Сафронов А.П. Периферийная зависимость в индустриальном мире

Оглавление

Введение

Современная, индустриальная модель общественного порядка включает в себя как промышленное, серийное изготовление машин, полуфабрикатов или технических продуктов, так и конвейерное производство массовых, культурных образов и идейных смыслов. Этот рациональный и всецело универсальный способ организации социальной жизни достаточно давно, как минимум к концу XIX столетия, обрёл планетарный, глобальный размах. Индустриальное производство, в свою очередь, сформировало такой многоликий феномен как глобальная, промышленная "мир-система", которая сегодня пространственно охватывает почти всю территорию земного шара. В пределах общего земного географического рельефа сложился, таким образом, особый и плотный культурно-производственный ландшафт или единое, сплошное пространство ресурсных обменов. Данное пространство, как и любой продукт динамических социальных взаимодействий, имеет два внутренних, измерения: физико-географические и идеально-воображаемое.

Всеобщее движение ресурсов, по ходу своего развёртывания принимающее поочередно формы производства, концентрации и распределения ценных общественных средств, радикально трансформирует, преображает земной ландшафт. Помимо того, что движение ресурсов физически, предметно изменяет его естественный облик, оно образует в нём разнородные, враждующие участки реально-воображаемого пространства, отличающиеся друг от друга по степени "индустриальной силы" и по мере "технологической состоятельности". Такое властное размежевание индустриального ландшафта закономерно ведёт к появлению трёх крупных сегментов мирового пространства: промышленного центра, его ближней полупериферии и дальней периферии. Наряду с этим ресурсно-обменные связи центра с полупериферией и, особенно, с периферией рождают драматические явления "отсталости", "бедности" и "недоразвитости". Системная нехватка индустриальных ресурсов становится "роком" для большинства периферийных стран. Вся социально-экономическая проблематика современных международных отношений вращается ныне по существу вокруг единственного вопроса: возможно ли реальное, безболезненное преодоление "отсталости" и "недоразвитости" в обозримой перспективе или нет?

По ряду объективных причин дать правильный, внятный и доказательный ответ на поставленный серьёзный вопрос сегодня весьма затруднительно. Ни деловые практики, ни академические исследователи не могут предложить какого-либо безболезненного и надёжного способа преодоления "отсталости". Причём большинству наблюдателей и экспертов хорошо видно, что обменные связи индустриального центра с периферией в большинстве случаев необходимо принимают вид отношений "зависимости". В таких отношениях развитые страны Запада играют роль субъекта, инициатора и контролёра обменов, а отсталые мировые регионы, напротив, вроде бы вынужденно исполняют функцию пассивного объекта. Тотальное вовлечение незападной периферии в глобальные циклы индустриального взаимодействия за редким исключением (Южная Корея, Малайзия, Тайвань) регулярно и неотвратимо воспроизводит отмеченное неравноправное распределение ролей. Ландшафтная зависимость оказывается в наше время тем флюоресцирующим "маркером", который в сгущенной, контрастной форме выставляет напоказ все глобальные пунктиры неравноправных обменных связей. Но в чём тогда заключается сущность подобной "зависимости"? Есть ли она продукт неэквивалентных обменов, "хозяйственной эксплуатации" или она образуется под влиянием иных, более глубоких и скрытых от поверхностного взгляда факторов? Отчего случилось так, что, по словам А.Г.Франка "международная, национальная и местная капиталистическая система генерирует экономическое развитие для некоторых и слаборазвитость для многих"?

Своевременность и научная актуальность предлагаемой читателю работы обусловлена, по нашему мнению, тем, что отношения мировой "зависимости" лежат в основе большинства новейших экономических, политических, социальных проблем. Феномен ландшафтной "зависимости", которая к первому десятилетию XXI века захватила в ресурсные узы почти все периферийные государства планеты, нуждается сегодня в новом критическом социологическом толковании и концептуальном переосмыслении. И здесь надо не просто формально, "скользящим взором" описать пёстрый эмпирический состав отношений индустриального центра с периферией, сколько вскрыть их организационно-техническую и смысловую подоплёку, выявить их устойчивую структуру, шаблонно повторяющуюся в разных ситуациях и в разные моменты времени.

