Идея публикации в качестве отдельного издания сборника статей, подготовленных Ю.В.Осокиным для новой Энциклопедии культурологии (напомним, кстати, что предыдущее издание Энциклопедии увидело свет в 1998 г.), выглядит, на первый взгляд, необычно (конечно же, речь здесь идет не просто о какой-то большей или меньшей по объему совокупности работ, написанных тем или иным автором в разное время и на разные, более-менее близкие, темы, а о комплексе статей, специально предназначенных для некоего фундаментального издания). Однако, справедливости ради, следует отметить, что как минимум один прецедент такого рода в издательской практике уже существует: несколько лет назад одно из издательств опубликовало отдельной книгой статьи С.С.Аверинцева, написанные им для энциклопедии "Мифы народов мира". Впрочем, дело не в издательских прецедентах. Издание сборника культурологических статей Ю.В.Осокина может быть обосновано значительно более вескими причинами. Главная из них, как мне кажется, – это насущная необходимость прояснения фундаментальных культурологических понятий и их четкая научная формулировка. Опыт собственного участия в различных культурологических конференциях позволяет мне с уверенностью говорить об отсутствии в научном сообществе не только единства взглядов на базовые термины и понятия культурологии, но зачастую и простого понимания самого предмета и объекта этой науки. И уже в первой статье сборника ("Вместо введения: Культурология") поднимается именно этот вопрос. Одно из важнейших положений этой статьи – необходимость избавления от концептуальной путаницы, существующей в отечественной науке (да, собственно, и в западной тоже) по поводу предмета культурологии и выработки методологии исследований культуры, отражающей специфику именно этой области научного знания. Обобщение, следующее за краткой характеристикой нынешнего состояния российской культурологии, раскрывает, на мой взгляд, самую суть проблемы: "В итоге выражение "культурологические исследования" теряет вообще какую бы то ни было конкретно-научную определенность, поскольку за ним стоит лишь то, что соответствующие исследования так или иначе, в совершенно разных проекциях и с совершенно различных методологических позиций, касаются изучения культуры или отдельных ее составляющих <...>. Термин "культурология" в этом случае перестает означать "наука о культуре" и может использоваться лишь для обозначения некоей конгломеративной совокупности наук о культуре..., а слово "культуролог" начинает означать лишь "человек, занимающийся любыми исследованиями культуры"...". В 1997 г., усилиями прежде всего С.Я.Левит и Л.А.Мостовой, задумавших серию книг "Культурология. XX век", вышла в свет книга "Антология исследований культуры", содержавшая статьи и главы из программных работ крупнейших западных (в первую очередь, американских) культурантропологов. Думается, что для многих российских ученых, занимавшихся проблемами культуры, эта книга стала этапной в их исследовательской работе. Конечно, какие-то из этих текстов были, в принципе, и раньше доступны нашим ученым, но только на английском языке и только в читальных залах очень немногих, наиболее крупных, библиотек. Поэтому фактически именно с этой Антологии (если не считать вышедшего в той же серии годом раньше издания "Культурология. XX век. Словарь") началось широкое знакомство нашей научной общественности с культурологией, история которой к тому времени насчитывала почти полстолетия. Однако американская культурная антропология, создав прочнейший фундамент науки о культуре, сама же практически и отказалась от дальнейшей разработки утвержденных ранее принципов. Ю.В.Осокин подчеркивает, что ни Лесли Уайт, ни ряд его учеников и последователей не смогли, по целому ряду причин, в полной мере реализовать богатейшие эвристические возможности новой науки. Случилось так, что на Западе культурология так и не получила достаточного признания в качестве особой, специфической науки о культуре, а стала восприниматься лишь как теоретическая основа самостоятельной школы внутри культурной антропологии. И здесь особенно важно то, что базовые методологические принципы "науки о культуре", разработанные прежде всего Л.Уайтом, с начала 90Нх гг. XX в. легли в основу фундаментальных исследований ряда российских ученых, соединивших его идеи с теоретическими положениями и разработками Общей теории систем. Это положило начало принципиально новому этапу изучения культуры и представляло собой уже именно российский вклад в формирование и развитие The Science of Culture. При этом накопленный за прошедшее время объем исследовательского материала оказался столь велик, что это позволило подготовить к печати обобщающий энциклопедический труд "SUMMA CULTUROLOGIAE" (сост. и отв. ред. С.Я.Левит), блок концептуально-теоретических (а также ряд историко-культурологических) статей для которой был написан именно автором данной книги. С точки зрения Ю.В.