Порциг В. Членение индоевропейской языковой области.
Перевод с немецкого. Изд. 2

Оглавление

Из предисловия редактора

Проблема диалектного членения индоевропейской языковой общности и исследование В.Порцига

Вопрос о том, каким образом в соотношениях исторически засвидетельствованных языков и языковых групп индоевропейского лингвистического единства отразилось диалектное членение общеиндоевропейской эпохи, имеет непреходящее значение для сравнительного языкознания. Постановка этой проблемы с необходимостью вытекает из самого характера связей между родственными языками. Многообразие линий частичных схождений между отдельными членами индоевропейской лингвистической семьи, пересекаемых столь же многочисленными линиями расхождений, говорит о сложности процесса дифференциации первичной общности, протекавшего еще задолго до появления первых письменных памятников.

Исходная точка истории каждого отдельного индоевропейского языка, реконструируемая с помощью материалов и методов сравнительной грамматики родственных языков, в идеале возводится к индоевропейской общности и прежде всего к тому состоянию этой общности, которое непосредственна предшествовало ее распадению. А это предполагает определение как самой индоевропейской общности, так и частичных лингвистических единств, которые могли в разное время существовать в различных зонах уже разделявшегося индоевропейского лингвистического ареала.

Первые шаги сравнительного языкознания сопровождались созданием довольно упрощенных схем постепенного диалектного дробления первоначального единства. В основе таких схем лежала наивная аналогия с разрастанием и разветвлением древесного ствола, а также наивная уверенность в том, что приложение методики реконструкций к известным фактам исторически засвидетельствованных языков дает возможность воссоздать полную и единообразную картину праязыка.

Углубление в языковой материал довольно скоро рассеяло подобные иллюзии, поставив исследователей перед лицом разнообразных и сложных фактов, не укладывавшихся ни в одну из предлагавшихся схем разветвления праязыкового древа и не сводившихся к исходному единству.

Уже в 70-е годы прошлого века была выдвинута так называемая "волновая теория", явившаяся антитезой концепции последовательного разделения праязыка на ряд ветвей – языковых групп, объединенных более близким или более отдаленным генетическим родством. В основе новой концепции лежала навеянная диалектологическими наблюдениями идея о том, что древняя индоевропейская языковая область, подобно области распространения любого живого языка, представляла собой лингвистическую непрерывность, в разных направлениях пересекавшуюся многочисленными линиями распространения отдельных диалектных признаков.

В дальнейшей разработке проблемы имело место не только противопоставление этих двух концепций, но и их примирение, освоение более реалистических представлений о том, какой характер могла иметь индоевропейская лингвистическая общность в период, непосредственно предшествовавший ее распадению. Расширение круга изучаемых материалов делало все более очевидным тот факт, что в эту эпоху индоевропейская речь уже не представляла собой единой языковой системы, но выступала в виде группы более или менее близких друг к другу диалектов, обладавших как общими, так и различными признаками.

Обращение к некоторым понятиям и приемам из области лингвистической географии, в частности к методу выведения изоглосс, раскрыло перед сравнительной грамматикой новые перспективы исследования проблемы древних связей между родственными языками. В этом отношении сложная сеть пересекающихся линий частичных сходств и различий, причинявшая столько затруднений лингвистам XIX века при их попытках реконструировать более или менее единообразную картину праязыкового состояния, в действительности может открыть доступ к исследованию реальной предыстории индоевропейских языков, к определению состояния отдельных частей древней языковой общности в период начинавшегося ее распадения.

Как заметил еще в 1908 году А.Мейе, рассмотрение диалектных различий индоевропейской эпохи "усложнит, но вместе с тем и уточнит изучение сравнительной грамматики индоевропейских языков".

Процесс обособления частей индоевропейского ареала должен был быть длительным и сложным. Поскольку он определялся историей племен – носителей индоевропейской речи, образование языковых групп могло происходить различными путями. Разделение племен, без сомнения, должно было сопровождаться диалектным дроблением, языковым обособлением отделившихся частей. С другой стороны, вероятными представляются и предположения о том, что при условии длительных исторических связей между отдельными группами племен могли складываться языковые общности вторичного характера, зоны активного взаимодействия различных языковых групп.

