Левицкий Ю.А. Проблемы лингвистической семантики Изд. 2

Содержание

Предисловие

В свое время И. И. Ревзин заметил по поводу стилистики, что ее основное понятие, "а именно понятие "нормы", "правильности", уже использовано практически при построении грамматики, лексикологии, словообразования и, в особенности, синтаксиса, поэтому на долю стилистики остается довольно беспомощное теоретизирование" [Ревзин, 214]. Можно ли это утверждение перенести и на семантику?

Что представляет собой семантика? По определению Ю. С. Степанова – это "1) все содержание, информация, передаваемые языком или какой-либо его единицей (словом, грамматической формой слова, словосочетанием, предложением); 2) раздел языкознания, изучающий это содержание, информацию... Семантика в первом значении представляет собой систему (выделено мною. – Ю.Л.), нежестко детерминированную" [Степанов, 1990, 438].

Если это содержание, информация, которая передается различными единицами языка, то ее невозможно изучать, минуя эти единицы, т.к. "пробраться" к содержанию мы можем только через те формальные структуры, которые служат для ее выражения. В этом отношении положение семантики вполне возможно сравнить с положе- нием стилистики: основные понятия семантики также оказываются распределенными по соответствующим разделам языкознания – она составляет непременную часть таких разделов, как лексикология, морфология, словообразование, синтаксис и лингвистика текста.

Тем не менее, вопросы семантики стали предметом специального изучения. Возможно, это обусловлено тем, что классические лингвистические исследования были сосредоточены главным образом на фонетике и морфологии. Интерес к содержательной стороне языка, в частности слова, был гораздо слабее. Одними из первых интерес к семантике проявили Жам Дармстетер (1849 – 1894) и Мишель Бреаль (1832 – 1915). Последний и ввел в лингвистический обиход термин семантика. Позднее, особенно начиная со второй половины ХХ в., появляется большое число исследований, посвященных семантике. При этом интерес к проблемам проявляют не только лингвисты, но также и философы, логики и психологи.

В настоящее время курс семантики введен в вузовскую программу преподавания лингвистических дисциплин. В связи с этим по курсу лингвистической семантики опубликован ряд учебников и пособий. Из последних можно назвать работы И.М. Кобозевой Лингвистическая семантика (М., 2000) и М.А. Кронгауза Семантика (М. 2001), в которых представлена общая картина состояния современной семантики, а также рассматриваются подходы к проблемам семантики в разных науках – семиотике, философии, логике и собственно лингвистике.

Представители каждой из указанных областей стремятся обособиться от других и предлагают свою интерпретацию основных понятий и свою терминологию. В этом многообразии не всегда удается разобраться искушенным специалистам, а уж о студентах, приступающих к знакомству с проблемами знака и значения, и говорить нечего.

Как известно, одна из основных проблем лингвистики в целом, и в частности семантики, – безграничная многозначность терминологии. Большинство исследователей языковых явлений ведут себя подобно Шалтаю-Болтаю, придавая употребляемым словам произвольный смысл. Почти каждый лингвистический термин используется по меньшей мере в двух разных, но близких значениях, между которыми можно установить отношение метонимии. Это касается и терминов, широко используемых в семантических исследованиях, таких, как знак, значение, означающее и мн. др. Так, в указанной работе Кронгауза слово означающее определяется как "материальный носитель знака" [Кронгауз, 77], хотя по определению Ф. де Соссюра это слово интерпретируется как "звуковой образ слова", а в "Лингвистическом энциклопедическом словаре" отмечается, в соответствии с Соссюром, что означающее "должно иметь тот или иной материальный субстрат (выделено мною. – Ю.Л.), доступный чувственному восприятию" [ЛЭС, 343]. Я не стану специально останавливаться здесь на вопросах терминологии – они будут рассмотрены в соответствующих разделах пособия.

Предлагаемая работа не претендует на окончательное решение всех рассматриваемых проблем. Цель ее значительно скромнее – попытаться дать некую общую интерпретацию основных понятий, таких, как "знак", "значение" и некоторых других и помочь тем, кто интересуется проблемами семантики, разобраться в терминологии.

Введение

Как известно, В начале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог. Итак, слово было у Бога.

А у человека?