Принимаясь за социологический анализ отношений "зависимости" следует, на наш взгляд, отставить пока в сторону затёртые и потерявшие содержательную ясность понятия-ярлыки "глобализация" и "модернизация". Указанные слова-концепты из-за своего расхожего, массового употребления к месту и не к месту давно утратили какую-либо академическую глубину. Подобно не менее одиозному, публицистическому термину "тоталитаризм", они не позволяют объективно и целостно исследовать столь непростой феномен как периферийная зависимость. Так что, на наш взгляд, вместо них стоит более активно использовать иные, комплексные понятия, обретающие концептуальную строгость на грани социологического и политэкономического дискурса. К примеру, понятия "общественного ресурса", "производства" "символического обмена", "индустриального ландшафта", "мир-системы", "дефицита" или "компенсирующих поставок".

Впрочем, о нашем специфическом методологическом подходе к анализу периферийной зависимости мы ещё скажем далее. Здесь же следует отметить, что в рамках настоящего труда главным объектом исследования будет индустриальная, планетарная мир-система или глобальный мир ресурсных обменов, взятые в целом. Что касается "предмета" данного исследования, то им в рамках этой работы являются сами отношения индустриального центра с периферией, которые мы считаемым необходимым рассматривать сквозь призму тотальных ресурсных обменов. В результате в поле нашего аналитического зрения окажутся два, сращенных феномена: сам протяжённый общественный ландшафт и протекающие в его границах индустриальные обмены. По нашему мнению, лишь такое отчасти статическое и одновременно процессное вычленение дуальной структуры "зависимости" способно приносить по-настоящему плодотворные, научные результаты.

Зафиксированный подобным образом основной предмет исследования диктует и наши базовые цели. Они связаны, в первую очередь, с тем, чтобы целостно и логически определить природу ландшафтной зависимости, обозначить её "производственные" истоки, вскрыть степень её влияния на темпы индустриального развития. Таким образом, установленные цели нашей работы принципиально обусловливают и её частные, инструментальные задачи. К их числу мы относим: определение той роли, которую играют в современном мире индустриальные обмены, выявление их содержательной и организационной специфики, характеристику структуры индустриального ландшафта, анализ обменных позиций центра и периферии, рассмотрение природы ресурсного дефицита и компенсирующих поставок, изучение принципов воспроизводства периферийной зависимости. Естественно, одной из прикладных целей нашего исследования будет рассмотрения возможных путей выхода из "сети" неравноправных ресурсных обменов.

Опираясь по ходу анализа на разнообразный фактический материал, мы, тем не менее, будем исходить из того положения, что "не факты объясняют теорию", а наоборот, "теория обосновывает факты". Конечно, данное положение будет оправданным лишь при том условии, что сама избранная теоретическая парадигма является адекватной и здравой с точки зрения научной методологии. Говоря о нашем методологическом подходе к анализу "зависимости" мы должны, прежде всего, отметить, что в его основу положен метод теоретической политэкономии. Однако это политэкономия не "экономического рода", трактующая лишь природу стандартных хозяйственных благ и потребительские, гедонистические мотивы частных лиц, вовлечённых в рыночные обмены. Тот политэкономический "раствор", который заливается в наш фундамент исследовательской методологии, замкнут не только на "экономических связях", но и на иных ресурсных трансакциях: культурных, политических или цивилизационных. Сферой научной компетенции, так истолкованной политэкономии, является не обычное распределение вещественных ценностей или товаров, обладающих меновой стоимостью или денежной ценой. Она исследует законы распределение любых ценных общественных ресурсов: всех больших или малых социальных капиталов, как материальных, орудийных, так виртуальных, смысловых, культурных, чья текущая символическая ценность или "годность" для обмена безоговорочно признаётся в данном сообществе.

