Кудрявский Д.Н. ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ.
С предисловием академика Алпатова В.М.: Отношение грамматики к логике. Звуки животных, междометия и слова. Морфологическая и генеалогическая классификации языков. Вопрос о происхождении языка. Физиология звука. Психологический фактор в языке. Грамматический строй индоевропейских языков. Изд. стереотип.

Содержание

Предисловие ко второму изданию

Учебник профессора Дмитрия Николаевича Кудрявского (1867-1920) "Введение в языкознание" был издан в Юрьеве (ныне Тарту) в 1912 г., а в 1913 г. появилось его второе издание. С тех пор он не переиздавался (фрагменты параграфов 2, 3, 11 перепечатывались в книге "Хрестоматия по истории русского языкознания", М., 1973).

Д.Н. Кудрявский родился в Петербурге в семье чиновника. Его дедом по матери был известный актер и драматург П.А. Каратыгин. В 1889 г. Кудрявский окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, где его учителем стал Иван Павлович Минаев, ученый широких интересов, уникальный в России того времени специалист. В годы, когда языкознание и востоковедение развивались независимо друг от друга и господствовала узкая специализация, он совмещал в себе лингвиста и крупнейшего индолога и работал на восточном и историко-филологическом факультетах. Если другие видные ученики Минаева (С.Ф. Ольденбург, Ф.И. Щербатской) сосредоточились на индологии и не занимались языкознанием, то Кудрявский старался, как и его учитель, быть и востоковедом, и лингвистом.

В 90-е гг. Дмитрий Николаевич преподавал в Петербургском университете, в течение года стажировался в Германии у одного из самых именитых языковедов того времени Бертольда Дельбрюка. Но в это же время он участвовал в революционном движении, руководил рабочими кружками, дружил с Л.Б. Красиным, был знаком с В.И. Лениным, увлекся марксизмом. В 1894 г. он опубликовал популярную книгу "Как жили люди в старину", выдержавшую до 1925 г. восемь изданий; в ней излагались идеи Ф. Энгельса о первобытно-общинном строе. Влияние идей Энгельса заметно и в данном учебнике: в параграфе о происхождении языка и в сопоставлении языка с орудиями труда.

От активной политической деятельности Кудрявский отошел, заняв кафедру немецкого и сравнительного языкознания в университете Юрьева, где проработал два десятилетия: с 1898 по 1918 г. Там он читал введение в языкознание, сравнительное языкознание, классические языки, а также народную словесность, то есть фольклор. В эти годы он написал большинство своих научных работ. Когда в 1918 г. Тарту отошел к Эстонии, русский университет эвакуировался в Воронеж, где на его основе был создан Воронежский университет. На новом месте ученый продолжил свою работу, но через два года умер.

За 53 года жизни Кудрявский успел написать не так уж много, но его публикации разнообразны по тематике. Есть у него работы по истории и культуре Древней Индии, в том числе книга "Исследования в области древнеиндийских домашних обрядов" (1904) на основе докторской диссертации. Он много занимался санскритом, результатом этих занятий стали две книги: "Начальная санскритская хрестоматия со словарем и кратким обзором фонетики и морфологии санскритского языка" (1903) и "Начальный курс санскритского языка. Грамматика. Хрестоматия. Словарь" (1917). Писал он и учебные грамматики латинского и древнегреческого языков (древнегреческая грамматика была посмертно издана в Тарту в 1964 г.). Есть у Кудрявского и исследования по русскому языку (книга "К истории русских деепричастий", 1916). Помимо этого, ученый много переводил в самых разных жанрах: и Ф. Энгельса, и французского историка средних веков Н.Д. Фюстель де Куланжа, и сборник древнеиндийских новелл "Хитопадеша". Самый известный из его переводов – книга знаменитого французского языковеда Антуана Мейе "Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков", трижды издававшаяся до революции, снова переизданная в 1938 г. и в пятый раз опубликованная в 2007 году. Перевод Кудрявского (в 30-е гг. переработанный А.М. Сухотиным) до сих пор живет.

Одной из областей деятельности Дмитрия Николаевича было общее языкознание. В 1905 г. он издал книгу "Психология и языкознание", в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона ему принадлежит ряд статей по этой тематике ("Части предложения и части речи" и др.). Наконец, предлагаемая читателю книга.

