной оценки встреча в Балморале не получила ни в Великобритании, ни в России. Пессимисты не придавали ей большого значения: никаких документов не подписано, никаких обязательств не принято. Поговорили и разошлись. Оптимисты подчеркивали: можно, по крайней мере, сказать, что вето на переговоры о Проливах снято. Дальнейшие события подтверждают справедливость оптимистической оценки результатов свидания. Произошло изменение в трактовке важнейших геостратегических проблем. Никто раньше не мог даже предположить, что через 12 лет Великобритания станет союзником России. Крестным отцом Сердечного согласия – Антанты – станет английский король Эдуард VII. В молодости у него сложилась репутация плейбоя, гуляки, незадачливого студента, доставлявшего много хлопот своему заботливому отцу принцу Альберту. Но на престол он вступил пожилым человеком, обзаведясь обширными и полезными связями в дворцовых, аристократических и финансовых кругах Европы. Лютая ненависть к племяннику, кайзеру Вильгельму II, придавала ему энергию и силы для борьбы. Именно его свидания с французским президентом в 1904 г. и с Николаем II в 1907 г. предшествовали подписанию официальных актов о создании Антанты. Встречу в Балморале можно считать отправной точкой этих великих событий.

Что же касается Балкан, то историческим итогом войны 1877–1878 гг. здесь стали изменения европейского масштаба. Сербия по Берлинскому трактату 1878 г. увеличила свою территорию на 11 тыс. км$^{2}$, Черногория – вдвое, Греция приобрела провинцию Фессалия и часть Эпира, Румыния – Северную Добруджу, северная часть Болгарии получила широкую автономию. Впрочем, противоестественный раздел Болгарии на две части не выдержал испытания временем и рухнул уже через 10 лет. Показательно, что никаким международным кризисом объединение Болгарии не сопровождалось.

Однако, вопреки приобретениям, все балканские народы остались в итоге недовольны результатами раздела османского наследства. И тут, обращаясь к суровой действительности, мы должны признать, что даже чисто теоретически невозможно начертить демаркационную линию, которая удовлетворила бы всех.

История распорядилась так, что этносы на Балканах располагались чересполосно. Ситуация осложнялась их длительным проживанием на территории различных государственных образований. Кроме того, в балканской ментальности существовала традиция не скромничать в определении численности своего народа, а национальные программы обнаруживали склонность к приписыванию себе земель соседей. Последнее обстоятельство создавало дополнительные сложности при создании коалиций.

В 1913 г. великий союз балканских народов прекратил существование, его участники перессорились и передрались друг с другом. Вторая балканская война получила название Межсоюзнической, за Балканами укрепилось название порохового погреба Европы. Но тени не должны заслонять свет и умалять великие свершения на Балканах, ставшие итогом последней русско-турецкой войны.