Кюльпе О. Очерки современной германской философии.
Пер. с нем. Изд. 2

Содержание

Критический реализм Освальда Кюльпе

Освальд Кюльпе (3.08.1862, Кандау – 30.12.1915, Мюнхен) – знаменитый немецкий философ и психолог, профессор Вюрцбургского, Боннского и Мюнхенского университетов, основатель Вюрцбургской психологической школы, оказавшей существенное влияние на развитие науки в XX в. Он родился в Латвии, входившей тогда в состав Российской Империи, так что в каком-то смысле его можно назвать нашим соотечественником. Учился Кюльпе в Лейпциге, Берлине и Гёттингене; в 1887 г. защитил написанную под руководством В. Вундта диссертацию "К теории сенсорных впечатлений", в 1888 г. стал приват-доцентом Лейпцигского университета. Он был учеником Вундта, однако научная методология, которую он разрабатывал, существенно отличалась от вундтовской. В 1894 г. в Лейпцигском университете Кюльпе получил должность экстраординарного профессора, но в этом же году переехал в Вюрцбург, где ему была предложена кафедра философии и эстетики. Здесь он проработал до 1909 г., после чего переехал в Бонн, а затем (в 1913 г.) – в Мюнхен, где скоропостижно скончался 30 декабря 1915 г.

Кюльпе очень многого не успел, главный труд своей жизни – книгу "Die Realisierung" – он не дописал, но и того, что было им сделано, оказалось достаточно, чтобы обессмертить его имя. Всемирную известность Кюльпе принесла его деятельность в Вюрцбурге, где молодой ученик Вундта создал Психологический институт (при Вюрцбургском университете) и основал знаменитую Вюрцбургскую психологическую школу – однако радикальная перемена, которую Кюльпе удалось осуществить в психологии, была неразрывно связана с не менее радикальной, хотя и не столь заметной, переменой, которую он почти осуществил в современной ему философии (почти – поскольку не успел).

Попытаемся выделить ряд узловых моментов в учении Кюльпе.

Он начинал как психолог и, естественно, столкнулся со всеми сложностями и противоречиями, которые остро обнажились в психологии конца XIX в. С одной стороны, психология стремилась обособиться от метафизики и встать наравне с естествознанием. Это казалось вполне возможным, поскольку психология тогда стала наукой экспериментальной; сказать "научная психология" для многих значило то же самое, что сказать "экспериментальная психология". Позитивистские настроения, как нередко бывает, сопровождались и тенденцией к редукционизму, так что вместо "научная" многие предпочитали говорить "физиологическая". С другой стороны, метод психологического исследования (метод интроспекции) вызывал все больше недовольства, а учение об ассоциации, поднявшее некогда психологию на большие высоты, уже трещало по швам. Итак, налицо была как проблема метода, так и проблема предмета психологической науки. Чтобы предложить свое решение этих проблем, Кюльпе пришлось полемизировать как с традиционной ассоциативной психологией, так и со своим учителем Вундтом, который ограничивал предмет экспериментальной психологии только элементарными психическими процессами и защищал так называемый "принцип актуальности души".

В этой полемике Кюльпе отстаивал, во-первых, возможность экспериментального исследования "высших" психических процессов (таких, как мышление), во-вторых – нередуцируемость этих процессов к "низшим" ("чувственным данным", "элементам", ощущениям), в-третьих – проблематичность самих "чувственных данных", в-четвертых – существование бессознательного, наконец, в-пятых – наличие реальной основы, в которой конституируются психические процессы (принцип субстанциальности души).