Учебник Д.Н. Кудрявского появился в годы, когда мировая наука о языке начинала переходить от старой, сравнительно-исторической научной парадигмы к новой, структурной. В целом книга еще отражает прежний, традиционный этап развития языкознания. Это отражено даже в том, как в самом ее начале обосновывается необходимость данного курса: "Лица, которые имеют в виду заниматься сравнительной грамматикой индоевропейских языков, должны предварительно познакомиться с некоторыми общими вопросами языкознания и усвоить основные положения некоторых дисциплин, находящих приложение в сравнительной грамматике". То есть единственной лингвистической специализацией в университете являлась сравнительная грамматика индоевропейских языков, а "пропедевтический", как его называет Кудрявский, курс введения в языкознание считался нужным лишь для приобретения общих знаний перед тем как ученый займется реконструкцией праязыков. И тогда это было принято везде. И знаменитый курс общей лингвистики, ставший знаменем новых направлений в науке о языке, Ф. де Соссюр в те же годы читал в Женевском университете как начальную часть курса сравнительной грамматики индоевропейских языков.

Но и в рамках старых университетских программ можно было высказывать новаторские идеи, как это делал Соссюр. Кудрявский не мог в 1912 г. знать идеи Соссюра, изложенные в печати лишь четырьмя годами позже, но он не мог не быть знакомым с тем, что уже много лет публиковал другой основоположник новой научной парадигмы – И.А. Бодуэн де Куртенэ, работавший в том же Юрьевском университете. Правда, два профессора не преподавали там одновременно: Бодуэн де Куртенэ покинул Юрьев за пять лет до приезда туда Кудрявского. Но память о столь ярком ученом, безусловно, сохранялась в университете. А в учебнике ни разу не упомянуты ни сам Бодуэн де Куртенэ, ни его идеи (кроме может быть, одного случая, о котором ниже). Более того, из трех основных школ русского языкознания того времени как раз школа Бодуэна здесь никак не представлена. Московская школа хотя бы упомянута в лице В.К. Поржезинского, но зато неоднократно в учебнике представлен основатель третьей, Харьковской школы А.А. Потебня.

В учебнике проявляется влияние учителей Кудрявского: И.П. Минаева и Б. Дельбрюка, но более всего автор книги следует Потебне (у которого он непосредственно не учился); в одном месте он прямо отдает предпочтение идеям Потебни по сравнению с идеями Дельбрюка. Влияние Потебни проявляется и в учении о предложении, и в психологическом подходе к языку (основным оппонентом у него здесь, как и у Потебни, является Ф.И. Буслаев), и в понятии внутренней формы, где Кудрявский следует харьковскому профессору, оговаривая, что В. фон Гумбольдт понимал внутреннюю форму шире. Гумбольдтовское направление в языкознании отражено в учебнике не столько в виде идей самого Гумбольдта, сколько через взгляды его последователей второй половины XIX в. Х. Штейнталя и Х.Г.К. фон Габеленца, интерес к которым мог передаться от И.П. Минаева. Эти ученые, как и А.А. Потебня, интерпретировали идеи Гумбольдта в духе индивидуальной психологии. Рассматривая вопрос, что такое язык, Кудрявский берет за основу определение Габеленца: "Человеческий язык – есть членораздельное выражение мысли при помощи звуков", хотя и указывает на неопределенность понятия членораздельности.

В учебнике выделяются общие свойства человеческого языка, резко противопоставленного так называемым языкам животных. В соответствии с преобладавшими в XIX в. представлениями единственной формой существования языка признается звуковая: "Язык может жить только в устах людей". В связи с этим из сферы языкознания исключаются жесты, а письменная форма языка явно игнорируется. К тому времени наука уже отошла от рассмотрения языка сквозь призму письма, но наблюдалась противоположная крайность: язык приравнивался к его звуковой реализации, что четко проявляется у Кудрявского. Тем самым такой язык как классический китайский, функционировавший лишь на письме, не мог бы существовать, согласно определениям учебника. Большое место в учебнике занимают проблемы происхождения языка, к тому времени редко рассматривавшиеся в языкознании (позитивистская наука избегала их из-за отсутствия фактического материала). Интересуют Кудрявского и реликты древних состояний языка, к которым он относит междометия. За пределами этих пережиточных форм Кудрявский считал связь между звучанием и значением чисто условной, отрицая звуковой символизм. Такие идеи сейчас часто связывают с именем Ф. де Соссюра, однако они и до него были широко распространены, так же как и понимание слова как знака, также встречающееся в учебнике.

