Беляев В.А. Путешествие в ПСИХОДРАМУ и социологию Изд. стереотип.

Оглавление

Вот такое введение

Надо с чего-то начать

Надо с чего-то начать.

Но с чего?..

Так и хочется начать с какого-то космического плана, затем приближаться к планете Земля, к определенному континенту, области, городу, лавочке у дома... Как в голливудских фильмах.

Ну, например. Можно представить себе такой "пролог на небесах".... Я обсуждаю со своим Гидом – моим непосредственным руководителем в "мире душ" (потустороннем пространстве, в котором души существуют между своими воплощениями) – события своего следующего воплощения на Земле. Допустим, мы договариваемся, что при достижении определенного возраста я пойду учиться психодраме. Не для того чтобы стать психодраматистом, а для того чтобы получить специфический опыт взаимодействия с учебной психодраматической группой. Я окажусь слишком маргинальным, чтобы успешно закончить курс, войду в непреодолимый конфликт с группой, и мне придется уйти из нее. Через несколько лет после этого я напишу книжку о своем "драматическом учебно-психодраматическом опыте".

Оформить книжку можно как последнюю попытку объясниться по поводу полученного "опыта". А начать ее примерно так.

Передо мной лежат пять текстов, написанных для учебной психодраматической группы. Я тоже был в этой группе. Я объяснялся. Я долго объяснялся. Я суперобъяснялся. Но, к сожалению, объясниться не смог. Так и остались эти пять текстов как памятник моей попытке объясниться. Они лежат передо мной и тяготят меня. Незавершенностью попытки объяснения. Почему я давным-давно не выбросил их? Сначала они были дороги мне как память. Потом я просто хранил их из желания не обрывать просто так свой прошлый опыт. А теперь (через несколько лет после того как написал) я прочитал их – и они мне понравились. Скажу по секрету, они мне нравились и тогда, когда я их только что написал. Но и теперь они продолжают мне нравиться. Они не идеальные. Некоторые их фрагменты я бы сейчас переписал или выбросил. Но мне не хочется этого делать ради "исторической достоверности". Эти тексты несут в себе отпечаток моей внутренней борьбы и безумных попыток объясниться. Поэтому они мне нравятся. Конечно, это нарциссизм. (Говоря о своем нарциссизме, я не горжусь им. Просто отмечаю как факт.) Нарциссизм нарциссизмом, но с пятью текстами надо что-то делать. Если они тяготят незавершенностью попытки объясниться, которую я предпринимал тогда, может, попробовать снова? А вдруг получится? А черт его знает! История, связанная с этим объяснением, была для меня предраматичнейшей, но хочется, ах, как хочется, превратить ее в игровую! Разыграть, как колоду карт. Швырнуть эту колоду вверх, с вывертом, так, чтобы посыпался на меня бубново-крестовый дождь психодраматического калейдоскопа!

Ну что, неплохо для начала?

– Неплохо, неплохо... Важно определить жанр сочинения. Что это будет? Исповедь "души, потрепанной бурными волнами учебного психодраматического моря"? Отстраненный рассказ о событиях? Аналитическое исследование? Будешь ли ты рвать на груди рубаху или ходить в аккуратно застегнутом пиджаке?

– Рубаху рвать, честно говоря, не хочется. Аналитическое исследование возможно, но немного не соответствует, так сказать, моменту. А хочется мне соединить серьезное с иронией. Аналитическая струя, безусловно, прет. Но уж слишком она серьезная. До невозможности. Хочется ее рассерьезить. Хочется постмодернистской иронии над своей серьезностью. Не написать ли мне лирико-патетическую симфонию в двадцати частях? А в начале каждой части указывать способ исполнения. Например: "серьезно", "почти серьезно", "смертельно серьезно", "даже не представляя себе, как это серьезно". Или: "с чувством", "проникаясь в читаемое всей глубиной души", "со слезами на глазах", "опираясь на собственный опыт", "забыв обо всем на свете", "ликуя и трепеща". Не забывая традиционные: "совершенно секретно", "напечатано в одном экземпляре", "после прочтения сжечь", "да ну вас всех"...

Это идея. Так и сделаю.

– Но для начала тебе нужно будет написать несколько предисловий, показывающих значимость твоего опыта для других. Предисловия должны быть за подписью знаменитых в своей области людей.

– Хорошо, начнем!