Методом, который применяли Кюльпе и его сотрудники, был метод интроспекции (самонаблюдения). Но, в отличие от представителей других психологических школ, "вюрцбуржцы" стали просить испытуемого дать отчет не о результате психологического эксперимента (например, о возникшем представлении), а о процессе, т. е. о том, как он пришел (или не пришел) к тому или иному результату. Иными словами, испытуемому ставилась задача (например, решение головоломки или интерпретация противоречивого утверждения, в простейшем случае – сложение двух чисел), и он должен был сообщить о ходе ее решения, а не о самом решении. Эта идея, кажущаяся сейчас тривиальной, столетие назад обернулась для психологии настоящим методологическим прорывом. Сам Кюльпе писал об этом следующее: "Что в конце концов привело нас к новой психологической теории, – это систематическое применение самонаблюдения. Раньше было обычным явлением по окончании эксперимента не спрашивать испытуемых о том, что с ними происходило в его процессе... Кроме того, использование общепринятых понятий "ощущение", "чувство", "представление" мешало испытуемым замечать и называть то, что не было ни ощущением, ни чувством, ни представлением. Как только мы стали просить людей, обученных самонаблюдению, немедленно после эксперимента давать полный и беспристрастный отчет о том, что они испытывали в его процессе, стала очевидной необходимость выработки новых понятий и определений. Испытуемый открывал в себе операции, состояния, интенции и акты, которые не укладывались в систему старой психологии. Люди начинали говорить на языке жизни и придавали в своем внутреннем мире меньшее значение образным представлениям. Они знали и думали, они судили и понимали, они схватывали значение и видели связи без какой-либо реальной помощи со стороны воображения, присоединяющегося лишь случайно".

Обратившись к процессу решения задачи, а не к результату, Кюльпе и его сотрудники обнаружили, что мыслительный процесс далеко не всегда сопровождается представлениями (образами). Возникла знаменитая концепция "безубразного мышления", существенный вклад в формулировку которой принадлежал Карлу Бюлеру, работавшему ассистентом Кюльпе с 1907 г. Бюлер ввел в психологию мышления понятия "осознание правила", "осознание отношения", "ага-переживание" и др. Нарцисс Ах, работавший в Вюрцбурге в 1899–1901 гг., разработал учение о "детерминирующей тенденции", определяющей процесс мышления. Несколько позднее Отто Зельц, который работал под руководством Кюльпе с 1910 г., уже после отъезда его в Бонн, для описания зависимости процесса мышления от структуры решаемой задачи предложил понятие "схема антиципации". Возникло принципиально новое для того времени учение о мыслительных процессах как имеющих внутреннюю операциональную и аффективную динамику и подчиняющихся детерминирующим тенденциям, исходящим от стоящей перед субъектом задачи.

Но идея о целевой организации мыслительного акта, о подчиненности его детерминирующей тенденции, о влиянии задачи на результат – эта идея, первоначально призванная оторвать мышление от чувственности, от восприятия, оказала существенное влияние на психологические представления о самих чувственных данных: обнаружилось, что само восприятие подчиняется детерминирующим тенденциям, что оно активно, что оно задействует мышление и т. д. В результате был разбит вдребезги и принцип ассоциации, ибо были проблематизированы сами чувственные данные, сами "элементы", из которых ассоциативная психология выстраивала все психические процессы. Если быть более точным, то по принципу ассоциации "вюрцбуржцы" нанесли сразу два удара: во-первых, показав, что сложные психические процессы не могут быть разложены на "элементы" или даже совсем не нуждаются в них (концепция "безубразного мышления), а во-вторых – показав, что сами "элементы" суть не более чем научная абстракция. "Элементарных содержаний, как простые цвета или степени света, звуки или шумы, вообще элементов мы не находим готовыми, не имеем без того размышления, исследования и сравнения, которое мы применяем к переживаемому нами". Нельзя отделить "первично-вещественное" от привносимого субъектом в силу его устройства, его развития: "... чувственное восприятие есть... нечто возникшее, развившееся". Так психология, которую разрабатывал Кюльпе, отняла у восприятия (не только внешнего, но и внутреннего!) его "мнимую очевидность".

Зависимость чувственных данных от установки субъекта была продемонстрирована в простейшем эксперименте. Испытуемым показывали буквы, имеющие разную форму и разный цвет. Оказалось, что в зависимости от стоящей перед ним задачи испытуемый не замечал либо форму, либо цвет наблюдаемых букв. Кюльпе пришел к выводу, что поскольку испытуемый не помнил сразу всех качеств наблюдаемых букв, но забыть их он также не мог успеть, значит, эти качества просто не отбирались сознанием как адекватные стоящей задаче. Но это значит, что такие качества оставались неосознанными. Отсюда следовало, что психические процессы не тождественны с содержаниями сознания. Мы можем не знать своих ощущений, говорит Кюльпе: "... можно иметь и переживать ощущения, представления, чувства, не зная о них или даже не относя их к "я"".

