Булгаков Ф.И. Граф Л.Н.Толстой и критика его произведений, русская и иностранная Изд. стереотип.

Оглавление

Русская критика о Л.Н.Толстом (отрывок)

Общественно-литературная деятельность графа Л.Н.Толстого еще ждетъ себе должной оценки. Не то, чтобъ критика наша не решалась судить эту деятельность. Напротивъ, съ самаго появленiя имени Толстого на литературной арене, каждое изъ его произведенiй обсуждалось россiйскими Аристархами. Одни изъ этихъ Аристарховъ усматривали въ таланте Толстого яркое выраженiе "теорiи свободнаго творчества"; другiе видели тутъ торжество "принципа утилитарнаго искусства"; третьи похваливали "современность идей", проведенныхъ съ "логической последовательностью".

А.В.Дружининъ пробовалъ довольно удачно определить значенiе Толстого, какъ нравописателя русскаго быта. "Мысль и поэзiя, писалъ этотъ критикъ въ 1856 г., неразлучны съ его очерками, и эта мысль есть мысль человека высоконравственнаго, эта поэзiя не можетъ назваться театральной поэзiей... Графъ Толстой скупъ на великолепныя описанiя, ибо хорошо знаетъ, что война кажется великолепнымъ деломъ только для поверхностныхъ зрителей, диллетантовъ. Подвиги, имъ изображенные, не имеютъ въ себе никакого великолепiя, кроме великолепiя нравственнаго... Все общее, случайное давно уже отброшено имъ, все типическое, оригинальное, самостоятельное, прямо вытекающее изъ характера русскаго человека, предназначенного на военную деятельность, даетъ пищу Толстому, какъ поэту и разсказчику."

Семъ летъ спустя, П.В.Анненковъ пытался проследить присутствующую въ произведенiяхъ Л.Н. "идею объ естественности и природе, какъ критерiумахъ истины". Эта идея живетъ со временъ Руссо, имеетъ свою довольно длинную литературную исторiю, неоднократно извращалась въ литературе и общественномъ пониманiи, но Толстымъ впервые низведена въ реальный мiръ. Въ великомъ писателе она породила сомненiе въ искренности и достоинствахъ "большей части побужденiй и чувствъ такъ-называемаго образованнаго человека на Руси".

Принимался за разъясненiе Толстого и Аполлонъ Григорьевъ. Еритикъ этотъ понималъ силу таланта нашего писателя, сознавалъ, что его произведенiя-что-то очень большое и очень важное. Но разъясненiе такъ ни къ чему и не привело. Главная ошибка этого разъясненiя заключалась въ определенiи основнаго мiросозерцанiя Толстого при помощи теоретическаго, условнаго масштаба. Отмечая предпочтенiе Толстого къ типамъ безропотной покорности и смиренiя, Григорьевъ упустилъ изъ виду, что тутъ вся суть въ нравственной идее писателя. Не умея, или не желая денить эту идею, какъ ее разумеетъ самъ авторъ, такая критика невольно впадала въ пристрастiе и преднамеренно вычитывала изъ его произведенiй не то, что сказано имъ самимъ, а то, чего хотелось критике. Относительно смиреннаго типа такъ и случилось. Личный и, стало быть, непременно узкiй критически масштабъ Григорьева пришелся очень по вкусу и некоторьщъ изъ последующихъ критиковъ. Изъ нихъ наиболее смелые и иретендовавшiе на проницательность, повторяя мненiя Григорьева и применяя ихъ къ позднейшимъ творенiямъ Толстого, называла предпочтительное вниманiе, оказанное художникомъ къ типамъ смиренiя, кротости и покорности, "философiей бараньяго смиренiя", а "Войну и Миръ", особливо за типъ Каратаева, объявляли романомъ, проникнутымъ "растленною моралью".

После Григорьева пробовалъ свой критическiй скальпель надъ Толстымъ и Д.И.Писаревъ. Сначала-было, со свойственнымъ этому критику скоропалительнымъ увлеченiемъ, онъ не заметилъ въ произведенiяхъ Льва Толстого ничего, кроме чистой художественности, но вскоре затемъ, съ неменее свойственной Писареву искренностью, сознался, что такое мненiе никуда не годится. "Детство", "Отрочество", "Юность", "Утро помещика", "Люцернъ" заставили даровитаго критика призадуматься надъ темъ безнадежнымъ воспитанiемъ, какое формировало "страшно болезненные" характеры личностей, подобныхъ Иртеньеву и Нехлюдову.

Во всехъ этихъ попыткахъ критики, а еще более въ последующихъ, разумеется, не обходилось дело безъ укоровъ по адресу неверно понятаго писателя. Тотъ ставилъ ему на видъ "безцельность творчества", этотъ негодовалъ на "предвзятость идей" его, иной просто-таки объявлялъ ретроградомъ за отреченiе отъ всякой фальши цивилизованной жизни и за сочувствiе людямъ, не тронутымъ этой фальшью. Такiе укоры делались чаще и произносились смелее по мере возрастанiя литературныхъ успеховъ Льва Толстого. Газетные и журнальные кудесники видели въ "Войне и Мире" проповедь "дикаго, чисто-восточнаго фатализма". Романъ "Анна Каренина" внушалъ этимъ вершителямъ обвинительнаго приговора надъ независимымъ писателемъ "положительное омерзенiе", ибо въ романе усматривалось ими лишь "безсмысленное и безцельное созерцанiе красотъ природы ради одного только слащаваго умиленiя передъ ними".