Осокина (которую, кстати, разделяет и рецензент), специфику, сущность и содержание культурологии как особой научной дисциплины составляет системное исследование феномена культуры. Как указывает автор, поскольку культура представляет собой сложную адаптивную систему чрезвычайно специфической природы, главной задачей "науки о культуре", ее "профильным" занятием является изучение культуры как системы (исследование ее сущности, "системного устройства", структуры, ее специфических характеристик, особенно ее функционирования и конкретной реализации – причем как на уровне системы в целом, так и касательно отдельных ее подсистем и составляющих). В ряде текстов, составляющих "концептуальное ядро" сборника, фактически изложена целостная теория системных исследований культуры, составляющих самую суть культурологии как науки, причем эта теория базируется на столь фундаментальных основаниях, как рассмотрение истории зарождения и самой сущности системных исследований (ст. "Общая теория систем") и анализ специфики применения системного подхода уже непосредственно к изучению культуры (ст. "Система культуры", "Системный подход в культурологии", "Методология культурологических исследований"). По мысли автора, общесистемный уровень анализа оказывается абсолютно необходимым, так как лишь на этом уровне может быть выработана логика смысловой интерпретации феномена культуры. И как показывает нам автор, это действительно так. В статье "Культура" он заостряет наше внимание на тезисах Уайта о том, что одним из наиболее существенных свойств культуры является возможность передавать ее небиологическими средствами и что одной из главных ее задач (если вообще не главной) является "поддержание жизни" определенного биологического вида – Homo sapiens. Но, как подчеркивает автор, самим характером формирования этого вида объясняется то, что человек способен обеспечить свое выживание и продолжение своего видового существования, только "самостоятельно разбираясь" в правилах "игры на выживание", диктуемых устройством, параметрами и спецификой функционирования всей системы Мира (упорядоченный целостный взгляд на каковую и называется "картиной мира") и накапливая соответствующий опыт. Однако и это еще не все. В тех статьях, где углубленно исследуется именно динамическая составляющая существования культуры ("Культурный процесс", "Типы культурного сознания" и ряд других), автором последовательно проводится и мотивируется едва ли не самая принципиальная (и, заметим, до сих пор с трудом усваиваемая европейским сознанием) идея из тех, которые присутствуют в данной книге: "объективного" взгляда на мир нет и быть не может, поскольку, именно в силу своей природы, культурный опыт – "опыт ориентации в мире" – имеет и только и может иметь исключительно субъективный характер. Наличествующие в истории культуры различные "глобальные" картины мира ("глобальные" способы мировосприятия, свойственные разным культурным эпохам) отражают существеннейшие, основополагающие различия характера "проекций мира на сознание", понимания характера устройства мира и места человека в его, этого мира, "конструкции", и только "понимание этого понимания" дает исследователю возможность выявления смысла появления и существования в той или иной культуре тех или иных культурных феноменов, хода и направленности культурных процессов и т.д. и т.п. (не случайно автор, обращаясь к классическому наследию, придает такую значимость рассуждению К.Гирца о Шартрском соборе). Но отсюда следует, что культурные системы, порождаемые различными "метатипами" сознания, действительно являются "равномощными", каждый раз "правильно", но каждый раз "по-своему" отражая Мир, – точнее, те его характеристики, реакция на которые была нужна и важна для обеспечения выживания человека именно в данную эпоху. Отсюда же, кстати сказать, проистекает и тезис о свойственном культурологии принципиально безоценочном характере исследования культурных систем, поскольку каждая из них на протяжении тысячелетий эффективно и успешно реализовывала одну из важнейших функций социокультурного гомеостазиса – адаптивно-ориентационную, а значит, невозможно оценивать те или иные картины мира как "хорошие" или "плохие", "верные" или "неверные", "примитивно-неразвитые" и "высокоразвитые" и т.д. и т.п. С этой идеей определенным образом связан и еще один, не менее интересный постулат, выдвигаемый автором: о том, что в культуре вообще нет "лишних" элементов, – т.е. любой фрагмент культурного опыта, если уж он включен в культурную систему (а подтверждением этой включенности является само его устойчивое присутствие в этой системе), был "отобран" в нее именно в силу безусловной необходимости его наличия в этой системе, и задачей культуролога как раз и является понять, в чем же был смысл этого включения. То, как следует искать решение этой задачи, автор наглядно показывает нам в статьях историко-культурологического характера. Безусловно, собранные в книге тексты статей отражают лишь некий этап творческой работы их автора (я не из "вторых рук" знаю, как, даже непосредственно перед сдачей статей редактору Энциклопедии, автор боролся с желанием как-то изменить и доработать практически готовый материал, а зачастую и уступал этому желанию). Естественно, наука не стоит на месте, и исследования в данной области именно с культурологических позиций (сущность которых замечательно изложена в данной книге) будут продолжены как самим автором, так и, хотелось бы надеяться, молодыми российскими учеными. М.В.Гришин