Если при рассмотрении общих вопросов Кудрявский чаще рассуждал о вневременных категориях, то, говоря о конкретных свойствах языков, он основное внимание уделял истории языков. Он в духе времени не только отвергал идеи о стадиях развития языков, отражающих стадии развития человеческого мышления (эти идеи разделял еще И.П. Минаев, но к началу ХХ в. они стали окончательно дискредитированными), но вообще скептически относился к классификациям языков на основе их строя. Как Б. Дельбрюк и другие представители позитивистского исторического языкознания, он единственной строго научной классификацией языков считал генетическую, отражавшую главную лингвистическую дисциплину XIX в. – сравнительно-историческое языкознание. Семантика им определяется только как "изучение движения значений слова" и выделяется (вместе с экспериментальной фонетикой) во "вспомогательную дисциплину", поскольку пока плохо изучены "общие законы перехода значений". То есть в основе науки о языке, если исключить рассмотрение самых общих вопросов, находится изучение звуковых и грамматических переходов в развитии индоевропейских языков.

Явления фонетики, грамматики и лексикологии рассматриваются в учебнике почти исключительно в историческом плане на материале значительного числа индоевропейских языков. Среди этих языков постоянно упоминаются индоарийские языки, особенно санскрит, которым много занимался Кудрявский, но совсем не представлены языки иных семей. Лишь попутно рассматриваются явления современных языков, в частности грамматические категории русского и некоторых других языков.

В этих разделах, как и в учебнике в целом, постоянно отстаиваются и развиваются психологические подходы к языку. Кудрявский постоянно подчеркивает, что изменения в языке имеют психологическую основу, и что психологический фактор в языке проявляется в ассоциациях. Выделяются ассоциации "сходно звучащих" и "стоящих рядом" слов, исследуется влияние таких ассоциаций на изменения в языке. В этом месте у Кудрявского заметно сходство с идеями, которые высказывал еще в 80-е гг. выдающийся ученик И.А. Бодуэна де Куртенэ Н.В. Крушевский (хотя его имя в учебнике не упомянуто, и не ясно, имеем ли мы здесь дело с влиянием или с параллельным развитием идей). Вполне в духе Крушевского ученый называет разные виды ассоциаций творческими силами, создающими новые формы выражения мысли. Пожалуй, один из самых интересных разделов книги – исследование психических процессов выбора синонимов говорящим и влияний аналогии, содержащее любопытные примеры языковых оговорок. Здесь более, чем где-либо, Кудрявский обнаруживает сходство с И.А. Бодуэном де Куртенэ (и здесь не упомянутым), который также видел в языковых оговорках отражение существенных психических процессов в языке. Можно здесь обнаружить и трактовку выбора синонимов как явления, существенного в процессе речи для говорящего, о чём вслед за Бодуэном писал позднее Р. Якобсон.

В целом, однако, таких мест в учебнике немного. Написанный в начале нового века, он идейно скорее принадлежит второй половине предыдущего XIX столетия. Последовательно выраженный исторический подход, описание фонетики с чисто физиологических позиций (подробно описано образование тех или иных звуков, но нет и следа знакомства с уже разработанным И.А. Бодуэном де Куртенэ учением о фонеме), отсутствие системности в подходах, игнорирование языков за пределами индоевропейской семьи – всё это традиционно для той эпохи. Учебник отражает этап науки, преобладавший в Европе с 70-х гг. XIX в. до первой мировой войны, вскоре закончившийся с выходом "Курса" Ф. де Соссюра. Однако надо отметить и особый интерес автора к общим проблемам языкознания (сущность языка, язык и мышление, происхождение языка и др.), не пользовавшимся популярностью в позитивистской науке, и высокое качество изложения не всегда оригинальных, но казавшихся в то время незыблемыми положений. Кудрявский обладал литературными способностями и умением просто говорить о сложном, что проявилось и в его обращении к научно-популярному жанру, и в хорошем качестве его переводов. Видно это и в учебнике.

