|
Оглавление
От автора
Введение
Вопрос о том, как строится предложение вообще и как оно строится в частности в том или ином конкретном языке (на определенном этапе его исторического развития), относится к числу наиболее трудных в лингвистической науке. Этот вопрос является трудным прежде всего потому, что среди лингвистов до сих пор нет полной договоренности о содержании самого термина "предложение" и остается неясным, например, не только объем подлежащих здесь рассмотрению фактов, но и то, как, под каким углом зрения эти факты должны рассматриваться и освещаться. Акад. Л. В.Щерба в свое время писал: "Смешно спрашивать: что такое предложение? Надо установить прежде всего, что имеется в языковой действительности в этой области, а затем давать наблюденным явлениям те или другие наименования". Однако в приведенном высказывании Л.В.Щербой ставится по существу неразрешимая задача, содержащая два неизвестных: ведь для того чтобы наблюдать и как-то квалифицировать относящиеся к данной области явления, она, эта область, должна быть четко очерчена, т.е. определена и ограничена заранее. Но именно здесь-то мы и сталкиваемся с наличием разных, подчас противоречивых мнений и суждений. В истории отечественного языкознания понятие предложения как предмета синтаксиса и предмет этой науки в целом трактовались различными учеными далеко не однозначно. Первоначально и на протяжении длительного времени синтаксическая теория разрабатывалась у нас преимущественно или исключительно как учение о предложении. Ведущим и определяющим в этой теории было в общем верное представление о том, что целенаправленная организация и реализация всех значимых элементов языка осуществляется в предложении и что поэтому анализ предложения со стороны его значения, состава и строения должен выявить особенности и закономерности синтаксического строя языка с исчерпывающей полнотой. Именно в этом плане и с соответствующей целевой установкой пытался воссоздать картину русского синтаксиса один из видных отечественных языковедов и методистов прошлого, столетия – Ф.И.Буслаев. Как известно, Ф.И.Буслаев в подходе к фактам языка придерживался в основном логико-грамматической концепции, хотя он и не был ее последовательным сторонником. Видя главную задачу синтаксиса в изложении "законов сочетания слов", Ф.И.Буслаев вместе с тем (в соответствии с установившейся традицией) считал, что такие законы действуют в предложении, отражая в конечном счете законы строения логического суждения. Предложение если и не тождественно суждению, то, во всяком случае, соотносительно с ним и должно квалифицироваться именно с точки зрения этого соотношения. Отсюда следует, что раскрыть строение предложения – значит прежде всего приписать отдельным компонентам его состава функции логического S и логического Р. Соответствующие функции, согласно принятому тогда мнению, которого придерживался и Ф.И.Буслаев, выполняют в предложении его главные члены – подлежащее и сказуемое. Но предложение может включать в свой состав и второстепенные члены (определительные, дополнительные и обстоятельственные слова). В подобных случаях, указывал Ф.И.Буслаев, следует отличать логический состав предложения от его грамматического состава. "В логическом отношении второстепенные члены не отделяются от главных и вместе с ними составляют логическое подлежащее и логическое сказуемое. Например, в предложении Церковнославянская литература с древнейших времен стала оказывать влияние на русский язык – церковнославянская литература есть логическое подлежащее, и все остальные слова, вместе взятые, – логическое сказуемое. Что же касается до грамматического разбора, то в нем строго отделяются члены второстепенные от главных. Например, в приведенном примере литература есть подлежащее; стала оказывать – сказуемое; церковнославянская – определение к подлежащему литература; с древнейших времен – обстоятельство времени при сказуемом, и сверх того, древнейших – определение к слову времен; влияние есть дополнение к сказуемому; на русский язык – дополнение к дополнению влияние". Существенно, однако, заметить, что при квалификации главных и второстепенных членов грамматического состава предложения Ф.И.Буслаев пользовался различными критериями. Определяя функциональное назначение первых, он исходил по существу, хотя и неосознанно, из признания того, что предложение есть единица коммуникации, т.е. единица, обеспечивающая не только выражение (фиксирование), но и целенаправленное сообщение мысли. Поэтому у Ф.И.Буслаева, как, впрочем, и у всех его предшественников, подлежащее – это собственно отправной, исходный элемент в развертывании сообщения ("предмет, о котором мы судим"), а сказуемое – его заключительная, удовлетворяющая поставленной цели часть ("Вся сила суждения, – утверждал Ф.И.Буслаев, – содержится в сказуемом"). При характеристике же второстепенных членов Ф.И.Буслаев уже отвлекался от коммуникативного, как бы мы теперь сказали, или логического, как считал Ф.И.Буслаев, целевого назначения предложения и определял их только по связям – смысловым и грамматическим – с главными членами и друг с другом. Вместе с тем (и в этом заключалось основное противоречие концепции Ф.И.