"Предисловие первое"

(парафраз; делайте вид, что воспринимаете серьезно; presto agitato)

Опыт всегда важен. В психологии все основано на опыте, как говорил Юнг. Для психологии любой личностный опыт представляет интерес, а особенно такой непростой. В этой книге мы имеем описания опыта пребывания в учебной психодраматической группе. Во-первых, это опыт пребывания в "групповой реальности", описанный не терапевтом, не тренером, а рядовым участником группы. Во-вторых – обратите внимание, – это опыт пребывания не просто в психодраматической, а в учебной психодраматической группе. Кроме того, этот человек писал группе какие-то тексты. Фантастика! А потом даже написал целую книгу. Это вообще ни в какие ворота не лезет! Как пройти мимо возможности узнать о таком уникальном опыте! Не всякий психотерапевт долетит до середины Днепра, как писал русский классик Гоголь. Не всякий человек может испытать такой уникальный опыт и поделиться им. Будем же благодарны автору за подаренную нам возможность.

Мы имеет перед собой описание опыта человека, который с трудом вписывается в абстрактные теории. Хотя на сознательном уровне мы общаемся на одном языке, выработанном одним социумом и одной общечеловеческой культурой, все же описание встречи с опытом, полученным от общения с учебной психодраматической группой, – задача не из легких. В идеальном варианте стоило бы попытаться интерпретировать содержание авторского мира с помощью какой-нибудь из моделей подсознательных процессов.

Особый интерес в рассказе автора представляет ощущение того, что произошедшая с ним драма разыграна его подсознанием и задумана с целью спасти его от чего-то невыносимого. В своем противостоянии группе и прямо-таки титанических усилиях заставить группу объясняться его преследуют ужасы Человека Социализированного. И не просто социализированного, а существующего в противоречивой социальности, в социальности с двойным, а то и тройным "дном". Так автор реагирует на действия сил, подавляющих маргинально-творческое начало в жизни, и пытается разорвать порочный круг социального безмолвия.

В мире автора маргинальным людям приходится нелегко. Для большинства из нас проблемы столкновения маргинала и общества малоинтересны. Для автора же это "вопросы жизни и смерти", и в этом заключается разница в отношении к проблеме нормального человека и маргинала. Как признает сам автор, его проблемы нельзя считать разрешенными, и попытку объясниться с группой нельзя считать успешной. Он ушел из группы, его сознание в какой-то степени справилось с ситуацией. Но все же ему невыносимо думать о судьбе мирового маргинализма, и вряд ли автор сможет доверять учебной психодраматической группе в такой степени, чтобы общение с ней приносило ему радость. Она остается для него такой же противоречивой, а его главной задачей остается выживание. Однако незаурядный ум и стремление к творчеству, подтолкнувшие автора к созданию этой книги, вселяют надежду и оптимизм.

Психология мало что может сказать по поводу маргинально-творческого. Фрейд объявил Достоевского невротиком, но добавил: "Сталкиваясь с художником, психотерапевт должен снимать пальто и шляпу". Автор владеет пером, и причем отлично. Для него творчество стало тем терапевтическим средством, которое помогло подняться над рутинным миром учебных психодраматических сессий с их копанием в чужих душах и однообразным "убийством мамочек". Автор вносит систему и порядок в хаос, выявляя социально-психологические и социальные противоречия в учебной группе психодраматистов и призывая рядовых членов группы к личной ответственности.

И мне, и читателям, видимо, хотелось бы знать больше об авторе: как он выглядит, как прошло его детство, чем он занимается сейчас, кто сыграл важную роль в его жизни, помимо учебной психодраматической группы? Но мы знаем лишь, что это творческая и независимая натура, с глубоким интеллектом, сильной нравственной опорой и неординарным характером.

Именно веселость и юмор больше всего поражают меня в авторе. Занятое решением вопроса жизни и смерти, что оказалось не минутным делом, а потребовало месяцы, его противостояние с учебной группой породило образы, достойные Эрнста Хемингуэя и Ларса фон Триера. Сама книга напоминает постмодернистский сценарий, с той разницей, что этот сценарий свидетельствует о бесценном человеческом свойстве: способности перевести внутреннюю тревогу, страхи касательно понятий добра и зла в отвлеченную пьесу с героями и злодеями.

Психология, если она хочет быть наукой, а не догмой, должна учиться у таких людей, чтобы понять, что социальность вряд ли вписывается в те устоявшиеся шаблоны "психологического" восприятия, на которые мы так безусловно полагаемся.

"Предисловие второе"

(еще один парафраз; продолжаем изображать серьезность; andante grazioso)

В этой книге умный, наблюдательный и талантливый человек возвращается из мира учебной психодраматической группы и обращается к тренерам и исследователям, чтобы помочь им в их усилиях установить причины, так сказать, социальной шизофрении учебных психодраматических групп.

В своем стремлении понять, как он внезапно оказался в мире обучения психодраме, который покинул полтора года спустя, автор раскрывает потрясающе ясную картину современного знания и неведения относительно внутреннего устройства учебных психодраматических групп. Его подробный и систематизированный отчет и толкование групповых социально-психологических болезней и возможности выздоровления служат ценным и богатым источником фактов и гипотез для исследователей учебной психодрамы. За это психодраматисты навсегда останутся в долгу у автора этой книги.