Первые концепции по поводу происхождения "человеческого" языка вполне естественно и логично связывались с идеей передачи языка человеку неким Высшим существом. И это можно объяснить тем, что создатели этих концепций в своей практической жизни неоднократно наблюдали процесс передачи языка взрослыми носителями своим "безъязыким" детям, и сами, вероятно, участвовали в подобном процессе. Естественно, что, считая себя детьми некоего Создателя, они и пришли к аналогии процесса обучения языку ("наделения языком") своих детей и "людей-детей". Однако позднее, в начале нашей эры, первые толкователи Священного Писания, так называемые "отцы церкви" (патристы) пришли в своих рассуждениях к тому, что Бог подарил людям не язык, а дар языка. Языки же люди, на основании этого дара, создавали сами [Эдельштейн, 162 и след.].

Таким образом, "человеческое" слово создавал человек.

Сам процесс возникновения нового слова интересовал мыслителей задолго до патристов. Античные ученые считали, что, образуя слово, человек стремится к тому, чтобы оно было "прозрачным", понятным, а это станет возможным тогда, когда звучание слова будет каким-то образом напоминать о самом предмете, его характере, его сущности. Так, Платон иллюстрировал характер отражения сущности вещи в процессе образования "первых" имени следующим образом. Греческая буква "ро" (античные мыслители не проводили различия между звуком и буквой) хорошо подходит к порыву, движению, поскольку язык при произнесении "ро" приводится в сильное сотрясение, а буква "ламбда" соответствует чему-то мягкому, гладкому. Отсюда – наличие буквы "ро" в словах rein ("течь") и roe ("течение"), а буквы "ламбда" в словах mel ("мед") и lana ("шерсть"). Таким образом, здесь, по словам В. Томсена, мы в первый раз встречаем символику звуков, т.е. Платона можно считать основоположником того направления, которое в современном языкознании называется звукосимволизмом [Перельмуттер, 134].

Итак, "первые" имена возникли на основе ассоциаций между отдельными звуками и определенными свойствами вещей, а "позднейшие" слова образовывались из "первых" [там же, 139].

Идеи Платона развивались в работах стоиков, которые полагали, что чувственные особенности впечатлений от вещей (мягкость, грубость, жесткость) определяют подобные же особенности звуков. "В чувственном познании человек овладевает свойствами конкретных, индивидуальных предметов путем оттисков их в душе в виде ощущения... Слова создаются именно в области чувственного познания, поскольку представляют собой ощущение и впечатление внешнего или внутреннего чувства" [Якушин, 38 – 39]. Таким образом, некоторые первые слова были звукоподражательными, а для тех предметов и явлений, которые "не звучали", имело значение, как они воздействовали на чувства. В соответствии с этим и подбирались звуки для их обозначения [Якушин, 40].

Позднее подобные соображения высказывали Г. В. Лейбниц, И. Г. Гердер и многие другие, причем в качестве примеров приводились обычно те же звуки, которые упоминал Платон. Эти же идеи мы встречаем также в работах современных психологов [Выготский; Рубинштейн] и психолингвистов [Шахнарович].

Г. Пауль, вероятно, один из первых обратил внимание на аналогию процессов языкового развития человека и осваивающего язык ребенка. Второй процесс оказывается более наглядным и позволяет выявить определенные закономерности, характеризующие становление слова. Так, С. Л. Рубинштейн отмечает: "Первые осмысленные слова ребенка состоят преимущественно из губных и зубных согласных, соединенных с гласным в слог, обычно многократно повторяющийся: мама, баба, папа. Взрослые превратили эти первые звукосочетания в названия родителей и т. д. Поэтому эти слова имеют в своем звуковом составе столь широко распространенный интернациональный характер. По своему значению эти первые осмысленные слова ребенка выражают преимущественно потребности, аффективные состояния, его желания... Первоначально слово представляется свойством вещи, неотъемлемой ее принадлежностью или же выражением вещи; оно имеет ту же "физиономию", что и вещь" [Рубинштейн, 399]. "Ребенок ищет в слове образные элементы, и этот поиск является... базой овладения сущностью языка" [Шахнарович, 8].

На "общую физиономию" слова и предмета, обозначаемого этим словом, указывает и Б. В. Якушин: "Первоначальные употребления слов основаны на поверхностной аналогии объектов по эмоционально-сенсорным их свойствам. Так, дети 1,5 – 2 лет часто называют словом мама всех молодых женщин, баба – всех пожилых, дядя – всех мужчин" [Якушин, 91].

Во всех приведенных высказываниях речь идет опять-таки о слове. А ведь слову нужно еще научиться. Г. Пауль считает: "Пока первобытный человек не заговорил, он, точно так же, как и новорожденный ребенок, не может произвольно образовать какой-либо членораздельный звук. Как и ребенку, ему тоже приходится сначала этому учиться и лишь постепенно, благодаря долгим и разнообразным упражнениям органов речи, у него, как и у ребенка, может наконец выработаться ассоциируемое со звуковым образом (выделено мною, как первое упоминание об "акустическом образе". Ю.Л) моторное ощущение речи, которое может в дальнейшем стать упорядочивающим фактором в его речевой деятельности" [Пауль, 225 – 226].