Книга, представляющая собой свод статей, написанных Ю.В.Осокиным специально для Энциклопедии культурологии, представляется мне чрезвычайно интересной. И это несмотря на то, что процесс работы автора над отдельными статьями протекал буквально у меня на глазах, а по поводу ряда содержащихся в этих статьях наиболее принципиальных положений и фундаментальных понятий у нас с ним неоднократно возникали весьма интересные и содержательные дискуссии (автор, – кстати, безо всяких моих претензий на этот счет, – даже счел необходимым обозначить некоторые из представленных в книге статей как плод нашего с ним совместного творчества). И даже несмотря на то, что в вышедшей тремя годами ранее монографии этого же автора "Введение в теорию системных исследований искусства" значительная часть изложенной в данных статьях проблематики уже получила достаточно глубокое освещение. Однако уже то, что, в соответствии с "законами жанра", каждая статья открывается емко и четко сформулированным определением рассматриваемого термина, причем в рамках предлагаемой автором единой фундаментальной концепции, производит сильное впечатление (не то чтобы таких определений вовсе не существует, но где-то они имеют "узкоспециальный" характер, где-то, к сожалению, выглядят на уровне известного "веревка есть вервие простое", а где-то их действительно просто нет). В том же, что автором предложена действительно единая и целостная концепция декларируемого им подхода к исследованию культуры и ее составляющих, сомневаться не приходится – об этом свидетельствует хотя бы количество перекрестных ссылок, присутствующих в подавляющем большинстве статей, следуя которым, наглядно убеждаешься, до какой степени интерпретация тех или иных феноменов и явлений, исследуемых автором, жестко "повязана" друг на друге. И в этой связи, наиболее поразительным, на мой взгляд, на взгляд "старого системщика", является то, что автор книги, будучи гуманитарием не только по характеру образования, но и по роду деятельности (каковая почти всю его "сознательную жизнь" протекала в стенах Государственного института искусствознания), оказался способен мыслить столь четко и "системно", – не говоря уже о том, что им продемонстрирована незаурядная эрудиция в том, что касается сферы системных исследований в целом (причем как истории этих исследований, так и их нынешнего состояния). П.Ю.Черносвитов
Причина, по которой я счел необходимым объединить все написанные мною для энциклопедии "SUMMA CULTUROLOGIAE" статьи в одной книге, была на самом деле весьма прозаической. Как-то однажды, уже после сдачи статей редактору, я, в очередной раз обратясь за необходимой мне информацией к некоему источнику энциклопедического характера, вдруг понял, что, даже при наличии кросс-ссылок в нужных мне статьях, я все-таки не могу составить себе представление о том, какова же полная совокупность присутствующих в этом издании материалов, имеющих отношение к интересующей меня теме (поскольку в подавляющем большинстве энциклопедий, тем более многотомных, отсутствует, к сожалению, перечень названий содержащихся в них статей). К тому же написанные мной тексты составляют всего лишь где-то около пяти процентов общего объема новой Энциклопедии, и "выуживать" эти статьи из пудовых фолиантов – задача тяжелая даже физически (не говоря уже о том, что этой работой можно заняться, лишь имея представление, что именно ты хочешь найти и как может называться та или иная статья, содержащая нужную информацию). И, чтобы не создавать возможному читателю дополнительные трудности, я решил собрать все сделанные для Энциклопедии тексты "под единой обложкой" – естественно, для тех, кто проявит интерес не только к соответствующей проблематике, но и к тому ракурсу, в котором эта проблематика мною рассмотрена. Тем не менее, готовя эту книгу, мне самому пришлось столкнуться с определенными сложностями. Энциклопедическая статья – жанр, предусматривающий, чтобы в ее тексте присутствовали все необходимые объяснения и разъяснения, хотя бы и в самой сжатой форме, а следовательно, в ней по необходимости присутствуют фрагменты, суть которых более подробно рассматривается в других статьях. Для читателя одной статьи полнота изложения – это необходимое условие, которое нужно выполнить автору; но, когда эти статьи собраны вместе, в них неизбежно начинают прослеживаться определенные повторы и параллелизмы. Как быть в этом случае? После определенных размышлений я пришел к выводу, что в книге должны быть представлены именно аутентичные тексты статей – поскольку, во-первых, при любой их переделке они уже не будут "статьями в энциклопедию", а во-вторых, такая переделка неизбежно будет превращать книгу в нечто вроде монографии (а это уже, в свою очередь, иной жанр, и текст в конце концов придется переделывать полностью). Другая сложность, хоть и не принципиального характера, была связана с тем, в каком порядке должны быть представлены включаемые в книгу статьи, поскольку, кроме основного теоретико-концептуального блока, я по просьбе редактора написал ряд