Я уверен, что не только профессионалы, для которых книга является выдающимся вкладом в понимание этиологии, психологических и социальных аспектов учебных групп психодраматистов, но и широкий круг читателей признают появление нового художника и по достоинству оценят это литературно-философское произведение.

"Предисловие издательства психотерапевтической литературы"

(последний парафраз; расслабьтесь; scerzo)

Ну очень странна книга. Глядя на то, что в ней происходит, не скажешь, что "гусь свинье не товарищ"... Товарищ, даже друг. Возможно, близкий. Здесь встретились лицом к лицу такие вещи!.. "Словарь учебной психодраматической группы" – довольно колкая сатира на атмосферу работы учебной группы психодраматистов. Язык рассказчика временами заставляет забыть, что это такое, и читать-почитывать, как фельетоны Зощенко. "Совсем серьезная" аналитическая статья, сравнивающая выбор протагонистов с экспериментами Милграма. А затем уже чуть ли не "академическая" статья о противоречиях в социальной структуре учебной психодраматической группы. Введение понятия "психодраматический театр" для обозначения социального кризиса в группе. "Психодрама на бумаге" по сюжету фильма "Догвилль" – интересная вещица о соотношении индивидуального и ко ллективного в человеческом обществе. И, наконец, "поэма о смерти".

Исповедь борющейся за себя души, которую несет по волнам невроза, заставляет вспомнить и пережить разные чувства – от простого "сам дурак" до неподдельного интереса к социально-психологическому и социологическому анализу, который автор избрал способом своего объяснения с группой. Размышления о причинах и механике случившегося тянут на хоть и пристрастный, но весьма любопытный "научпоп".

Совершенно очевидно, что это хорошая книга. Ее редактор, сама являющаяся тренером учебной психодраматической группы, правда, дважды сказала: "Нет, не возьмусь". (Потом была рада, что взялась.) Все из-за темы: "про это". Ведь редактор тоже "с того берега", даже "с противоположного". Но не окунуться в "ту самую" стихию было невозможно. Хоть и страшно было, но потом оказалось, что книга – веселая, в чем-то даже полезная. Право, есть в этой "истории прискорбного разума" что-то в высшей степени не прискорбное, ясное, даже веселое. Читателю уже нечего бояться: все по-настоящему страшное рассказчик пережил сам, ему же, читателю, оставлено только "они жили долго и счастливо, и умерли в один день".

Что же касается издателей... Мы понимаем, что как независимое и специализированное издательство мы принимаем на себя ответственность за этот выбор и за то, как "престранная книга" впишется в водоворот современной психологической, социологической и философской литературы. И считаем, что впишется. "Наши" авторы, в отличие от автора данной книги, – блестящие профессионалы в сфере заботы о душевном здоровье, и именно они высказывали на сей счет довольно неортодоксальные суждения. Некоторые, кстати сказать, близки к выводам, выстраданным автором этой книги. И никого из изданных нами профессионалов – мы уверены! – не шокировало бы соседство в одной серии с книгой, написанной "недоучившимся психодраматистом", – они-то как раз оценили бы этот "голос с другой стороны", ее абсолютную самостоятельность и вневедомственность.

Вперед!

Ну что, хватит предисловий. Теперь, я думаю, все читатели уверены в том, что им просто-таки жизненно важно прочесть эту книгу. Как говорится, от сумы да от учебной психодраматической группы не зарекайся!

Об авторе

Беляев Вадим Алексеевич

Кандидат философских наук, автор монографий «Антропология техногенной цивилизации на перекрестке позиций», «Проективная антропология», «Посюсторонняя эзотерика», «Путешествие в психодраму и социологию», «Рыночная экономика как социальный проект либерализма: Критический анализ технологий справедливости», «Проекты покорения человека против проекта покорения природы: К реконструкции новоевропейской рациональности», «Либерализированная Россия в поисках нравственной основы», «Глобализирующаяся цивилизация в контексте социокультурных стратегий», «Философия управления между теорией менеджмента и философией культуры», «Критика интеркультурного разума: Анализ ценностной структуры новоевропейского мира», «Феноменология и методология в контексте интеркультуры», «Интеркультура и философия», «Конструируем модерн: Посткультурный и интеркультурный аспекты. Проектно-системный подход», «Конструируем модерн: Методологический и диалектический аспекты», «„Вечный капитализм“ и логика модерна: Через критику концепции „Трех великих трансформаций глобального капитализма“» (в 2 кн.), вышедших в издательстве URSS. Занимается проблемами философской антропологии, исследует антропологические основания современной цивилизации, науки и либерализма, а также способы реализации эзотерической направленности, которые возможны внутри разнообразных традиций техногенного мира.