Но раз содержания сознания не тождественны с нашей психической жизнью, значит, сознание есть "способ воспринимания и познавания психического, а не само психическое". Это существенное для Кюльпе положение резко противоречило позиции Вундта, считавшего, что "... всякое перетолковывание, рассматривающее что-либо данное только как явление отличного от него бытия, извращает истинную задачу психологического исследования". Вундтовскому принципу актуальности души (душа – это связь элементов) Кюльпе противопоставляет идею о реальности душевной субстанции. Его аргументация такова. Если, как это делает Вундт, указывать на несовместимость внутренней причинности души и ее неизменности в качестве пребывающей субстанции, то этот аргумент удачно бьет по психологии Гербарта, для которого простое "реальное" чуждо изменчивости. Но "... стоит только пожертвовать признаком пребывания в смысле неизменности, как указанное Вундтом противоречие между теорией субстанциальности и фактической изменяемостью перестает существовать". Для Кюльпе нет ничего странного в том, чтобы мыслить душевную субстанцию как изменчивую и развивающуюся, что вовсе не тождественно пониманию души как непосредственной связи фактов сознания. Психология, говорит Кюльпе, либо вынуждена прибегать к трансцендентным допущениям, чтобы сохранить связь с наукой, либо ставит себя вне науки. И чужая душевная жизнь, и наш собственный прошлый опыт – это именно трансцендентная реальность, которую не может не допускать психология как наука. "Процессы без чего-либо, с чем они случаются, акты без деятеля прямо-таки немыслимы, и таким образом каждая попытка установить действительную теорию в силу внутренней логической необходимости ведет за пределы призрачной теории актуализма".

Мы уже видели, что познание, по Кюльпе, есть активный процесс, результат которого всегда обусловлен организацией субъекта, его историей (причем это касается даже простейшего акта восприятия). За подобными утверждениями скрываются иногда чудовищные вещи – например, идея о непознаваемости мира (субъект способен познавать исключительно свои собственные состояния) или идея о том, что всё имманентное сознанию есть единственная объективная реальность. Такие идеи для Кюльпе неприемлемы. Согласно Кюльпе, хотя результат познания и обусловлен организацией субъекта, порядок познаваемого от субъекта не зависит, он всегда оказывается как бы навязанным субъекту познаваемым объектом. Иначе говоря, в формах нашей познавательной активности мы познаем самостоятельные сущности, которые не зависят от нашего восприятия или мышления. Это позиция критического реализма. Как реальна, по Кюльпе, душевная субстанция, не тождественная содержаниям сознания, так реальны и познаваемые объекты, опять-таки не тождественные нашему знанию о них.

Если феноменализм ограничивается в познании лишь областью явлений, то критический реализм стремится к прогрессивному познанию самой реальности. "Существо мира не постигается с первого натиска, как думает наивный реализм; лишь бесконечной работой мы приближаемся к этой цели. В таком случае феноменалистическая мысль о непознаваемости вещей в себе сохраняет свою силу для каждого определенного периода научного творчества, так как сама цель есть фактически неосуществимый идеал. Но в каждый такой период позволительно подвести предварительные итоги, и потому необходима метафизика реального знания, примыкающая к специальным исследованиям. Она есть с этой точки зрения провизорное завершение естественных наук и наук о духе, предваряющее, по крайней мере в общих чертах, цель, к которой непрерывно стремятся эти науки. Точка зрения имманентности получает в этой связи также относительное оправдание. Ибо при познании вещей мы непосредственно ограничены содержаниями сознания, восприятиями и явлениями. На основании их отношений мы толкуем и определяем реальное, строим понятие внешнего мира, внутреннего мира, реального прошлого. Критический реализм оказывается, таким образом, наиболее широкой точкой зрения, которая не замкнута никакими догматическими границами, не считает a priori невозможным ни признание, ни постижение реальностей, которые по своей природе могут быть только мыслимы, и тем самым защищает высшее и наиболее плодотворное понимание задачи реальных наук".