Современное сравнительное языкознание, оперирующее понятием индоевропейских диалектов, допускает все эти возможности. Однако пока еще не достигнуты однозначные решения относительно конкретных путей и этапов разделения индоевропейского лингвистического единства. Споры идут как вокруг вопросов членения, группировки частичных языковых общностей в пределах индоевропейского лингвистического ареала доисторической поры, так и вокруг вопросов относительной хронологии изучаемых и сопоставляемых языковых фактов.

Проблема хронологии давно уже заняла одно из центральных мест в тематике исследований по сравнительной грамматике индоевропейских языков. Выделяются различные аспекты этой проблемы. С одной стороны, не могут быть обойдены вниманием трудности соотнесения фактов отдельных языков, письменно зафиксированных в далеко отстоящие одна от другой эпохи (с амплитудой колебаний от II тысячелетия до н.э. вплоть до XV–XVI веков н.э.). С другой стороны, перед исследователями встает целый комплекс вопросов, связанных с периодизацией развития самой индоевропейской общности и с определением относительных степеней архаичности или консервативности структур отдельных языков, независимо от времени их письменной фиксации.

По второй из названных проблем предлагается особенно много существенно различных решений. Хотя большинство исследователей сходятся в том, что языковые инновации возникали преимущественно в центральной зоне древнего индоевропейского ареала, в то время как периферийные зоны сохраняли более архаические состояния, группировка языков по этим зонам производится по самым различным критериям, что, естественно, дает противоречивые результаты.

Вопрос о лингвистических критериях, применяемых как при определении относительной хронологии явлений, проецируемых в общеиндоевропейское состояние, так и при определении степеней близости между отдельными участками древней языковой общности, до сих пор еще далек от окончательного решения.

Реконструируемые изоглоссы, составляющие основу для выводов относительно древнего членения индоевропейской языковой общности, слишком часто, особенно в последнее время, строятся на учете случайных признаков, на учете явлений, не существенных для слагавшихся еще в эпоху общности самостоятельных языковых систем.

Большое внимание уделяется лексическим изоглоссам. Между тем фрагментарность материалов, сохранившихся от многих древних индоевропейских языков, а также недостаточная изученность диалектной лексики большинства живых языков не позволяют говорить с уверенностью об исключительном характере устанавливаемых соответствий, а следовательно, и о правомерности проведения многих лексических изоглосс. Тем самым и выводы, основывающиеся на такого рода изоглоссах, оказываются в значительной мере спорными.

Характерное для ряда работ по индоевропейской диалектологии (в частности, для исследований неолингвистов, а также для предлагаемой вниманию читателей книги В.Порцига) увлечение единичными лексическими фактами и использование их в качестве основного материала при определении линий доисторических диалектных связей и различий можно рассматривать как несколько механическое перенесение исследовательского опыта и приемов лингвистической географии, имеющей дело с живыми диалектами, факты которых доступны для исчерпывающего учета и описания. Между тем методы лингвистической географии, проецируемой в доисторическое прошлое, не могут не иметь своей специфики, связанной с неизбежной неполнотой и хронологической пестротой фактических данных.

При удалении в далекое прошлое языков, от лексического богатства которых письменная традиция сохранила лишь скудные фрагменты, более надежные критерии для суждений о языковых связях и соотношениях дают элементы структурного порядка. Сходства и различия в области морфологии и фонетики представляются более надежными вехами, заметными и на большом расстоянии, в то время как попадание в поле зрения лексических фактов имеет обычно довольно случайный характер.

Кроме того, существенное значение для установления диалектных областей индоевропейской эпохи может иметь определение роли сопоставляемых признаков в системах отдельных языков, а также сравнение специфических тенденций, проявлявшихся в последующем их развитии. На исследованиях в области индоевропейской диалектологии до сих пор еще ни в какой мере не сказалось влияние структурных методов лингвистического анализа. Между тем такое влияние могло бы в некоторых отношениях оказаться весьма плодотворным. Следует заметить, что с этой точки зрения иногда более удовлетворяют отдельные выводы языковедов XIX века, строивших свои концепции членения индоевропейской общности преимущественно на фактах морфологии и фонетики, хотя и без необходимого учета их роли в системах сравниваемых языков.