Бесплодность прямолинейного экономического подхода к ресурсным обменам подтверждает теоретическая проблема "ресурсного дефицита" или "товарного голода", а также проблемы "финансового коллапса", "нехватки инвестиций" и т.п. В рамках товарно-денежной парадигмы классические экономические направления, зацикленные на вальрасовской теории "равновесия", удивительным образом (исключение составляют представители "австрийской школы") демонстрируют не способность объяснить сущность "дефицита". Даже такой выдающийся экономист неоклассического толка как Янош Корнаи в исследовании посвящённом "нехватке ресурсов" и насчитывающем шестьсот страниц, не дал ни одной дефиниции исследуемого предмета, не обозначил его базовые, универсальные параметры и не описал хозяйственную форму неэкономических, культурных предпосылок дефицита. С другой стороны подобная слабость неоклассиков легко объяснима. Как будет показано далее, ресурсный "дефицит" изначально встроен в любую индустриальную систему обменов, а не приходит туда "извне": из "неспособности социализма" к саморегулированию (Леопольд Мизес) или из того, что именно там почему-то "ресурсы ограничены". Аналитически вычленить дефицит, охарактеризовать и понять его можно лишь на шаг "отойдя в сторону", посмотрев на движение ресурсов издалека, отстраняясь от товарно-денежных формул и уравнений.

Концептуальные или, если угодно, глубинные философские изъяны стандартной экономической методологии способна преодолеть интегральная политэкономия, которая имеет предметом изучения движение всех общественных ресурсов, как попадающих под действие закона денежной стоимости, так и нет. Не случайно универсальная политэкономия имеет не хозяйственные, а чёткие общесоциологические акценты и приоритеты (Жан Бодрийяр). Её, следовательно, никак нельзя смешивать с "политэкономией хозяйственных средств", которая вплотную примыкает к корпусу обычных экономических наук. Более правильным было бы подобную интегральную дисциплину называть "политэкономией общественных ресурсов". Фактически, она является даже не политэкономией, а теоретической, комплексной социологией, которая "читает" семантику общества под углом зрения движения его ценных капиталов и средств.

Ранее говорилось, что любые современные индустриальные отношения есть производная от всеобщих ресурсных обменов. Это относится в полной мере и к зависимости, часто продуцирующей региональную бедность и отсталость. Вследствие чего применение интегрального политэкономического метода или социологической "ресурсной парадигмы" при анализе периферийной неразвитости кажется вполне приемлемым. Отсюда, в том числе, происходит и та наша сосредоточенность на символической, эмблематической стороне ресурсных взаимодействий, которой проникнуто всё настоящее исследование. Символ господствует в конвейерном, индустриальном мире ничуть не меньше, чем в патриархальном обществе, построенном на Традиции. Сама обыденная "ткань" социальной действительности здесь имеет эмблематическую, мифическую природу. Всеобщие ресурсные обмены обладают знаковым, частично воображаемым, то есть существующим в коллективном сознании и не находящим за его пределами точек контакта с инертной природой, характером. Что, впрочем, не превращает действительный социальный мир в фантом, иллюзию, произвольный набор субъективных мнений. Знаковую подоплёку ресурсных обменов мы будем выводить, опираясь на работы Жана Бодрийяра и Ролана Барта. Хотя далее и будет показано, что наша позиция по ряду пунктов существенно отличается от подхода двух замечательных французских социологов. Но всё же в целом их критическая точка зрения на "миф" и "знак" во многом обусловила ход наших рассуждений и некоторые наши выводы.

Кроме того, выделим один важный методологический постулат, который предопределил отдельные концептуальные ракурсы нашего анализа. Он связан с постулатом о "теории, объясняющей факты", который был озвучен выше. Итак, нам представляется, что, проводя исследование многосоставных и динамических общественных процессов, мы должны в первую очередь предварительно удостоверить точный и объективный смысл используемых категорий-понятий. Все науки имеют свой относительно богатый или относительно скудный "комплект" подобных категорий. И теоретическая социология не исключение. Однако намеренной рефлексии и методологическому разбору такие категории подвергаются крайне редко. Хуже того вроде бы элементарные понятия: "общество", "развитие", "социальная структура" или "коллективное сознание" часто берутся наобум, без их предварительного концептуально-содержательного разбора.