Буслаева, на которое указывали уже его современники) и главные и второстепенные члены фактически выделялись им в одном линейном ряду составляющих предложение словоформ. Причем в отношении подлежащего и сказуемого устанавливался определенный стандарт (подлежащее – независимое имя или местоимение в именительном падеже, сказуемое – личный глагол или подчиненное подлежащему имя), что в ряде случаев не соответствовало их функциональной характеристике, а в отношении второстепенных членов намечалась двойная классификация (по синтаксическому употреблению и по значению), что приводило к различной трактовке абсолютно тождественных элементов лексико-грамматического состава предложения (когда, например, существительное при другом существительном "по синтаксическому употреблению" квалифицировалось как дополнение, а "по значению" как определение). Разумеется, подобного рода противоречия не могли способствовать уяснению сущности и структуры предложения и явились лишь источником споров и недоразумений, которые отчасти продолжаются и в наши дни, поскольку буслаевская синтаксическая концепция оказалась наиболее долговечной, найдя себе приют не только в школьной, но и в университетской науке о русском языке. На иной основе и в другом общелингвистическом контексте пытался построить учение о предложении блестящий оппонент Ф.И.Буслаева – А.А, Потебня. Подвергая решительной критике формально-логическую интерпретацию языковых фактов, отрицая всякую связь между грамматикой и логикой, А.А.Потебня, подобно некоторым его современникам на Западе, считал, что предложение не тождественно и не параллельно логическому суждению, что действительным назначением предложения является выражение не логического, а психологического суждения. Однако, по его мнению, для характеристики предложения в синтаксическом плане важно не это, а то, что предложение заключает в себе грамматическую форму, что оно в своем языковом воплощении обладает такими специфическими чертами, которые в различных национальных языках неоднородны и в процессе исторического развития изменяются от эпохи к эпохе. "Кто определил бы предложение, например, "русского языка как словесное выражение психологического суждения, – писал А.А.Потебня, – сказал бы так же мало, как тот, который определил бы Сократа как особь зоологического вида homo sapiens или нынешнее государство, церковь и т.п. как человеческое стадо....Из основного взгляда на язык как на изменчивый орган мысли следует, что история языка, взятого на значительном протяжении времени, должна давать ряд определений предложения". В этом заявлении А.А.Потебни ясно выражен призыв к конкретно -историческому изучению фактов языка. Такой подход обязывал исследователя сосредоточить свое внимание на самих этих фактах и конструировать правила и определения, не выходя за пределы эмпирических наблюдений, хотя и имея в виду, что "языки различны между собой не одной звуковой формой, но всем строем мысли". Что касается непосредственно предложения, то для него, по крайней мере в современных индоевропейских языках, характерно, как считал А.А.Потебня, использование в качестве необходимой конструктивной формы личного глагола (verbum finitum), и "поэтому, определивши такой глагол, тем самым определим minimum того, что должно заключаться в предложении этих языков". Отстаивая мнение об исключительной роли в построении предложения личного глагола, А.А.Потебня в полемике с другими лингвистами (например, со своим учеником А.В.Поповым) исходил из системного характера грамматического строя языка, из необходимости рассматривать речевые факты в их соотношении с этим строем и по существу уже пользовался понятием, которое позднее вошло в научный обиход под названием синтаксической модели (схемы или формулы строения) предложения. Например, относительно предложений типа Пожар! Пора! Стыд! и под. А.А.Потебня писал, что "они...находятся в зависимости от строя нынешнего языка, объясняются этим строем как его части... Эти случаи лаконизма понятны и объяснимы только потому, что в понимающем есть готовые сложные схемы предложений, схемы, в коих обрывки речи... каждый раз занимают свое определенное место". А.А.Потебней был высказан также ряд весьма интересных и оригинальных мыслей о синтаксических функциях отдельных частей речи и соотношении их с членами предложения, о различных видах связи слов в предложении, о взаимодействии отдельных типов предложения (например, глагольного и глагольно-именного) друг с другом и т.п. Однако в целом А.А.Потебне не удалось решить проблемы предложения, а некоторые его идеи привели в дальнейшем к ограничению сферы синтаксических исследований, к морфологизации явлений синтаксиса (А.М.Пешковский) или даже к откровенному субъективизму в объяснении этих явлений (Д.Н.Овсянико-Куликовский). Строго говоря, А.А.Потебня рассматривал предложение лишь в одном измерении – в плане устанавливаемых в нем по линии конструктивных связей синтаксических отношений между его компонентами, с точки зрения мыслеоформляющей (но не коммуникативной) функции языка. Для него предложение – это такое синтаксическое образование, существенный признак которого состоит в том, что в него входят части речи, в том числе обязательно личный глагол. Но поскольку любое осмысленное сочетание слов возможно в нашем языке только благодаря тому, что слова принадлежат к определенным частям речи, отсюда оставалось сделать всего один шаг до признания предложения простой разновидностью словосочетания; именно этот шаг был сделан Ф. Ф. Фортунатовым. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||