Так, например, старая точка зрения о существовании особой итало-кельтской общности, основывавшаяся в первую очередь на факте наличия в италийских и кельтских языках системы медиопассивных форм с элементом –r в окончаниях, оказалась снятой при обнаружении тохарских и хеттских соответствий. Между тем дело здесь не только в наличии или отсутствии того или иного форманта. Важнее вопрос о том, как в целом строились парадигмы, использовавшие данный формант, какую роль они играли в языковых системах, соотносимы ли соответствующие участки структур сравниваемых языков. Если действительно здесь выступает яркое материальное и структурное сходство, то одно такое сходство (наряду с ним отмечаются и другие) более показательно, чем списки более или менее случайных лексических соответствий (обычно в количестве не более одного-трех десятков), преимущественно используемые в новейших работах при определении индоевропейских диалектных группировок.

Наличие аналогичного или в той или иной мере сходного использования форманта –r в хеттском и тохарских языках не снимает старого вывода о древности итало-кельтских связей, но ставит перед исследователями новые проблемы доисторической диалектологии, в частности вопрос о связях итало-кельтской диалектной зоны с другими зонами индоевропейского ареала.

Точно так же установленная еще в XIX веке общность в использовании форманта -m- при образовании форм косвенных падежей множественного числа, характерная для славянских, балтийских и германских языков, была и остается одной из наиболее ярких и пока существенно важных изоглосс индоевропейской языковой непрерывности.

Что касается сходных структурных тенденций, проявившихся в развитии отдельных языков и языковых групп, то здесь можно указать на до сих пор еще не отмечавшийся в сравнительном языкознании факт поразительной общности в развитии ассимилятивных чередований гласных (умлаутов), наблюдаемый в истории германских и албанского языков. Полная аналогия здесь обнаруживается не только в фонетических закономерностях чередований, но и в их морфологическом использовании. Если принять теорию иллирийского происхождения албанского языка (для этого имеется ряд оснований), то к списку иллиро-германских соответствий тем самым добавится еще один очень важный в структурном отношении признак, а внутри северной зоны древнего индоевропейского ареала (область образования славянских, балтийских, германских и иллирийских языков) окажется зафиксированной новая изоглосса.

Определение линий диалектного членения индоевропейской лингвистической общности путем выявления и анализа частичных сходств и различий между индоевропейскими языками можно признать одним из интересных и научно плодотворных направлений современной компаративистики.

Однако, помимо трудностей, связанных с методами изучения всей относящейся сюда проблематики, на пути исследования стоит препятствие объективного характера, которое вряд ли позволит воссоздать полную карту индоевропейского лингвистического ареала.

Это очень существенное препятствие состоит в неполноте сохранившихся сведений об индоевропейских языках и языковых группах, существовавших в древности. Многие языки известны лишь по названиям говоривших на них народов или на основе таких скудных и малопоказательных свидетельств, как ономастика. Никто не знает, сколько языков и в каких зонах возможного расселения индоевропейских племен исчезло бесследно.

Между тем, какое огромное значение может иметь открытие новых полноценных лингвистических материалов, показало изучение неизвестных в XIX веке памятников хеттского и тохарских языков, определившее новый этап в разработке индоевропейской сравнительной грамматики.

Можно предполагать, что в различных частях области распространения индоевропейской речи существовали языки и группы языков, о которых науке до сих пор ничего не известно, но которые представляли собой существенно важные звенья в общей сети связей, объединявших диалектные группы древней индоевропейской общности. Мы видим, как с углублением исследований в области языков древней Малой Азии постепенно выявляется лингвистическое окружение клинописного хеттского. Положение тохарских языков до сих пор продолжает оставаться в большой мере загадочным. Выпадение промежуточных звеньев, соединявших тохарские языки с другими лингвистическими зонами, так же как и полное отсутствие исторических данных о путях движения племен, занесших индоевропейскую тохарскую речь далеко на восток, оставляет нераскрытой одну из тайн образования периферии индоевропейского ареала.

