Фененко А.В. Теория и практика контрраспространения во внешнеполитической стратегии США

Оглавление

Введение

Российские и зарубежные авторы уделяют значительное внимание трансформации режима нераспространения ядерного оружия (ЯО), унаследованного от прошлого века. В этой обширной и важной теме остается много аспектов (содержательных и терминологических), требующих упорядочения нового эмпирического знания, полученного в специфических и быстро изменяющихся условиях стратегической ситуации последних полутора десятилетий. Однако с конца 1990Нх гг. исследователи говорят о кризисе и даже деструкции всей системы нераспространения ЯО.

Исторически словосочетание "нераспространение ядерного оружия" (nuclear non-proliferation) связывалось в зарубежной литературе почти исключительно с понятием стратегии нераспространения (non-proliferation strategy). Эксперты определяли ее как укрепление международно-правовых режимов с целью "сковать" действия потенциальных нарушителей комплексом мягких профилактических, а также контролирующих условий и мероприятий. Подобная стратегия была скорее оборонительной. Она, конечно, ориентировала на применение санкций против "неблагонадежных" государств. Но для запуска механизма подобных репрессалий требовалось наличие более или менее убедительной базы свидетельств о нарушениях режима нераспространения, а сами санкции фактически ограничивались рамками политико-экономического и морально-политического давления (на Бразилию, Аргентину, ЮАР, Израиль, а косвенно – и на Японию). Случай уничтожения Израилем недостроенного ядерного реактора в Ираке (в 1981 г.) был в этом смысле явным исключением, а слухи о существовании планов "ядерной кастрации" Китая силами США (при администрации Дж.Кеннеди) или СССР (в 1969 г.) никогда не были достоверно подтверждены.

В начале нового века на смену политике нераспространения приходит стратегия контрраспространения (counter-proliferation strategy). Эта политика по смыслу является наступательной. Она ориентирует на активное противодействие распространению расщепляющихся материалов и ядерных технологий – "агрессивную профилактику" этого процесса при помощи превентивных действий. Применение силы становится не "последним резервным средством", а рядовым инструментом воздействия на потенциальных (или формально потенциальных, как, например, Иран) нарушителей.

Очевидно, меняются представления. Противодействие распространению больше не рассматривается как набор правовых норм, полугласных правил, дипломатических инициатив и технологических ограничений, на зыбкой основе которых держался соответствующий международный режим. В нем начинают видеть конкретные силовые действия –разоружение потенциально опасных субъектов, борьбу с транснациональными криминально-террористическими сетями. Международные отношения в ядерной сфере становятся сферой взаимодействия, в которой применение силы начинает рассматриваться как вполне приемлемый инструмент разоружения нарушителей режимов нераспространения ЯО, а в более широком смысле и всего оружия массового поражения (ОМП).

Становление стратегии контрраспространения связано с несколькими ключевыми процессами. Во-первых, в последние пять–семь лет усилилась эрозия всей системы соглашений в сфере нераспространения ядерного оружия. Сомнения в ее эффективности зародились в середине 1970Нх гг., когда появились сообщения о создании Израилем собственного ЯО, а Индия провела в 1974 г. испытания ядерного взрывного устройства. В 1980Не гг. появились сообщения о том, что ряд государств (ЮАР, Бразилия, Аргентина, Румыния, возможно – Южная Корея) продолжают в обход Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) развитие военных ядерных программ. Тревоги усилились в первые месяцы после распада СССР (декабрь 1991 г.), когда некоторое количество ядерных боезарядов и их носителей находилось на территории трех новых государств – Украины, Белоруссии и Казахстана. Их вывоз в Россию потребовал специальных переговоров, в которых (как это было в случае с Украиной) приняли участие и представители США. Эти события подтвердили, что увеличение "ядерного клуба", в принципе, возможно.

С конца 1990Нх гг. неблагоприятные тенденции в сфере распространения ЯО усилились. В мае-июне 1998 г. Индия и Пакистан провели испытания ядерных взрывных устройств, объявив о своем присоединении к "ядерному клубу". Отказ КНДР от участия в ДНЯО в 1993 и 2003 гг. создал прецедент выхода из этого основополагающего соглашения. В 2003–2006 гг. проблематика нераспространения обострилась из-за дипломатических кризисов, вызванных активизацией ядерных программ Ирана и Северной Кореи. Наконец, в середине 2000Нх гг. в научной литературе обсуждаются перспективы ядерного выбора Японии, Южной Кореи, Саудовской Аравии, даже Египта и Вьетнама – государств, многие из которых традиционно не рассматривались как потенциальные нарушители режима нераспространения ЯО (см. Приложение).

Во-вторых, в начале 2000Нх гг. начался новый этап развития "черного рынка" ядерных материалов и технологий. Во второй половине 1990Нх гг. аналитики немало размышляли о "черном рынке расщепляющихся материалов" (black market of fissile materials). Источниками этого "черного рынка" считались или незаконные поставки ядерных технологий "неблагонадежными" странами (как, например, Северная Корея или Пакистан), или возможные утечки расщепляющихся материалов из научно-исследовательских центров. В начале XXI в. под воздействием "дела Хана" на первый план вышло понятие "proliferation network" – транснациональные сети, специализирующиеся на нелегальном обороте расщепляющихся материалов. Проблематика распространения ЯО приобрела, таким образом, новое – сетевое – измерение.