Здесь целесообразно напомнить, что в философии науки рубежа XIX–XX вв. лидировали две тенденции – марбургское неокантианство и махизм. Неокантианцы считали, что любая теория предпосылается фактам, а не извлекается из них, а стало быть, основу научного знания составляет способ унификации фактов, по своему существу априорный. Мах и его последователи полагали, что основу научного знания составляют ощущения: функциональная связь между ними – это и есть то, что должна описывать наука. И первая, и вторая тенденция исключали возможность реалистической науки, т. е. науки, восходящей к познанию трансцендентной реальности; очевидно, что Кюльпе пришлось выступить против обеих. "Совершенно верно то, что мышление, следующее своим собственным законам – законам формальной логики, не может быть признаваемо просто за полагание и определение реальностей, за объективно значимое мышление. Но верно и то, что непосредственный опыт в его неочищенной, непроверенной фактичности также не является той действительностью, у которой мы раз навсегда должны остановиться. Пусть окончательное понимание сущности и характера реальностей еще лежит очень далеко, все же приближение к этой цели должно будет войти в программу и в задачу реальных наук. Исследование же того, поскольку и с каким правом мысленные вещи могут считаться за реальности, должно будет составлять главную задачу теории познания, которая в одинаково радикальной форме должна будет выступить и против наивной метафизики и против антиметафизической тенденции".

Согласно Кюльпе, научное знание о реальности достигается путем формулировки теорий, объясняющих наблюдаемые явления, и дальнейшей проверки следствий из этих теорий. Эта идея вполне согласуется с представлениями Кюльпе о том, что реальность не складывается из ощущений, мышление не складывается из образов, и т. д. Стало быть, наука – это не просто рациональная конструкция, как полагали неокантианцы, и не просто изучение ассоциации ощущений, как считали махисты. Это – проверяемые предположения о реальности. "Именно то обстоятельство, что мы активно выступаем навстречу фактам, критикуя и дополняя их, что мы систематически и планомерно разрабатываем содержимое нашего сознания, одним словом создаем познание, – все это заставляет нас рассматривать задачу науки как возвышенную, прекрасную и богатую". При этом наука действует "в духе верховного господства над опытом, а не в духе рабской зависимости от него". Мысли имеют самостоятельную закономерность, а не нормируются фактами.

Кюльпе понимал, что научная теория не может быть прямо выведена из наблюдаемых явлений, но должна быть создаваема, конструируема; и в то же время он намеревался построить реалистическую науку, хотел найти реальность, лежащую в основе наблюдаемых явлений. Каждый шаг здесь должен заключаться в предположении и проверке, и поэтому, согласно Кюльпе, наука никогда не может прийти к окончательному знанию, не может стать завершенной – но на каждом шагу развития научного знания должна быть достигнута ясность в решении определенной проблемы. "Только бы не признать и не проявить тупость и равнодушие незнания, или гордое позитивистическое отречение от разрешения всех мировых загадок".

Многие из приведенных здесь идей покажутся читателю очень знакомыми и даже тривиальными: их повторяли или формулировали заново крупнейшие философы, занимавшиеся проблемами научного знания – например, очевидно влияние Кюльпе на К. Поппера – что вполне понятно, поскольку учителем Поппера был К. Бюлер. Очевидными кажутся сейчас и многие положения, которые Кюльпе приходилось "пробивать" в психологии – и это тоже неудивительно, ведь основанная Кюльпе школа оказала влияние и на гештальтпсихологию (М. Вертгеймер и К. Коффка учились у Кюльпе), и на культурно-историческую психологию (сотрудник Кюльпе Н. Ах был одним из любимых авторов Л. С. Выготского), и на теорию деятельности, и на психологию установки... Важно только представлять себе, сколь мощным зарядом должна обладать революционная для своего времени идея, чтобы впоследствии на нее стали смотреть как на тривиальную. И, видимо, именно в такой судьбе научных идей заключается признание заслуг человека, когда-то их сформулировавшего: подлинное признание приходит тогда, когда на тебя забывают сослаться.