текстов, содержащих системно-культурологический анализ некоторых реально исторически существовавших культурных систем (от культур мифологического типа до новоевропейской культурной системы). Разбивать весь корпус статей на два эти блока? Но тогда возникнет вопрос, каким должен быть порядок следования статей уже внутри этих блоков. В конце концов было принято решение расположить их в алфавитном порядке, за единственным исключением, – статья "Культурология" помещена в книге в самом начале и исполняет роль Введения (насколько такое решение оказалось целесообразным, пусть делают вывод сами читатели). На самом деле "исключений" в окончательном варианте книги не одно, а два. Но второе из них – как бы "обратного характера", поскольку касается именно включения в корпус сборника статьи, не представленной в томах новой Энциклопедии. Речь идет о статье "Византийская культура", отсутствие которой в этом издании объясняется двумя простыми причинами: во-первых, Энциклопедия не резиновая (ее объем и так превысил предполагавшийся чуть ли не в два раза), а во-вторых, тот вариант статьи, который я мог сдать редактору до наступления dead line, меня самого не слишком устраивал. Тем не менее именно этот вариант я включил в данную книгу, понимая, что, займись я его "доводкой", он, что вполне вероятно, не был бы готов к публикации и сейчас. Но на этот шаг я все-таки решился по причине того, что в этом тексте, хотя и вкратце, затрагивается вопрос о сущности и характере евразийского типа культур. Конечно, эта тематика заслуживала отдельной статьи, – а скорее, даже отдельной книги, – но это уже вопрос будущего... Не желая более утомлять потенциального читателя, далее я ограничусь выражением глубокой благодарности прежде всего тем, кто участвовал в написании ряда текстов, включенных в книгу, и в обсуждении проблематики отдельных ее статей – Ю.Ю.Дубенской, М.В.Гришину, М.М.Князевой, К.Б.Соколову, П.Ю.Черносвитову. Я также очень признателен всем, кто нашел время и силы ознакомиться с рукописью книги и высказал мне свое мнение относительно ее структуры и содержания. И, наконец, у меня просто нет слов, чтобы описать доброжелательность и долготерпение, которые проявила составитель и ответственный редактор "SUMMA CULTUROLOGIAE" С.Я.Левит, добиваясь от меня текстов, которые она же и заказала, при этом к тому же всемерно поощряя мои растущие день ото дня "аппетиты" (должен признаться, что и перечень, и объемы написанных статей оказались в конце концов значительно более обширными, чем это предполагалось изначально). Спасибо всем! Ю.Осокин
(от культура и ...логия) – зародившаяся в середине XX в. специальная научная дисциплина, содержание которой составляют теория и практика системных исследований феномена культуры (см.). Идея выделения культурологии в самостоятельную область знания была высказана еще в начале XX в. В.Оствальдом – немецким физико-химиком и философом, одним из крупнейших реформаторов науки и натурфилософии XX в. В своем сочинении "Система наук" (1915) Оствальд впервые отчетливо указал на общий характер круга явлений, описываемых термином "культура", отмечая, что этим наименованием охватываются "...специфически человеческие особенности, отличающие род homo sapiens от прочих животных видов" (причем, на его взгляд, эти особенности сводятся к "специфически человеческим способам деятельности", обусловленным, как полагал сам Оствальд, "конечным результатом мировой энергии" – "общественностью" и, как следствие, разумностью человека), и предложил именовать область соответствующих исследований "наукой о цивилизации", или культурологией (которую он считал одной из "наук XX в."). Но лишь треть века спустя, в 1949 г., известный американский культурантрополог Л.Э.Уайт изложил в книге The Science of Culture ("Наука о культуре") основополагающие представления о культурологии как о науке, базирующейся на принципиально новом способе подхода (системном подходе) к изучению культурных явлений, общих закономерностей культурно-исторического процесса и специфики самой человеческой культуры, поставил вопрос о статусе и характере отличия культурологии от других наук, занимающихся культурой, а также сделал первую попытку аналитического рассмотрения культуры с обозначенных им позиций (в связи с чем 1949 г. можно считать датой фактического рождения этой науки, хотя к использованию самого термина "культурология" Уайт обратился десятью годами раньше – еще в своих лекциях 1939 г.). Показательно, что практическая необходимость создания специальной "науки о культуре" была осознана и осмыслена представителями научного направления, имевшего к тому времени свои собственные вековые традиции изучения культуры, – культурной антропологии. Принципиальная особенность этой "американской линии" развития антропологии ("науки о человеке") состояла в том, что культурная антропология, сохраняя свойственный антропологии целостный подход к изучению человека как существа биологического и культурного одновременно, выделяла именно культуру – в отличие от европейской социальной антропологии – как основной и автономный феномен истории (рассматривая при этом социум как одну из составляющих, "подсистем", культуры). Соответственно, культура оказывается основным объектом культурно-антропологических исследований, поскольку "мир человека", согласно этой антропологической традиции, рассматривается как совокупность тщательно изучаемых – этнографически, археологически, исторически – различных культур (что позволило Уайту высказать общее соображение о том, что мир человека – это мир его культуры). Поэтому, когда Р.