В-третьих, появились опасения относительно полулегальной деятельности поставщиков природного урана, других расщепляющихся материалов и ядерных технологий. Со времен "холодной войны" исследователи были уверены, что производство и оборот расщепляющихся материалов находится под надежным контролем правительств и Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ). В первые годы нового века аналитики задумались над тем, что такие нарушители международного режима нераспространения ЯО, как Иран и Пакистан, приобрели ядерные технологии и построили свои атомные объекты с участием бельгийского, французского, канадского и немецкого капитала. Опасения внушают и периодически попадающие в открытую печать сведения о попытках коммерческих компаний осуществлять технологически сложные операции по переработке ядерного топлива на основе коммерческих заказов. Нельзя исключать, что в будущем пороговые государства смогут получать на международном "черном рынке" сырье для своих ядерных экспериментов.

В-четвертых, после разоблачения на рубеже 2003–2004 гг. "сети Хана" подтвердились опасения относительно возможности взаимодействия государств-нарушителей режимов нераспространения ОМП с международными криминально-террористическими сетями. Политико-военные элиты Пакистана традиционно имели контакты с радикально-исламистским движением "Талибан", и весьма вероятно, что определенный сегмент пакистанской армии и спецслужб (тот, что был отстранен от власти в ходе чисток 2002–2004 гг.) может попытаться поставить ядерные секреты на службу радикальному исламизму. Существуют опасения в отношении КНДР, подозреваемой в осуществлении поставок ракетных технологий в другие страны.

Ситуация осложняется тем, что правительства многих государств могут не всегда знать о попытках тех или иных субъектов (коммерческих компаний, внутриведомственных групп и т.п.) обойти систему национального и международного экспортного контроля. В условиях высокой коррумпированности многих режимов в странах "третьего мира" речь может идти о поставках на международный "черный рынок" сырья для изготовления ОМП террористическими организациями.

Под воздействием этих тенденций в середине первого десятилетия XXI в. в стратегических концепциях США окончательно закрепилась доктрина превентивного изъятия ОМП у неблагонадежных режимов (rogue-states) или несостоятельных государств (failing/failed states). Данная концепция сложилась на основе опыта военной операции Соединенных Штатов против Ирака (2003) и дискуссий о возможных превентивных ударах по первым ядерным объектам Ирана и КНДР (2003–2006). Однако в действительности стратегия контрраспространения оказалась шире доктрины принудительного разоружения. Помимо силовых мер, она включает в себя:

Возникает целый комплекс мер, призванный дополнить традиционную стратегию нераспространения ОМП, хотя в реальности политика контрраспространения начинает уже не дополнять, а подменять традиционные усилия в сфере нераспространения оружия массового поражения.

Проблема, однако, заключается в том, что в современных условиях стратегия контрраспространения стимулирует и легитимизирует использование потенциальными нарушителями ядерных технологий в военных целях. Превентивные удары по местам производства и хранения ОМП могут остановить распространение расщепляющихся, токсических (химических) и биологических материалов, но только применительно к одной стране. Другие потенциальные нарушители, возможно, попытаются создать как можно больший потенциал сдерживания, что усилит политико-военную неопределенность для "старых" ядерных держав. Возникает опасность, что стратегия контрраспространения, задуманная как политика усиления дипломатических режимов, трансформируется в серию региональных военных конфликтов, проводящихся под лозунгом принудительного разоружения потенциально опасных режимов.

Концепция контрраспространения сложилась как элемент стратегии национальной безопасности США, составными компонентам которой выступают концепции "односторонних" (unilateral) и "превентивных" (preventive) действий. Однако в последние годы политика контрраспространения превращается в самостоятельный фактор международных отношений. С одной стороны, все больший интерес к этой политике проявляют другие ядерные и даже неядерные государства, которые вместе с Вашингтоном участвуют в переговорах с Ираном и КНДР о свертывании их ядерных программ. С другой стороны, "старые" ядерные державы все чаще обсуждают возможность нанесения превентивных ударов по местам производства и хранения ОМП, последствия которых будут мало отличаться от использования ядерного, химического и биологического оружия. В такой ситуации трудно спрогнозировать, какой тип поведения выберут неядерные страны.

Опыт региональных кризисов вокруг Ирана и Северной Кореи показывает, что политика контрраспространения может создать ситуацию, когда ОМП будет рассматриваться политико-военными элитами пороговых государств как крайнее средство защиты своего суверенитета. Нельзя исключать и развития контактов потенциальных нарушителей режимов нераспространения с транснациональными криминально-террористическими сетями. Стратегия контрраспространения формирует, таким образом, новую среду взаимодействия между ядерными и неядерными государствами, которая существенно отличается от той, что возникла в рамках системы нераспространения ЯО. Задача предлагаемого анализа – рассмотреть эволюцию понятия "контрраспространение" в стратегических концепциях США, выявить концептуальное содержание этого понятия и попытаться спрогнозировать те последствия, к которым может привести утверждение политики контрраспространения в современной системе международных отношений. Анализ этих проблем позволит оценить, стала ли выбранная Соединенными Штатами стратегия контрраспространения эффективным средством укрепления режимов нераспространения ОМП, или же она только усугубляет их кризис. Северокорейские ядерные испытания осенью 2006 г., оказавшиеся неожиданными для большинства аналитиков, лишний раз подчеркивают актуальность этой темы.

Об авторе

Кандидат исторических наук (Воронежский государственный университет, 2003). Окончил исторический факультет Воронежского государственного университета в 2000 г. и аспирантуру в 2003 г. С 2004 г. научный, затем старший научный сотрудник Института проблем международной безопасности РАН. С сентября 2005 г. старший преподаватель факультета мировой политики Московского государственного университета им.М.В.Ломоносова. С 2004 г. координатор проектов Научно-образовательного форума по международным отношениям.

Автор 38 научных публикаций объемом около 45 п.л. В их числе книги: ""Национальная идея" французских консерваторов XIX века" (Воронеж: Воронежский государственный университет, 2005), "Понятие ядерной стабильности в современной политической теории" (М.: URSS, 2006), "Концепции и определения демократии. Антология" (М.: URSS, 2006).