Из введения

1. Наша задача

Бывали времена, когда философiя стояла на первомъ плане и пользовалась всеобщимъ интересомъ. Она была тогда не частнымъ деломъ небольшого круга лицъ, которое давало бы только матерiалъ для литературной и академической деятельности клики ученыхъ, не однимъ изъ образовательныхъ средствъ наряду со многими другими одинаково важными и ценимыми; нетъ, она определяла собою характеръ и теченiе умственной жизни широкихъ круговъ и слыла прекраснейшимъ плодомъ всехъ идейныхъ стремленiй. Искусство и наука сближались съ нею, чтобы получать отъ нея импульсы къ развитiю. Казалось, что образованiе и цивилизацiя брали отъ нея свое начало, или, покрайней мере, поощрялись и возвышались, облагораживались и освящались, благодаря ея влiянiю. Такимъ временемъ было для Германiи 18-ое столетiе и начало 19-го.

Въ настоящее время философiя имеетъ совершенно иное положенiе. Она стала деломъ не более важнымъ, чемъ многiя другiя и отнюдь не выдающимся изъ ряда другихъ делъ. Если и не все смотрятъ на нее лишь какъ на терпимое наследiе былыхъ временъ, то все же ей пришлось уступить свою руководящую роль въ умственной жизни нашего времени инымъ силамъ. Трейчке могъ сказать о времени, последовавшемъ за освободительными войнами, что въ ту пору новая философская система вызывала гораздо более глубокiй интересъ, чемъ политическое происшествiе. Къ нашему современному положенiк ни одинъ историкъ конечно не вздумаетъ применить этого утвержденiя.

Правда, можно было бы утверждать, что это зависит не столько отъ изменившихся интересовъ, не столько отъ превращенiя народа мыслителей, поэтовъ и идеологовъ народъ съ реально-политическимъ образомъ мыслей и действiй, но и отъ того, что мы въ настоящее время не имеемъ вовсе философiи, которая заслуживала бы такого глубокаго интереса. Намекомъ на справедливость этого предположенiя можно было бы, пожалуй, считать широкое распространенiе сочиненiй Шопенгауэра и Ницше доказывающее живую потребность въ философскомъ чтенiи и познанiяхъ. Съ неменьшимъ правомъ можно было бы сделать современной философiи упрекъ, что она сама отказаласъ отъ своихъ гордыхъ притязанiй на господствующую роль въ умственной жизни, что она спустилась въ низшiя сферы деятельности по примеру спецiалъныхъ наукъ и совершенно отказалась отъ выработки общаго мiросозерцанiя. Ведь тамъ, где, какъ недавно еще это имело место съ "Мiровыми загадками" Геккеля, пишется и опубликовывается книга, которая уверенной рукою намечаетъ и преподноситъ новому времени новую точку зренiя,-тамъ блестящiй успехъ ея показываетъ, что любовь къ мудрости совсемъ еще не угасла, а попрежнему господствуетъ надъ многими и многими умами.

Если мы однако точнее проследимъ за этими явленiями, то мы тотчасъ найдемъ, что дело не можетъ обстоять такъ. Ибо интересъ техъ прежнихъ временъ былъ направленъ именно на трудныя, а не на общепонятныя проблемы, на строгiя философскiя изследованiя, отнюдь не блиставшiя превлекательной формой. Не Готшедъ и Геллертъ, а Христiанъ Вольфъ (ум. 1754), систематикъ всего познанiя, былъ философскимъ героемъ въ первыя десятилетiя 18-го века; а Шеллингъ и Гегель въ очень малой степени обладали искусствомъ какого нибудь Шопенгауэра, умевшаго захватывать и восторгать убедительнымъ красноречiемъ. Шопенгауэровскiй "Мiръ, какъ воля и представленiе", оставался долго незамеченымъ, хотя это главное произведенiе франкфуртскаго философа вышло уже въ 1819 году, когда все еще съ пристрастiемъ погружались въ темную дiалектику Гегеля. Для нашего времени именно на примерахъ Ницше и Геккеля можно доказать совершенно противоположное отношенiе публики. Удобный способъ выраженiя, делающiй излишнимь для читателя всякое утомительное мышленiе, блестящiя, неожиданныя идеи, остроумные парадоксы, художественное облаченiе мыслей, все это факторы, которые въ настоящее время открываютъ философу доступъ къ читающей публике. Только въ мимолетные часы досуга, позволяющаго и требующаго давать волю досужей игре представленiй после напряженнаго труда,-только въ такiе часы публика хочетъ заниматься подобными вещами. Не ценность идей и употребленный для ихъ выработки методъ, а лишь внешнее соображенiе о привлекательности формы определяетъ обыкновенно въ наши дни выборъ философскаго чтенiя.