Г.Лоуи писал о том, что "...культура представляет собою ... определенную область, изучение которой требует особой науки...", под этой "особой наукой" он имел в виду именно культурную антропологию (статья, написанная им в 1936 г., так и называлась: "Культурная антропология: наука"). Действительно, основываясь прежде всего на огромном эмпирическом материале изучения множества конкретных культур (один только корпус этнографических данных "Ареальная картотека человеческих отношений", созданный группой под руководством Дж.Мердока и изданный в 1967 г. в виде "Этнографического атласа", содержал сведения по 600 отдельным культурам), культурная антропология к тому времени уже прошла длительный и сложный путь развития – от эмпирических описаний к анализу, к формированию развитой антропологической теории и, в итоге, к созданию мощного "культурологического пласта" теоретической мысли (в состав культурной антропологии обычно включают этнографию как уровень изучения и описания специфики отдельных культур; этнологию, как сравнительно-исторический анализ культур; теоретическую антропологию; а также археологию, лингвистику и некоторые направления психологии). Вместе с тем культурная антропология, с одной стороны, продолжала сохранять преимущественно компаративистский ("сравнительно-культурный") характер – и, отсюда, прежде всего эмпирическую ориентацию на изучение конкретных (причем преимущественно моноэтнических) культур, а с другой – в ней самой существовал ряд самостоятельных школ и направлений, опиравшихся на собственную методологию и методику исследований, со своими – весьма различными – представлениями о самом изучаемом объекте (культуре), о характере его эволюции, о динамике культурных процессов и т.д. (достаточно вспомнить в этой связи хотя бы длительный конфликт "эволюционистской" доктрины с концепцией "локальных культур"). Проблема целостно-инвариантного осмысления феномена культуры в рамках культурной антропологии, таким образом, оставалась неразрешенной, и для ее решения, очевидно, необходимо было выработать некий новый, интегративный, подход и к пониманию природы и сущности этого феномена, и к процедурам его инвариантного исследования. Сущность нового подхода к исследованиям культуры, предложенного Уайтом, можно свести к трем основополагающим, теснейшим образом связанным друг с другом, посылкам, присутствующим уже в его "Науке о культуре". Во-первых, это идея о необходимости рассмотрения культуры как интегративно-целостной динамической самоорганизующейся системы сложно-иерархического характера (см. Система культуры). Этот момент является для культурологии принципиально значимым, потому что изучать какой-либо объект целостно (т.е. рассматривать его как целое и изучать комплексно, не упуская всех значимых ракурсов и аспектов анализа и всех наиболее существенных деталей) и изучать его как целостность, как систему, – далеко не одно и то же. Реализация идеи Уайта формирует совершенно особое "исследовательское поле" и требует совершенно иного подхода, нежели те, которые используются в "традиционно" занимающихся культурой научных дисциплинах (поскольку здесь возникает целый комплекс исследовательских проблем, для решения которых необходимы особые методология и методы, несвойственные другим наукам, изучающим культуру). Отсюда вторая важнейшая посылка Уайта – о том, что основным подходом в интерпретации культуры как целостного образования должен быть системный подход (см. Методология культурологических исследований, Системный подход в культурологии). Третья важнейшая (и, вероятно, наиболее фундаментальная) его посылка – это тезис о сущности самой системы культуры как об имеющем внебиологическую природу "средстве поддержания жизни определенного биологического вида, Homo sapiens". Этот тезис является столь же принципиально значимым для культурологии, поскольку содержит характеристику культуры как системы уникальной природы и постулирует характер ее целеполагания, на основе чего обеспечивается адекватное понимание "устройства" этой системы, ее содержания и структуры, особенностей ее бытия и функционирования, становится возможным определение наиболее полного круга явлений и объектов, охватываемого понятием "культура", и т.д. (подробнее об этом см. в ст. Культура). Очевидно, что, исходя из этих посылок, культурология оказывается действительно наукой о культуре в целом (в том смысле, что дает возможность исследования культуры, начиная с наивысшего уровня абстрагирования, – как целостно-системного феномена, связанного исключительно с жизнедеятельностью Homo sapiens), и наукой самостоятельной (поскольку она направлена на исследования культуры во вполне определенном ракурсе, который определяется принципами и методологией системного подхода). Поэтому введение названия "культурология" для обозначения такого рода науки о культуре должно было, по мысли Уайта, ускорить переход от частных наук к целостному исследованию культуры. Таким образом, несмотря на наличие не только ряда предшественников, но и определенной "системной традиции" в интеллектуальной мысли Запада, формировавшейся еще с середины XIX в. (в частности, под воздействием школы "социального организма", возглавлявшейся Г.