Учебник после его выхода пользовался популярностью, что проявилось и в том, что вскоре понадобилось второе издание. Знали книгу и позже. Участие Кудрявского в революционном движении (всё-таки мало отразившееся в большинстве его публикаций) привлекало внимание в 20-40-е гг. к его научным идеям. Его особо выделяли среди русских дореволюционных языковедов в начале 30-х гг. группа "Языкофронт", а позже академик И.И. Мещанинов, относивший Дмитрия Николаевича вместе с М.В. Ломоносовым и А.А. Потебней к прогрессивным русским ученым [Мещанинов 1949]. Однако в последующие годы его стали забывать: статья о Кудрявском есть во втором издании Большой советской энциклопедии (1954), но отсутствует в третьем издании (1973).

Сравнительно недавно данный учебник вспомнили по неожиданному поводу. Главный консультант И.В. Сталина при написании работ по языкознанию А.С. Чикобава в изданных спустя много лет воспоминаниях [Чикобава 1985] упомянул, что среди рекомендованной ему литературы Сталину более всего понравилось "Введение в языкознание" Д.Н. Кудрявского; см. также [Звегинцев 1989: 19]. Между Кудрявским и Сталиным нет текстуальных совпадений, но можно отметить общность ряда идей: см. такие формулировки данного учебника как "слово закрепляет мысль", "язык – орудие мысли", "язык народа", тезис о возможности мышления лишь в языковой форме; всё это могло отразиться у вождя. А в ответе А. Белкину и С. Фуреру Сталин критиковал идеи Марра о языке жестов, используя аргументацию, очень похожую на используемую Кудрявским. Впрочем, иногда использование учебника Кудрявского Сталиным отрицают, аргументируя это тем, что эта книга не найдена в сталинской библиотеке [Илизаров 2003: 177].

Но так это или не так, книга Д.Н. Кудрявского интересна и сама по себе. Многие поднятые в ней почти столетие назад вопросы и сейчас дискуссионны, а их трактовка заслуживает внимания.

Предисловие

Выпускаемое мною "Введенiе въ языкознанiе" сложилось изъ техъ курсовъ, которые мне неоднократно приходилось читать въ Юрьевскомъ Университете и на Юрьевскихъ Высшихъ Женскихъ Курсахъ. Не гонясь за подробностями и ограничивая исторiю языкознанiя лишь самымъ необходимымъ, въ своемъ изложенiи я старался представить по возможности цельный и связный обликъ современнаго языкознанiя. Насколько мне удалось выполнить эту трудную задачу, судить не мне. Но я признаю себя вполне удовлетвореннымъ, если мое изложенiе некоторыхъ вопросовъ, продуманныхъ мною самостоятельно, будетъ признано нелишнимъ дополненiемъ къ уже существующей литературе.

Введение

"Введенiе въ языкознанiе" не представляетъ изъ себя особой научной дисциплины. Курсы введенiя въ языкознанiе, читаемые въ нашихъ университетахъ, вызваны исключительно практическими требованiями преподаванiя. Лица, которыя имеютъ въ виду заниматься сравнительною грамматикою индо-европейскихъ языковъ, должны предварительно познакомиться съ некоторыми общими вопросами языкознанiя и усвоить основныя положенiя некоторыхъ дисциплинъ, находящихъ приложенiе въ сравнительной грамматике. Такова, напримеръ, физiологiя звука, разсматривающая физическiя условiя произношенiя и воспрiятiя звуковъ человеческой речи. Съ этой точки зренiя содержанiе "Введенiя въ языкознанiе" можетъ быть охарактеризовано, какъ лингвистическая пропедевтика.

Но те же самые общiе вопросы языкознанiя имеютъ и общеобразовательное значенiе, и знакомство съ ними необходимо всемъ, занимающимся филологiей въ широкомъ смысле этого слова, т.е. историкамъ, интересующимся языкомъ обыкновенно только, какъ средствомъ для ознакомленiя съ содержанiемъ изучаемыхъ ими памятниковъ.