Упомянутые якобы "готовые" и мнимо "безупречные" категории профессионального мышления, на самом деле, не проясняют научную задачу, а лишь затеняют, скрадывают её. Дабы избежать подобного идейного и терминологического "растекания по древу", нужно осуществлять начальную "переработку" базовых понятий. Но вести такую работу стоит не только ради инструментальной, терминологической ясности. Все истинные, рабочие категории отраслевой науки связаны между собой: более того они вытекают друг из друга и взаимно себя обусловливают. Для определения уровней и крепости сочетания категориальных взаимосвязей, для выявления их текучих, "слоистых", но параллельно и фиксированных смыслов можно использовать метод радикального "двоения" понятия на смысловые крайности. Итогом его будет органическое "слияние" двух получившихся смысловых противоположностей. Причём надо иметь в виду, что описанный логический метод происходит не из желания "усложнить простое" или из "страсти к гегельянщине", а вытекает из структуры обыденного человеческого мышления и восприятия, которые изначально имеют двойственную, бинарную природу. В марксистской литературе подобный метод движения мысли через преодоление логических противоречий, как известно, зовётся "диалектическим". Но нам в данном случае кажется более удобным называть такой подход "предметно-логическим методом". Он подразумевает, с одной стороны, дуализм и противоречивость любых научных категорий, а с другой стороны, их смысловую динамику, то есть градуированный или скачкообразный переход от одного оттенка значения к другому и наоборот. Впрочем, статический, "метафизический" подход к явлениям общественной жизни может быть в некоторых ситуациях оправдан. Напомним здесь, к примеру, о "синхронии", вневременной категории структурного анализа Клода Леви-Стросса. Более того, всякий догматический научный позитивизм, естественнонаучного толка по сути изначально и прочно ориентирован на такой, "застывший" и "созерцательный" подход к изучению социальных явлений.

Переходя теперь к степени разработанности темы, скажем, что процессам "глобализации" посвящёно сегодня достаточно много отечественных и западных исследовательских работ. Однако конкретную проблему отношений индустриального центра с его периферией или проблему ландшафтной, мировой зависимости, к сожалению, рассматривает весьма ограниченное количество авторов. Ныне и в социологии, и в политологии и даже в экономике наблюдается очевидный сдвиг либо к исследованию общих "позитивных" или "негативных" тенденций глобализации, либо к разбору очень частных, специфических, локальных типов взаимодействия центров и периферии на микро-уровне.

Но прежде, чем вплотную перейти к рассмотрению научных публикаций, посвящённых "мировой зависимости", следует упомянуть несколько фундаментальных, классических работ, составляющих "золотой фонд" теоретической социологии. Без них было бы сложно компетентно и качественно разбирать специфику любых общественных связей. В том числе, и специфику новейших ландшафтных отношений "центра" с "периферией". Здесь, безусловно, мы упомянем хрестоматийный труд Фердинанда Тённиса "Общность и общество", написанный в 1887 году. Обращение к тезисам Ф.Тённиса, различающего "единодушие" и "договор" в качестве противоположных средств утверждения "социального общения", позволяет вычертить более чёткую грань между архаическим и современным миром, а также помогает выявить "рецидивы" архаики, которые до сих пор наличествуют в горизонте мышления и практики современного человека.

Далее стоит вспомнить примечательные работы Макса Вебера "Город" и "История хозяйства". Конечно, Вебер написал много иных, более значимых для социологии трудов. Но текст "Города", как и текст "Истории хозяйства", на наш взгляд, имеет особую ценность для любого исследователя промышленной системы. Ведь в них сжато формулируются предпосылки зарождения европейского капитализма. Нельзя также забыть о небольшом по объёму, но крайне полезном для социолога труде Эмиля Дюркгейма "Метод социологии". Выделение Дюркгеймом понятий "коллективного сознания" и "социального факта", его холистический реализм при интерпретации текущего "бытия" социальных объектов, позволяет более академично и взвешенно изучать природу разных общественных феноменов. К упомянутым классическим исследованиям следует добавить образцовое эссе Марселя Мосса об "обмене дарами". В нём французский социолог, коллега Дюркгейма вскрывает сущность социального обмена и во многом предопределяет будущий ход мысли структуралиста Клода Леви-Стросса и пост-структуралиста Жана Бодрийяра. Наконец, к "корпусу" ценных и общих по предмету социологических трудов, на наш взгляд, примыкают работы современного французского социолога Пьера Бурдье, синтетически именующего свою научную позицию "конструирующим структурализмом".