Спенсером), именно Уайта можно считать истинным "отцом культурологии". В то же время ни Уайт, ни ряд его учеников и последователей не смогли по целому ряду причин в полной мере реализовать богатейшие эвристические возможности "науки о культуре", основания которой были заложены самим же Уайтом. Во-первых, фундаментальные принципы системного подхода, в современном его понимании, в этот период времени еще только начинали осмысливаться, причем это осмысление происходило в процессе формирования и развития особого междисциплинарного направления научных исследований, в целом достаточно далекого от сферы гуманитарного знания, – а именно, общей теории систем (см.). (Формирование этой теории, которое реально началось фактически в это же время, в 50Не гг. XX в., было обусловлено именно осознанием необходимости разработки совокупности философских, методологических, конкретно-научных и прикладных проблем анализа и синтеза сложных систем произвольной природы – реальных, формальных и абстрактных.) Поэтому самостоятельно реализовать свои представления о системном характере культурных явлений (и культуры как целостного феномена) на уровне сколько-нибудь целостной методологии их системного изучения культурологам (особенно на начальном этапе формирования "науки о культуре") было достаточно затруднительно, несмотря на ряд интереснейших интуитивных находок в этом направлении. /К их числу можно отнести, например, идею Уайта о моделировании как способе изучения культуры (см. Модель культуры); или теоретические представления Р.Карнейро о сущности культурного процесса, изложенные им уже в 1960 г. (см. Культурный процесс), или сформулированный К.Гирцем в 1973 г. в книге The Interpretation of Cultures алгоритм культурологического подхода к анализу конкретного объекта культуры (см. Системный подход в культурологии)/. Во-вторых, стремясь подчеркнуть мысль об отсутствии прямой связи между человеческим организмом и культурой (которую сам он дефинирует как "класс предметов и явлений... который рассматривается в экстрасоматическом контексте"), Уайт высказывает весьма полемическое утверждение о том, что "...культурный процесс объясним исходя из него самого; человеческий организм, взятый коллективно или индивидуально, безотносителен – не к самому культурному процессу, но к объяснению культурного процесса", исходя из чего, он предлагает рассматривать феномен культуры так, "...как если бы культура имела собственную жизнь, даже как если бы она имела собственное существование независимо от рода человеческого". Тем самым он, по существу, дезавуирует свою же собственную фундаментальную посылку о сущности культуры как о средстве "поддержания жизни" Homo sapiens – системно-совокупном "культурно-репродукционном" и "культурно-ориентационном" опыте его видового воспроизводства и существования. Рассмотрение культурного процесса "исходя из него самого", а культуры – как имеющей "собственную жизнь" и существующей независимо от "рода человеческого" – фактически лишает систему культуры той цели, на достижение которой, согласно самому же Уайту, направлена "жизнь культуры", реализующаяся в ходе культурного процесса; в этом случае понятие культуры, в сущности, оказывается сведенным к концепции "сверхорганического" в интерпретации А.Кребера, констатирующей наличие, но отнюдь не объясняющей сущность феномена культуры. К тому же, этот "исключительно человеческий" опыт Уайт ограничивает лишь сферой символического (поскольку, как он считает, культура есть "класс предметов и явлений, зависящих от способности человека к символизации"), существенно суживая тем самым границы этого опыта (подробнее об этом см. в ст. Культура). В-третьих, приложив в своих работах, начиная с "Науки о культуре", значительные усилия к дистанцированию культурологии от других дисциплин (прежде всего, психологии и социологии), а также фактически обозначив сущность "профильной специфики" культурологии как науки, которая должна заниматься системными исследованиями культуры (что очевидно, если системный подход к этому феномену заявлен в качестве основного в культурологии), Уайт, тем не менее, пишет в конце своей статьи "Понятие культуры" (1959) о том, что предложенный им подход к культуре – "...вовсе не разрыв с антропологической традицией. Наоборот, по существу – это возврат к традиции, к традиции основанной Тайлором и продолженной многими и многими антропологами...". Причем сам Уайт, по-видимому, так до конца и не оценил фундаментальной значимости своей посылки о природе культуры; более того, в 70Не гг. он фактически от нее отказывается, придя к выводу о том, что культура – это не всегда "способ выживания" человека. Результатом такого рода теоретической непоследовательности Уайта (как и следствием наличия в его работах ряда весьма спорных положений – о доминировании в системе культуры ее "технологической" подсистемы, о возможности напрямую связать развитие культуры с овладением энергией, о применимости второго закона термодинамики к исследованию культуры и т.