Эти обстоятельства и заставляютъ выделять изъ обширной области языкознанiя особый курсъ введенiя въ эту науку. Но те же самыя обстоятельства обусловливаютъ и некоторую неопределенность содержанiя такого введенiя. Одинъ предпочитаетъ излагать въ общемъ курсе введенiя въ языкознанiе те вопросы, которые другой разбираетъ въ курсе сравнительной грамматики. Такой субъективизмъ въ выборе матерiала неизбеженъ и нередко вызывается практическими требованiями экономiи времени.

Изъ такихъ введенiй, не вполне совпадающихъ, а взаимно пополняющихъ другъ друга, можно назвать следующiя книги:

В.Поржезинскiй (Профессоръ Университета и Высшихъ Женскихъ Курсовъ въ Москве). Введенiе въ языковеденiе. Пособiе къ лекцiямъ. Изданiе 2-е, исправленное и дополненное. Москва 1910.

А.И.Томсонъ (ордин. профессоръ сравнительнаго языковеденiя и санскрита Императорскаго Новороссiйскаго Университета). Общее языковеденiе. Второе переработанное и дополненное изданiе со многими рисунками въ тексте. Одесса 1910.

С.М.Кульбакинъ. Языкъ и языки (Въ VII томе "Народной Энциклопедiи научныхъ и прикладныхъ знанiй". Изд. Харьковскаго Общества распространенiя въ народе грамотности. Москва 1911).

Изъ сочиненiй на немецкомъ языке можно указать следующiя работы:

B.Delbruck. Einleitung in das Studium der indogermanischen Sprachen. Ein Beitrag zur Geschichte und Methodik der vergleichenden Sprachforschung. 5. Auflage. Leipzig 1908. Есть русскiй переводъ, сделанный подъ редакцiей проф. С.К.Булича съ третьяго немецкаго изданiя, носившаго и несколько иное заглавiе "Введенiе въ изученiе языка", см. С.К.Буличъ. Очеркъ исторiи языкознанiя въ Россiи, т.1. СПб. 1904 г.

Hermann Paul. Prinzipien der Sprachgeschichte 4. Auflage. Halle a. S.1909.

Georg von der Gabelentz. Die Sprachwissenschaft, ihre Aufgaben, Methoden und bisherigen Ergebnisse. Zweite, vermehrte und verbesserte Auflage herausgegeben von Dr.Albrecht Graf von der Schulenburg. Leipzig 1901.

Прикладное значенiе языкознанiя. – Всякiй, приступающiй къ изученiю какой-либо науки, обыкновенно имеетъ вполне законное желанiе узнать, какое значенiе имеетъ данная наука, для чего она нужна. Если при изложенiи другихъ областей знанiя по большей части не приходится говорить о пользе данной науки, то это происходитъ отъ того, что польза другихъ наукъ, въ особенности естественныхъ и математическихъ, известна всемъ и говорить на эту тему значитъ повторять избитыя, общеизвестныя истины. Обыкновенно и самъ избирающiй ту или другую спецiальность сознательно преследуетъ известную практическую цель.

Съ языкознанiемъ дело обстоитъ несколько иначе. Въ наше время гораздо чаще слышишь речи о ненужности изученiя различныхъ языковъ: ненуженъ греческiй языкъ, ненуженъ латинскiй языкъ; для практическихъ целей нужны только новые языки; изученiе древнихъ языковъ снисходительно разрешается только чудакамъ-любителямъ. Правда, трудно услышать отрицательное отношенiе къ науке языкознанiя вообще; но это объясняется только темъ, что наше образованное общество не имеетъ никакого представленiя объ этой науке. Обыкновенно отъ языковедовъ требуютъ только разрешенiя вопросовъ правописанiя, и если языковедъ не сумеетъ объяснить поставленнаго ему вопроса (а по большей части такъ и случается), то это обстоятельство лишь подкрепляетъ убежденiе въ совершенной ненужности языкознанiя: оно не можетъ разъяснить даже вопросовъ правописанiя. Однимъ словомъ, съ обывательской точки зренiя языкознанiе – наука совершенно чуждая жизни, совершенно къ ней неприложимая.