Наш обзор специальной академической литературы, так или иначе затрагивающей тематику всеобщих индустриальных обменов и отношений зависимости, мы начнём с работ, имеющих своим предметом изучение принципов ландшафтного "строительства". В них заодно анализируется структура общественного пространства, показывается то, как возникают в нём ограниченные "места силы" или привилегированные локусы общественной среды. Из этих работ, прежде всего, выделяется редкая, но важная по теме работа отечественного социолога А.Ф.Филиппова, где раскрывается философско-методологическая проблематика эмпирического "социального пространства". Соотношение динамичной общественной среды и её "картографических планов" показано в монографии А.М.Берлянта. "Включение" экономики в изломы планетарного рельефа детально рассмотрено в монографии итальянского экономиста Ж.Карло. Региональный аспект мировых хозяйственных отношений неплохо освещён в небольшой работе российского социолога В.К.Широкова. С общих географических позиций анализируют условия формирования периферийных сегментов пространства О.В.Грицай и Г.В.Иоффе.

Данный перечень исследовательских публикаций имеет для нас существенное значение. Поскольку весь анализ периферийной зависимости основан, на выделении в земном, физическом пространстве, особой ландшафтной среды, не сводимой ни к физическому рельефу, ни к воображаемой, идеальной компоненте.

Причём, крайне важно здесь чётко разделять социальный и физико-географический методы изучения территориальных процессов. Иной подход обнаруживается в работах апологетов прямолинейного геополитического подхода к мировым процессам, где грубо смешиваются, замещаются социальные и географические начала, причём "география" берёт верх над "обществом". Эти исследования, например, труды К.Хаусхофера или А.Мэхэма, вероятно, имеют какое-то позитивное содержание, допустим, для прикладной политологии, но они мало, что дают для внутреннего анализа неравноправных ресурсных обменов. Геополитика как научная дисциплина, иными словами, нам кажется в методологическом и логическом смысле не слишком убедительной.

На тонкой грани между геополитическим и социальным подходами балансируют приверженцы теории "империализма". Предвестником системного понимания экспансивных устремлений капитализма был английский экономист и публицист Дж.Гобсон, издавший в начале XX века нашумевшую работу "Империализм". В ней Гобсон, в частности, пытался объяснить агрессивное территориальное расширение индустриального порядка его "внутренним недопотреблением". Логические недостатки гобсоновской теории "империализма", повлиявшей, несмотря на концептуальную "сырость", на многие великие умы XX столетия, в том числе на Р.Киплинга и В.И.Ленина, очень детально и в то же время благожелательно разобрал Джовании Арриджи. Впрочем, интерес к теории "недопотребления" сохраняется и поныне. С позиций тождественных Гобсону, например, охарактеризовано нынешнее состояние глобального капитализма в коллективном труде вышедшем под редакцией Д.Бэкера в 1987 году.

Немалый вклад в развитие концепции империализма и шире в совершенствование теории капиталистического накопления внёс Рудольф Гильфердинг, долгое время придерживавшийся весьма уравновешенной марксисткой позиции. На теоретические положения Р.Гильфердинга во многом опирался, например, Николай Бухарин, пытавшийся в конце 1920-х годов увязать в единое целое парадигмы "финансового капитала", гоббсоновскую концепцию "недопотребления" и ленинскую теорию "империализма как вышей стадии капитализма".

Логически зрелая по сравнению с гобсоновской теорией "недопотребления" концепция "мир-системы" была предложена в середине 1970-х годов выдающимся американским социологом Иммануилом Валлерстайном. И она, конечно, обладает серьёзной инструментально-теоретической ценностью. Без "погружения" в концептуальное поле этой теории крайне трудно, по нашему мнению, адекватно изучать отношения "зависимости", основанные на ресурсных обменах. Именно Валлерстайн одним из первых не только ввёл понятие "мировой системы", но и комплексно использовал понятия "центра", "полупериферии" и "периферии". Публикации автора "мир-системной" теории сегодня насчитывает десятки наименований. У него имеются верные ученики, которые детализируют, развивают и наполняют актуальным эмпирическим содержанием концепцию "мира-экономики". Среди них шведский социолог С.Карлсон и американец Хосе Виллами. В ценных работах Валлерстайна, тем не менее, содержатся отдельные, вполне отчётливые смысловые передержки и концептуальные нестыковки.