д.) оказалось то, что его "культурология" так и не получила достаточного признания в качестве особой, специфической "науки о культуре", а стала восприниматься преимущественно как теоретическая основа самостоятельной школы внутри культурной антропологии, – так называемой культурно-эволюционной школы, или школы Уайта (причисляемой к одному из направлений неоэволюционизма). Этому способствовала и деятельность соратников, учеников и последователей Уайта, продолжавших считать себя прежде всего культурантропологами и работавших с культурным материалом фактически в рамках старой традиции (в этой связи показательно, например, что Р.Карнейро в анализе конкретных реалий культуры реализует не свои же собственные теоретические представления о культурном процессе как о "смене состояний системы", а "общеантропологические" установки на исследование, отбор и "абстрагирование" устойчивых "культурных элементов"; или то, что, развивая взгляды Уайта, М.Д.Салинс и Э.Р.Сервис дополнили его концепцию "универсальной эволюции" своей концепцией "специфической эволюции", направленной фактически на также чисто антропологическое изучение параллелизма и специфики развития конкретных обществ, роли случайных факторов в истории культуры, условий среды обитания и т.д., – причем исследование адаптивных связей человеческого сообщества со средой обитания, в свою очередь, получило отдельное развитие в рамках так называемой "экологической антропологии"). Все это привело к тому, что осмысление охарактеризованных выше фундаментальных посылок Уайта как действительной основы культурологии, как "науки о культуре в целом", началось значительно позже, лишь в 90Не гг. XX в., причем не на "родной", американской, почве, а прежде всего усилиями российских ученых. С одной стороны, в работах ряда отечественных исследователей в этот период получает серьезную теоретическую проработку мысль Уайта о культуре как об имеющей внебиологическую природу системе совокупного "репродуктивного" и "ориентационного" опыта, обеспечивающей видовое воспроизводство и видовое существование человека, и именно с этих позиций культура рассматривается как целостный и непосредственный объект познания "науки о культуре" (хотя, как отмечает, например, А.Флиер, такое понимание характерно для сравнительно небольшой части специалистов). С другой стороны, именно российским ученым принадлежит приоритет в разработке проблематики, фактически определяющей, согласно все тем же посылкам Уайта, специфику самой культурологии как самостоятельной научной дисциплины, – а именно, методологии применения принципов системного подхода к исследованию не только культуры в целом, но и отдельных ее подсистем, составляющих и элементов (см. Системный подход в культурологии). Однако, вплоть до настоящего времени, среди ученых нет единого мнения о том, существует ли культурология как реальная и самостоятельная научная дисциплина, или же этим термином характеризуется, скорее, некая сравнительно новая научная парадигма подхода к изучению культуры и ее составляющих, – если не вообще просто сфера исследований культуры. В качестве причин такого рода сомнений чаще всего называют многообразие существующих философских и научных дефиниций термина "культура" (вследствие чего, как полагают многие, остаются неопределенными точные контуры объекта и предмета исследования) и множественность теоретических подходов и эмпирических методов, применяемых при исследованиях этого феномена теми, кто называет себя культурологами (из чего делается вывод, что культурологию нельзя считать самостоятельной научной дисциплиной). Кроме того, до сих пор на Западе доминирующие позиции в исследованиях культуры продолжают занимать такие "традиционные" дисциплины, как социальная, культурная и структурная антропология, социология, "новая культурная история" ("история ментальностей"), семиотика, этнолингвистика, этнопсихология и т.д., и большинство западных исследователей не видит необходимости в существовании отдельного научного направления, которое занималось бы "культурой в целом" (тем более, что феномен культуры как объект эмпирических исследований понимается на Западе прежде всего в этнокультурном смысле). Но и в России изучение культуры с теоретических позиций традиционно являлось прерогативой ряда "традиционных" дисциплин: прежде всего философии (будь то историко-философский, "научно-философский" /марксистский/, религиозно-философский, философско-психологический или натурфилософский ракурсы анализа), а также эстетики, семиотики, литературоведения и искусствознания, – а следовательно, и здесь оставалось неясным, чем и каким образом должна заниматься некая особая "наука о культуре" (следует учитывать и то, что с положением дел в "буржуазной науке" советская научная общественность знакомилась почти исключительно через призму ее марксистско-ленинского "критического анализа"). К тому же, также