Языковедъ подходитъ къ вопросу о пользе языкознанiя совершенно съ другой стороны. Прежде всего онъ знаетъ исторiю своей науки, и знаетъ, что ни одна наука не возникала изъ одной только любознательности по прихоти мечтателей и чудаковъ. И действительно, зачатки языкознанiя восходятъ къ глубокой древности и возникаютъ изъ насущныхъ, жизненныхъ потребностей человека.

Надъ вопросами языкознанiя люди задумывались еще до изобретенiя письменности. Объ этомъ свидетельствуютъ очень древнiе мифы о возникновенiи языка или языковъ, въ роде, напримеръ, еврейскаго сказанiя о Вавилонскомъ столпотворенiи. Очевидно самый фактъ существованiя у людей различныхъ языковъ старались такъ или иначе объяснить. Но эта задача, трудная даже и для современнаго языкознанiя, конечно, не могла быть разрешена научно въ те далекiя времена: въ этихъ мифахъ мы можемъ видеть только доказательство того, что жизнь ставила человеку и тогда вечный неразрешимый вопросъ о происхожденiи языка.

Изобретенiе письма указываетъ на то, что къ этому времени накопился уже значительный запасъ наблюденiй надъ строемъ языка: на письме человеческая речь является уже разложенною на составные элементы. Если и мы въ настоящее время нередко затрудняемся, какъ нужно разделить нашу речь на слова, то мы можемъ себе представить сколькихъ усилiй стоилъ тотъ первоначальный анализъ речи, на основе котораго только и могла возникнуть письменность.

Съ появленiемъ письменности задачи все более и более усложняются. Языкъ постоянно изменяется, и записанное на немъ становится все менее и менее понятнымъ. Между темъ сохраненiе старинныхъ текстовъ и правильное ихъ пониманiе составляло насущную потребность народа: записывались обыкновенно либо священные тексты, либо тексты историческаго содержанiя; и те и другiе были одинаково дороги народу: Такимъ образомъ появляются лица, умеющiя читать и толковать данные тексты: это – первые языковеды. На этой почве съ дальнейшимъ усложненiемъ дела создаются пособiя для толкованiя текстовъ: пишутся комментарiи, составляются словари и грамматики. Такъ было въ Грецiи, где толковались творенiя Гомера; такъ было и въ Индiи, где брахманы (индiйскiе жрецы) должны были толковать священные ведическiе гимны, которые пелись при богослуженiи. Припомнимъ, что и у насъ грамотность соединялась съ обученiемъ чтенiю Священнаго Писанiя, и первая книга для чтенiя обыкновенно была Псалтирь.

Рука объ руку съ этой работой толкованiя старинныхъ текстовъ идетъ и развивается и педагогическая деятельность ученыхъ. Вокругъ нихъ группируется кружокъ учениковъ, которые наследуютъ и продолжаютъ работу своихъ учителей. Мало-по-малу новая наука перестаетъ быть привилегiей ограниченнаго класса ученыхъ, и становится общимъ достоянiемъ народа. Всякiй желающiй обыкновенно находитъ возможность ознакомиться съ элементами грамотности, и ему такимъ образомъ делаются доступными произведенiя родной письменности. Организуется систематическое обученiе детей чтенiю и письму, и обученiе родному языку становится основой всего дальнейшаго обученiя.

Об авторе

Кудрявский Дмитрий Николаевич

Известный русский филолог, историк и религиовед, в сферу научных интересов которого входили индология и общее языкознание. Выпускник Петербургского университета, Д. Н. Кудрявский преподавал там в 1890-е гг., затем стажировался в Германии, у одного из самых именитых языковедов того времени Бертольда Дельбрюка. В 1898–1918 гг. занимал кафедру немецкого и сравнительного языкознания в Императорском Юрьевском университете, где читал лекции по введению в языкознание, сравнительному языкознанию, классическим языкам и народной словесности (фольклору).

Перу Д. Н. Кудрявского принадлежат в числе прочих такие работы, как «Начальная санскритская хрестоматия со словарем и кратким обзором фонетики и морфологии санскритского языка» (1903), «Исследования в области древнеиндийских домашних обрядов» (1904), «Психология и языкознание» (1905), а также «Начальный курс санскритского языка. Грамматика. Хрестоматия. Словарь» (1917).