К примеру, Валлерстайн никак не объясняет территориальную экспансию капитализма, да и вообще относится к этому феномену достаточно созерцательно, как к "вечному" и "мало изменяемому". В отечественно социологической литературе наиболее детальную и компетентную критику "мир-системной" теории, при доброжелательном в целом отношении к её главным интенциям, дал российский автор А.Б.Рахманов. Как пишет Рахманов: "для структурализма развитие выступает как совокупность, а цикл – это временная развёрнутость, диахрония структуры, равно как и структура – это действительное состояние цикла, синхрония". В общем же на Западе существует довольно мощное и авторитетное направление в социологической науке, которое принципиально отвергает базовые постулаты Валлерстайна о наличии в современном мире "единой системы" или о капитализме как о её "прародителе". Дотошный разбор ключевых теорий, существовавших на Западе к началу 1980х годов и так или иначе рассматривающих проблему периферийной "отсталости" и "неразвитости" представил Б.И.Славный.

И на Западе, и в России далеко не все экономисты, социологи и политологи разделяют принципы мир-системной теории. Не все они, соответственно, используют понятия "центра", "периферии" и "зависимости". К примеру, российские социологи С.В.Жуков и А.Я.Эльянов, разбирая "обменную" позицию незападных стран вообще отвлекаются и от "мир-системной" теории, и от категории "периферийной зависимости". Они, в частности, классифицируют развивающиеся государства по трём группам: 1). Экспортеры промышленных изделий; 2). Экспортёры нефти и 3). "Прочие" страны, где, по мнению этих авторов "выделяются две подгруппы: наименее развитые и не имеющие выхода к морю". Впрочем, в данном случае, неприятие мир-системной парадигмы не влияет на качество научной систематики.

Мы думаем, что теория "мира как индустриальной системы" необходимо порождает и концепцию "зависимости как производной от мирового капитализма". Однако отметим, что первые работы, освещающие проблемы "зависимости" появились ещё в 1950е годы (Р.Пребиш, Э.Фалетто): задолго до публикации базового труда И.Валлерстайна. Долгое время "мир-системная" теория и концепция "зависимости" существовали как бы в параллельных мирах, не пересекаясь и не взаимодействуя. И лишь с начала 1980-х годов начались попытки синтезировать два этих довольно плодотворных критических направления в социологии международных отношений. Даже в наши дни эта синтетическая научная деятельность не вылилась в форму внятного "интеллектуального единства". Сегодня по-прежнему разные специалисты по мировой экономике или политике занимают по отношению к "мир-системной" теории самые разные и порой взаимно исключающие позиции. Впрочем, нельзя сказать, что именно это препятствует общему пониманию истоков зависимости.

Достаточно полный, сводный перечень зарубежных авторов, занимающихся непосредственно "зависимым развитием" даёт российский экономист, философ и сторонник теории "постиндустриального общества" В.Л.Иноземцев. Он, в частности, пишет, что концепция "зависимости" "в 60-е-70-егоды разрабатывалась многими талантливыми исследователями: С.Фуртадо, Ф.Кардозо и Т. дос Сантосом, аргентинцем Э.Фалетто, мексиканцами А.Монте-верде и О.Сункелем, американцем П.Бараном, сенегальцем С.Амином, А.Г.Франком и другими". К этому списку, нам кажется, стоит добавить также исследования А.Иммануэля, П.Аке, Т.Сентеша или А.Соу. Кроме того, мы бы ещё дополнительно выделили в этом ряду основательные работы С.Амина, А.Багчи, И.Беренда и Т.Кемпа, базирующиеся на сравнительном историческом материале.

Не все перечисленные авторы очевидные приверженцы теории "зависимости". Но все они в той или иной мере приложили усилия к тому, чтобы аналитически разобрать природу связей глобального "центра" и его "периферии". К сожалению, в России социологи и политологи не слишком часто и не вполне комплексно обращаются к теме "периферийной зависимости" в её глобальном масштабе. В отечественных работах по этой тематике делается в основном упор на исследование экономических или локально-географических нюансов взаимодействия регионов. Исключение, пожалуй, составляют многочисленные публикации А.В.Бузгалина и А.И. Колганова, где в целом соблюдаются принципы мир-системного анализа, совмещённые, правда, с явно выраженной марксистской, идейной парадигмой. Если же взять ресурсно-обменный аспект связей мирового центра и его периферии широко и объёмно, то мы обнаружим острую нехватку аналитической и концептуальной, синтетической работы. Поэтому, на наш взгляд, дальнейшее изучение вопросов мировой ландшафтной зависимости под социологическим, "глобальным" углом зрения является очень перспективным и значимым в научном плане.