Находились и такiе моралисты-критики, что причисляли Толстого къ разряду художниковъ, "способствующихъ пониженiю нравственнаго уровня въ обществе", а самый романъ "Анна Каренина" именовали "эпопеей барскихъ амуровъ", проникнутой "внутренней безнравственностью.

Да и одни-ли журнальные ценители проявляли тутъ свою проницательность? Съ ними оказывались солидарными литературные сверстники Толстого, считающiеся авторитетами по части художественной критики. Тургеневъ находилъ, напримеръ, что романъ "Война и Миръ" слабъ "исторической стороной" и "психологiей". "Исторiя его-фокусъ, битье тонкими мелочами по глазамъ; исихологiя – капризно-однообразная возня въ однихъ и техъ же ощущенiяхъ". Объ "Анне Карениной" отзывъ Тургенева еще резче. Дважды въ "Письмахъ" его находимъ упоминанiе объ этомъ. "Въ "Анне Карениной" онъ (Толстой) a fait fausse route: влiянiе Москвы, славянофильскаго дворянства, старыхъ православныхъ девъ, собственнаго уединенiя и отсутствiе настоящей, художнической свободы. Вторая часть просто скучна и мелка, вотъ что горе!" На 260 стр. техъ же "Писемъ" читаемъ: "Анна Каренина" мне не нравится, хотя попадаются истинно великолепныя страницы (скачка, косьба, охота). Но все это кисло, пахнетъ Москвой, ладаномъ, старой девой, славянщиной, дворянщиной и т.д." Вообще, въ обоихъ великихъ творенiяхъ и генералы литературные, и вторившiе имъ подпоручики, привыкшiе одобрять въ художественныхъ произведенiяхъ лишь политическiя тенденцiи, не найдя этихъ тенденцiй по своему вкусу, снисходительно признавали заслуживающей вниманiя одну описательную сторону "Войны и Мира" и "Анны Карениной". "Скачка, косьба, охота"-въ последнемъ романе, "бытовое, описательное, военное"-въ первомъ-вотъ на что допускалось безподобное мастерство Толстого. А то, что составляетъ "душу живу" этихъ произведены, оставалось какъ-бы скрытымъ отъ критиковъ.

После "Анны Карениной" представился новый поводъ къ суду надъ Толстымъ.

На основанiи личнаго опыта и глубоко человечныхъ побуждены своего золотаго сердца, дерзнулъ онъ отнестись отрицательно къ современной педагогiи и къ такъ называемой "новой школе", проглотившей немецкiй аршинъ и копающейся въ немецкой пыли. И тутъ-то поднялась тревога. Гг. педагоги, отъ мала до велика, стали вопить на писателя, вторгшагося въ ихъ "спецiальность", сравнивали его съ "сапожникомъ, пекущимъ пироги", совсемъ позабывъ или, точнее, не пожелавъ узнать, что этотъ "сапожникъ" въ деле воспитанiя былъ гораздо более на своемъ месте, нежели они, считавшiе себя пирожниками по профессiи, а на поверку занимавшiеся тачаньемъ сапоговъ. Раздраженiе или самомненiе помешало возмутившимся педагогамъ признать, что русскiй писатель открылъ целый мiръ богатой, внутренней жизни детей, мiръ, остававшейся до него неведомымъ. По весьма справедливому замечанiю одного изъ нашихъ критиковъ, вообще несклоннаго разделять мненiя Толстого, "ни общество, ни литература наша, конечно, никогда не забудутъ великихъ педагогическихъ заслугъ Толстого". Онъ проникъ въ самые сокровенные уголки детскаго мiра и, вероятно, "не одинъ разъ придется всякому учителю и наставнику, понимающему свое призванiе, справляться съ открытiями Толстого для того, чтобъ проверить свои планы образованiя и уяснить многiя загадочныя проявленiя детской воли и души".

Об авторе

Булгаков Федор Ильич

Русский журналист, писатель, редактор-издатель, искусствовед, историк книги. Родился в городе Тим Курской губернии. В 1870-х гг. слушал в Петербургском университете лекции на факультете восточных языков. В конце 1870-х гг. состоял секретарем комитета иностранной цензуры и Общества любителей древней письменности. Сотрудничал во многих периодических изданиях, главным образом в «Новом времени» (с 1900 г. ответственный редактор), «Историческом вестнике», «Нови», «Артисте» и других. С 1897 г. издавал и редактировал «Новый журнал иностранной литературы, искусства и науки».

Ф. И. Булгаков сыграл огромную роль в пропаганде и популяризации русского искусства. В 1880-е гг. он начал издавать богато иллюстрированные обзоры художественных выставок и альбомы, посвященные творчеству русских живописцев и скульпторов И. К. Айвазовского, М. М. Антокольского, К. Е. Маковского, Г. И. Семирадского, И. И. Шишкина и других. Им были написаны монографии об основоположнике критического реализма в русском изобразительном искусстве П. А. Федотове и выдающемся баталисте В. В. Верещагине, «Художественная энциклопедия», «Иллюстрированная история книгопечатания и типографского искусства», «капитальный двухтомный труд «Наши художники», в котором собраны сведения о 757 живописцах, граверах, медальерах, скульпторах, мозаистах, воспроизведены их портреты и основные произведения. Им также были подготовлены к печати и прокомментированы такие произведения древнерусской литературы, как «Шемякин суд», «Стафонит и Ихнилит», «Повесть о семи мудрецах»; выпущена литературно-критическая работа «Граф Л. Н. Толстой и критика его произведений, русская и иностранная».