Однако и в самом центре индоевропейской языковой области существует большое белое пятно, затрудняющее фиксацию линий диалектного членения в наиболее ответственных с точки зрения индоевропейской диалектологии географических зонах. Речь многочисленных иллирийских и фракийских племен, в сущности, неизвестна. Скудные данные позволяют с уверенностью судить лишь о ее индоевропейском характере; есть возможность определить некоторые фонетические признаки; известно очень небольшое количество слов и корней. Однако особенности морфологической структуры, представляющие исключительную важность при определении связей и различий между родственными языками, в имеющемся материале отражены лишь в самой незначительной степени. Предполагаемое a priori сходство с другими древними индоевропейскими языками не позволяет восстановить детали морфологического строения. Между тем именно эти детали представляют существенную важность для исследования индоевропейских диалектных связей.

Помимо иллирийских и фракийских языков, в центральной, южной и юго-восточной Европе существовали и другие языки, также недостаточно или совершенно не известные.

Зона распространения всех этих языков входила в центральную часть индоевропейской языковой области, которая пересекалась важными линиями изоглосс. Поэтому отсутствие достаточных материалов для суждения о таких языках, как иллирийские, фракийские, фригийские, венетский, македонский, пеласгский (догреческий) и многие другие, составляет очень чувствительную потерю для индоевропейского сравнительного языкознания, полное значение которой можно оценить лишь теперь, когда в сравнительной грамматике стали находить успешное применение методы лингвистической географии.

Однако поиски новых материалов и исследования в этой области все же возможны. Об этом говорят успешные опыты определения элементов догреческого языка. Не исключена возможность открытия новых памятников. Значительно продвинулись учет и описание остатков иллирийской и фракийской речи. Сравнительно-историческое изучение фактов албанского языка далеко еще не завершено; помимо самостоятельной значимости, оно важно также с точки зрения установления связей албанского с древними языками Балканского полуострова.

Одной из необходимых предпосылок дальнейшей разработки вопросов доисторической индоевропейской диалектологии представляется усиление внимания к этому белому пятну в центральной зоне индоевропейского лингвистического ареала. Хотя и не приходится особенно сильно надеяться на его заполнение, все же некоторые результаты, вероятно, могут быть достигнуты при использовании всех возможных источников. До сих пор материалы из этой области привлекались исследователями общеиндоевропейской проблематики недостаточно и часто односторонне (например, в работах В.Порцига, Х.Крае и др.).

Предлагаемая вниманию читателей книга В.Порцига "Членение индоевропейской языковой области" представляет собой один из опытов освещения вопроса о диалектных различиях внутри индоевропейской общности (в период, предшествовавший ее разделению на самостоятельные языки и языковые группы). Автор всецело опирается на сложившиеся традиции изучения этой проблемы и исходит из уже достигнутого, широко используя получивший признание в компаративистике метод выявления линий частичных соответствий между отдельными членами индоевропейского языкового единства. Как указывает он сам, целью предпринятого им труда было подтвердить прочность результатов предшествующего исследования и продолжать строить далее на уже достигнутой основе.

Традиционность – как в проблематике, так и в приемах и выводах исследования – можно считать характерной чертой В.Порцига-компаративиста. Этим определяются и сильные, и слабые стороны его книги.