Каковы же первые звуки ребенка? Исследователи детской речи называют следующий набор начальных звуков: "первый звук – спокойный, покряхтывающий – признак общения с матерью; второй звук – сигнал дискомфорта, без ответной реакции переходящий в крик; третий легкий, регулярно повторяющийся звук, издается во сне и свидетельствует о благополучном состоянии; четвертый звук – сигнал о нормальном кормлении; пятый – о благополучном пребывании на руках у матери" [Якушин, 90].

Указанные звуки больше всего напоминают междометия. Однако характер междометий может быть различным. Г. Пауль различает два типа междометий. Первые выражают только внутреннюю эмоцию [Пауль, 218]. Второй тип междометий он относит к "ономатопоэтическими образованиям", которые относятся не только к внутренним эмоциям, но и к внешним явлениям. "Они представляют собой отвлеченную реакцию на внешние зрительные или слуховые раздражения... Кроме того, они употребляются для передачи воспоминаний об явлениях, вызывающих подобные внезапные раздражения, и для повествования о них. Я имею в виду слова типа нем. paff "паф! бух!", patsch "шлеп!", blaff "тяв-тяв!", buff, puff "пиф-паф!" [Пауль, 219].

"Ономатопоэтический характер подобных междометий проявляется еще более отчетливо при часто наблюдаемых у них удвоении и утроении корней, в особенности когда многократно повторяющиеся Элементы различаются друг от друга аблаутом; ср. нем. fick fack "шуры-муры", gick gack "га-га-га", kliff klaff "гав-гав", klipp klapp "тук-тук"... Вундт решительно отказывается от подхода к ономатопоэтическим словам как к подражанию звукам природы. С его точки зрения, сходство между звуками языка и вызвавшими их слуховыми впечатлениями не является результатом сознательного намерения и возникает лишь впоследствии, благодаря эмоции, служащей промежуточным звеном между впечатлением и вызванным им звуком" [Пауль, 220 – 221].

Возвращаясь к детскому языку, Пауль отмечает, что большинство слов этого языка имеет ономатопоэтический характер, причем здесь также играет большую роль редупликация; ср. нем. Wauwau "гав гав" (собака), Putput "ко ко" (курица), Papa, Mama. При этом Пауль указывает, что этот язык не является изобретением детей. "Как и всякий язык, он достается от прежних поколений. Его значение состоит в том, что он служит вполне понятной педагогической цели" [Пауль, 220 – 221].

Фонетическая структура первых звуков показывает, что, по существу, мы имеем дело не со звуком, а со слогом. Но здесь следует принять во внимание, что "в слоге заключены не два или несколько звуков, как мы их привыкли видеть на письме, а собственно лишь один произнесенный определенным образом звук. Разделение простого слога на гласный и согласный, если иметь в виду самостоятельные звуки, является искусственным. В действительности согласный и гласный взаимоопределяют друг друга таким образом, что воспринимаются в неразрывном единстве" [Гумбольдт, 86]. "Вначале ребенок умеет связывать только один согласный с одним гласным, после чего это сочетание, как правило, удваивается. Именно такую форму имеют наиболее рано усваиваемые детские слова (Папа, Мама и т. п.)" [Пауль, 227].

Итак, оказывается, у человека в начале был звук. Однако и звук сложился не сразу.

Мне постоянно приходится обращаться к Г. Паулю в связи с тем, что все основные идеи современной психологии речи и психолингвистики, по существу, представляют собой развитие идей этого ученого, причем, как правило, без обращения к первоисточнику.

Развитие звука, формальной, внешней стороны языка происходило постепенно: "Нельзя представить себе дело так, будто произнесенный отдельным индивидом звуковой комплекс мог быть сразу же воспроизведен другими подражавшими ему индивидами. Даже тот самый индивид не был в состоянии намеренно произнести его... Некоторые звуковые комплексы должны были возникать особенно часто, причем не только у отдельного индивида, но и у многих индивидов сразу; эти комплексы возникали спонтанно, т. е. без всякого содействия со стороны содержания и что произносились они, по-видимому, в основном единообразно... Людям пришлось довольно длительное время упражняться в речевой деятельности, прежде чем у них возникло нечто хотя бы до некоторой степени заслуживающее названия языка... пусть даже этот язык состоял вначале всего лишь из нескольких десятков слов" [Пауль, 225, 226, 227].