Такимъ образомъ дошло до того, что широкiе круги публики не знаютъ и не замечаютъ философскихъ движенiй современности, поскольку они носятъ строго-научный характеръ. Только отсюда становится понятнымъ упрекъ, будто эта философiя и не заслуживаетъ лучшей судьбы. Вотъ почему мы решаемся въ настоящихъ лекцiяхъ на попытку представить въ краткихъ чертахъ главныя направленiя современной философiи. Можетъ быть намъ удастся доказать, что она не отказалась отъ выработки мiросозерцанiя и взгляда на жизнь, и что несмотря на всю основательностъ и осторожность, несмотря на методичность ея предварительныхъ изследованiй и на точность, не уступающую спецiальнымъ наукамъ,-она восходитъ до своеобразныхъ метафизическихъ разследованiй. Быть можетъ, мне удастся устранить распространенное предубежденiе противъ нашей философiи, если я покажу, какъ она съ неослабной энергiей работаетъ надъ решенiемъ всехъ существеннейшихъ задачъ этой науки. Можетъ быть я даже поощрю къ изученiю новыхъ философскихъ работъ, содержанiе которыхъ претендуетъ на наибольшее вниманiе,

Мне, конечно, приходится сделать одно существенное ограниченiе въ виду немногихъ часовъ, имеющихся въ моемъ распоряженiи. Во-первыхъ, я едва ли буду въ состоянiи переступить за пределы немецкой философiи. Далее, я не имею возможности сделать смотръ всемъ действующимъ въ настоящее время въ Германiи философскимъ тенденцiямъ и ихъ представителямъ. Я долженъ ограничиться главнейшими направленiями и некоторыми изъ ихъ наиболее типичныхъ представителей. Этимъ въ то же время сказано, что я не затрону обширной и успешной научной деятельности, совершающейся въ области отдельныхъ философскихъ дисциплинъ. Правда, именно она характерна для философской работы конца 19-го века; но изъ занятiй этическими и логическими, эстетическими и психологическими вопросами еще нельзя сразу уяснить себе общее направленiе мышленiя, мiросозерцанiя и отношенiе къ основнымъ проблемамъ теорiи познанiя. У насъ же здесь главнымъ образомъ идетъ речь о томъ, чтобы охарактеризовать именно такiя общiя воззренiя, которыя имеютъ основное значенiе съ точки зренiя решающаго участiя различныхъ направленiй въ метафизическихъ и теоретикопознавательныхъ определенiяхъ.

Наряду съ этими ограниченiями я долженъ сделать одно предварительное замечанiе, расширяющее нашу задачу. А именно, я употребляю выраженiе "характеристика" не только въ смысле изложенiя, описанiя, или определенiя понятiй, но и въ смысле критики приводимыхъ направленiй, хотя бы и въ очень скромныхъ пределахъ. Этимъ увеличивается трудность нашей задачи, но въ тоже время, пожалуй, и интересъ, съ которымъ мы къ ней приступаемъ. Мы хотимъ не только познакомиться съ разнообразiемъ серьезныхъ стремленiй, но и определить наше отношенiе къ нимъ, и получить по возможности свободный отъ предвзятости взглядъ на ихъ преимущества и недостатки.

Об авторе

Известный немецкий философ и психолог, профессор Вюрцбургского, Боннского и Мюнхенского университетов, один из основателей критического реализма. О. Кюльпе был учеником В. Вундта, однако научная методология, которую он разрабатывал, существенно отличалась от вундтовской. Всемирную известность Кюльпе принесла его деятельность в Вюрцбурге, где он создал Психологический институт и основал знаменитую Вюрцбургскую психологическую школу. Однако радикальная перемена, которую Кюльпе удалось осуществить в психологии, была неразрывно связана с не менее радикальной, хотя и не столь заметной, переменой, которую он подготовил в современной ему философии.