К положительным моментам следует отнести не только выбор одного из центральных вопросов сравнительного языкознания, имеющего уже свою историю. Заслугой Порцига является также широкое применение некоторых приемов лингвистической географии при определении частичных сходств и различий между индоевропейскими языками. Продолжая в этом отношении традицию А.Мейе, еще в начале XX века положившего понятие "изоглосс" в основу исследования "индоевропейских диалектов", Порциг удачно избегает крайностей, приводивших иногда представителей так называемого неолингвистического направления к конструированию недостаточно обоснованных и поверхностных схем распределения зон индоевропейского ареала (например, некоторых схем М.Бартоли и Дж.Бонфанте). Он никогда не отрывается от огромного фактического материала, накопленного более чем за 100 лет и составляющего "сравнительную грамматику" индоевропейских языков (в бругмановском понимании этого термина). Путей решения поставленной проблемы он ищет в дальнейшем расширении материала, в выявлении еще не отмечавшихся ранее линий частичных соответствий между отдельными языками, в углублении внимания к единичным характерным сходствам, свидетельствующим об остатках древних общностей.

Предисловие автора

Своеобразие истории вопроса о членении индоевропейской языковой области не только в том, что его пытались решать различными методами, которые с течением времени сменяли друг друга, но и в том, что наряду с этим все вновь и вновь раздавались голоса, приводившие веские доказательства неразрешимости этой проблемы вообще. Тем не менее работа в данной области велась непрерывно, а после открытия тохарского и хеттского языков построение подлинной истории индоевропейских языков без воспроизведения картины непосредственных связей отдельных родственных языков друг с другом и их распределения в доисторический период стало и вовсе невозможным. В связи с этим в последние десятилетия был опубликован ряд опытов построения истории диалектов доисторического периода в качестве необходимой основы для истории позднейших самостоятельных языковых ветвей и языков. Ближайшие цели и предпосылки, которыми руководствуются авторы этих опытов, различны, и поэтому существует опасность, что исследователи могут утратить всякий контакт, и тогда плодотворная дискуссия станет неосуществимой.

Имеется фактический материал, нет недостатка в методических соображениях, но сказывается отсутствие единой основы для исследования. Эта книга обязана своим возникновением убеждению в том, что в действительности такая основа существует, что имеется достаточно языковых фактов, в оценке которых не может быть сомнения, а также наличию единства мнений относительно ряда основных методических положений. Ее задача – выявить бесспорные положительные результаты предшествующей работы и, опираясь на этот фундамент, продолжить исследование. Однако сначала необходимо было подвергнуть проверке предпосылки имеющихся исследований, их материал и методы. Принципы, которыми я руководствовался, изложены в гл.II.

В последующих главах выявляется выдерживающий такое испытание старый и частично новый языковой материал и излагаются выводы, которые могут быть сделаны на его основе.

Следует, однако, иметь в виду, что здесь использована лишь небольшая часть языковых явлений, привлекавшихся ранее для определения индоевропейских диалектов, а именно та их часть, которую я считаю для решения этого вопроса достоверной и доказательной. Это минимум, и он, конечно, может быть расширен в процессе дальнейшего исследования, в частности, за счет фактов словообразования и семантики. Я надеюсь, что потери, вызванные уменьшением объема материала, возмещаются его надежностью. Стремясь именно к этому, я не приводил многих частичных соответствий, обусловленных, по всей вероятности, диалектным членением, в тех случаях, когда эта обусловленность не может быть положительно доказана. Объем книги не позволил мне детально рассмотреть явления, исключенные как по этим, так и по другим причинам, не говоря уже о том, что в противном случае соображения отрицательного порядка могли бы оттеснить на задний план те положительные моменты, которые должны в первую очередь занимать наше внимание.

Зато я стремился дать по возможности более полную сводку литературы вопроса. К сожалению – и это по условиям нашего времени вполне понятно, – многими источниками я мог воспользоваться лишь косвенно. При исследованиях в области географии слов дает себя знать отсутствие общей теории индоевропейской ономасиологии. Существенную помощь оказывает "Reallexikon der indogermanischen Altertumskunde" в тех случаях, когда речь идет о названиях предметов, имеющих культурно-историческое значение. Кроме того, я с благодарностью пользовался трудом К.Д.Бака "Словарь избранных синонимов основных индоевропейских языков". Правда, у этого произведения другие задачи. Однако можно пожелать, чтобы в будущем оно было расширено и в направлении ономасиологии, для которой труд Бака служит многообещающим началом.