Вместе с тем, узкие, конкретные, частные моменты глобальных ресурсных связей изучены на сегодняшний день более чем подробно. Дать в этом введении даже краткий обзор страноведческой литературы, имеющей дело с эмпирическим "развитием" периферийных стран просто невозможно. Поэтому мы ограничимся упоминанием некоторых исследований, помогавших нам при написании данного текста. Обзор проблем, связанных с индустриальным ростом периферийных экономик мы находим в монографии Н.С.Бабинцевой. а также в работах И.П.Бобровой, Л.Ф.Пахомовой, Зевелева И.А., Голенковой З.Т. и Лаврентьева В.Н. Скрытые экономические, социальные и политические преграды, возникающие на пути развития периферийных стран, их "внешние" источники довольно подробно рассмотрены в коллективных трудах, выпущенных Институтом Латинской Америки РАН. Применительно к азиатским странам тот же спектр проблем характеризуют специальные исследования, изданные ИМЭМО РАН, институтом Дальнего Востока и институтом Востоковедения РАН. В целом, страноведческие грани отношений "зависимости", хотя и без акцентированных упоминаний о центре, периферии и мировой системе, аналитически описаны в научной литературе достаточно полно. Заметные и досадные пробелы сохраняются, главным образом, в "поле" комплексного, политэкономического анализа мировых обменных связей.

Помимо этого, стоит добавить, что как в западной критической литературе, так и в некоторых российских исследованиях часто прослеживается очевидная тенденция выводить факты "отсталости" и "неразвитости" только из подчинённого статуса периферийных стран, из их "пассивности" и экономической, либо социально-культурной "ущербности". Вина за "мировую отсталость" и "бедность", тем самым полностью перекладывается "на плечи" передового индустриального центра. Бесспорно, консолидированный, богатый Запад несёт существенную долю моральной ответственности за нынешнее драматическое, странное положение дел с заторможенным социально-экономическим развитием периферийных регионов. Но глобальный Запад при этом так же глубоко встроен или включён в механику тотальных ресурсных обменов, что и периферийный Восток или отсталый Юг. И мы постараемся доказать в дальнейшем, что отношения зависимости в индустриальном мире по самой своей природе всегда являются обоюдными, целостными, взаимно образными.

Ни одна отсталая, "зависимая" периферийная стран, будь то Боливия, Алжир или Пакистан, не является фатальной, безотчётной жертвой капиталистической мир-системы или "добычей" якобы злонамеренного, эгоистического центра. Если формально какая-либо страна "третьего мира" действительно подчинена по тем или иным линиям ресурсных обменов центру, то истинные причины такого негативного статуса надо искать не в "хищнических", "эксплуататорских" намерениях стран мирового ядра. Такое примитивное видения ситуации убедительно раскритиковал ещё Дж.Гобсон. Он детально показал, что неуёмное стремление индустриализма к территориальной экспансии кроется не в "жажде эксплуатации" и не в культурном "бремени белого человека", но в необходимости количественного индустриального роста, которая может быть реализована только в форме "вывоза капитала".

Потому настоящие факторы периферийной зависимости следует "выслеживать" и извлекать на свет, обращая внимание на два обстоятельства. Во-первых, на имманентную, циклическую логику развития глобального индустриализма, которой одинаково подчинены как отсталая периферия, так и развитый центр. Во-вторых, на внутреннюю политику самого периферийного общества или тех сплочённых групп, которые легитимно выражают его совокупную волю. Ведь истинным "производителем" отношений зависимости, на наш взгляд, является не столько "корыстная", "империалистическая" элита из стран мирового ядра, сколько сами правящие круги периферийных стран. Они в действительности сами выбирают, действовать ли им в интересах подлинного "развития" страны или в частных, компрадорских, денежных интересах. Хотя при этом глобальный маховик всеобщих индустриальных обменов воспринимается локальными элитами как нечто "непреложное", "природное", не подлежащее отмене. Все последующие страницы предлагаемой работы тем или иным образом освещают такие внутренние, отчасти субъективные, отчасти системные предпосылки глобальной "зависимости".