Что касается внутренней, содержательной стороны звука, то по этому поводу существует достаточно обширная литература, связанная с проблемами звукосимволизма, или фоносемантики. Я не стану останавливаться на всех этих, уже достаточно общеизвестных работах. Упомяну лишь одну из последних, написанную С. С. Шляховой, которая назвала свою книгу Тень смысла в звуке [Шляхова]. Попытаюсь лишь выяснить, как же появилась эта "тень".

В. фон Гумбольдт полагал, что "членораздельный звук характеризует лишь намерение и способность обозначить смысл, причем не смысл вообще, а смысл определенного представления мысленного образа" [Гумбольдт, 84 – 85].

По мнению В. Вундта, впечатления человека о вещи вызываются не просто чем-то увиденным им, а "осознанием свойств, ему в пользу служащих"... Человеческая речь, прежде чем быть осознанной людьми, должна была пройти некоторый предварительный, "физиологический" этап – этап эмоциональных криков, которые связывались с впечатлениями от воздействующих на человека вещей и становились их осознанием [Якушин, 55].

По поводу же того, как звук из явления чисто индивидуального превратился во всеобщее, социальное, Г. Пауль пишет: "Относительно первых звуков языка нам следует твердо придерживаться той точки зрения, что они служат удовлетворению определенной потребности отдельного индивида безотносительно к его сосуществованию с другими. Однако, как только этот звук начинает апперцироваться другими индивидами, которые апперцируют их одновременно с вызвавшими их чувственными впечатлениями, – звуки и впечатления могут быть соотнесены друг с другом. Ощущение этой соотнесенности другим индивидом может основываться на том, что между чувственным впечатлением и звуком действительно существует причинная связь, установленная посредством возбуждения нервов (выделено мною, как одно из первых обозначений синестезии. – Ю.Л.). Если организация разных индивидов в основном одинакова, то одно и то же чувственное впечатление вызовет у них примерно один и тот же звук для его выражения, и, услышав этот звук от других, они несомненно ощутят это родство их духовной организации. Но, конечно, число производимых таким образом звуков было вначале относительно небольшим. Надо полагать, что один и тот же звук мог быть вызван несходными между собой впечатлениями. Поэтому было бы совершенно неверно считать, что подобный звук, пусть даже неоднократно повторенный разными индивидами, причем на один и тот же лад, мог пробуждать у них образное воспоминание о каком-нибудь определенном впечатлении. Все его значение сводится исключительно к тому, чтобы возбуждать внимание. Его более конкретное содержание определяется лишь непосредственно самим впечатлением. Если остальные индивиды все же сосредоточивают свое внимание именно на том предмете, который вызвал у одного или некоторых из них данный звук, то их побуждают к этому отчасти и сопровождающие их жесты" [Пауль, 224].

"Язык начинается там, где речь и понимание основаны на воспроизведении" [Пауль, 228].

Постоянное воспроизведение, речь представляет собой необходимую предпосылку становления языка [Соссюр, 57]. Но что же воспроизводилось для того, чтобы в конце концов сложился язык?

Воспроизводились, повторялись те самые немногочисленные звуки, которые человек мог произносить с помощью еще несовершенного артикуляционного аппарата, связанные с весьма неопределенными, диффузными, расплывчатыми впечатлениями-представлениями, нуждающиеся для уточнения в сопровождении жестами.

Итак, в начале существования языка стоит не вполне еще четко артикулируемый звук, связанный не вполне четким содержанием, с "тенью смысла". Именно это первоначальное единство и можно было бы назвать семантическим примитивом. Однако это название уже "занято" для обозначения совершенно другой сущности. Кроме того, оно используется для наименования односторонней – смысловой единицы. В связи с тем, что своих рассуждениях я пытаюсь обратить внимание на двуплановую, двустороннюю единицу, я предложил бы называть обозначенное первичное единство звука и смысла, предшественника "настоящего" знака, протознаком.

Становление и развитие языковой системы происходило в виде увеличения, с одной стороны, количества произносимых звуков, а с другой – количества выражаемых ими смыслов. Это развитие осуществлялось по-разному. Увеличение количества звуков обусловливалось совершенствованием артикуляционного аппарата, что позволяло создавать новые звуки и четко противопоставлять их друг другу. Увеличение же количества смыслов происходило, вероятно, путем расчленения первых неопределенных представлений на составляющие их компоненты, для выражения которых уже появлялось достаточное количество звуков и их сочетаний. Таким путем происходило развитие системы плана выражения и системы плана содержания, или, иными словами, оформление языковой материи.

Об авторе