традиционно, понятие культуры в эмпирическом плане у нас в стране связывалось прежде всего с практикой конкретно-просветительской (в том числе, художественно-просветительской и художественно-образовательной) деятельности, а также с "собирательством" и изучением историко-культурных материалов фольклорно-этнографического характера. Это, в частности, нашло свое отражение в "профильной направленности" ряда специальных научно-исследовательских и учебных институтов – институтов культуры (первые разрабатывали проблематику, касающуюся прежде всего деятельности клубов и библиотек, а также самодеятельного художественного творчества; вторые занимались подготовкой специалистов именно в области культурно-просветительной и культурно-массовой работы – в основном работников библиотек и клубов). Тем не менее в России, в отличие от Запада, термин "культурология" с начала 90Нх гг. XX в. прочно укоренился в научных кругах и в научной литературе. Однако это оказалось связано прежде всего не со значимостью научных результатов, действительно достигнутых в этот период рядом отечественных исследователей, а с чрезвычайно расширительным толкованием того, что такое культурология. (Это, в свою очередь, в определенной мере можно объяснить тем, что именоваться культурологом у нас в стране оказалось в какой-то момент более престижным и "модным", чем, скажем, "культпросветработником", "искусствоведом" или даже "теоретиком культуры".) При этом российской научной общественностью, не слишком хорошо знакомой с работами первого и второго поколений культурологов Запада, фактически была повторена та же ошибка, которую допустил тридцатью годами раньше Дж.Фейблман, который в своей книге The Theory of Human Culture (1968) утверждал, что "...наука о культуре должна вобрать в себя множество наук и объединить их в единую великую науку". ("Только исследователи движения культур, главным образом теоретически подготовленные историки, – развивал свою мысль Фейблман, – отважились сделать широкие обобщения, касающиеся человеческой культуры. И в то же время не было науки, которая пыталась бы собрать воедино все знания, полученные в разных областях исследований. Ни одна отрасль науки в настоящее время не занимается изучением человеческой культуры в целом. Но именно такая наука нам и нужна...".) У нас тоже решили "собрать все воедино" и "объединить" (не очень озадачиваясь при этом проблемой того, на каких основаниях это можно сделать, и не принимая во внимание чудовищность масштабов и степень аморфности получаемого путем такого "сложения воедино" совершенно разноречивого исследовательского знания), и, в результате, в нашей научной литературе можно встретить рассуждения о существовании некой особой "российской культурологии" как "синтеза социально-научного и гуманитарного знания", стремящейся "...к объединению названных [доминирующих в западной научной традиции] и некоторых иных направлений и методологий изучения культуры с отечественными традициями исследований истории обыденности, мифологических и культурно-филологических реконструкций, концепций культурно-исторических типов, философией и идеологией просветительских функций культуры, идеями философии "русского космизма" и т.п." (А.Флиер), в связи с чем даже обсуждается "...проблема эквивалентного перевода принятого у нас термина культурология на европейские языки (?! – Ю.О.) и объяснения его содержательного наполнения (?! – Ю.О.)" (А.Флиер). Более того, у нас появляется (и даже формально "узаконивается" в номенклатуре специальностей научных работников Министерства науки в виде четырех специальностей – "теория культуры", "историческая культурология", "музееведение, консервация и реставрация историко-культурных объектов", а также "прикладная культурология") термин "культурологические науки", которые "описывают, классифицируют и объясняют феномен культуры в совокупности его ценностно-смысловых, нормативно-регулятивных и знаково-коммуникативных функций" (А.Флиер). Одним из последствий такого расширительного толкования явилось то, что к "культурологическим наукам" ("родословную" которых стали почему-то отсчитывать, начиная с деятельности российских философов, историков и филологов второй половины XIX в.!) оказались причисленными столь разные научные направления, как историко-культурные исследования "общего" и литературоведческого профиля, исследования религиозного аспекта культуры, культуры ментальностей, истории мифологической культуры, этнолингвистические и семиотические исследования культуры и даже искусствоведение и эстетика (что в целом именуется "гуманитарно-культуроведческим профилем" культурологических наук, в рамках которого реализуется, по определению А.Флиера, "в основном феноменологическое описание культурных объектов и их классификация по внешним атрибутирующим признакам"); кроме того, в ранг "культурологических" возводятся социально- и культурно-антропологическое (?! – Ю.О.), культурно-социологическое, культурно-типологическое, культурно-психологическое и культурно-экологическое направления исследований (именуемые "социально-научным профилем" культурологических наук, в пределах которого осуществляется "научная систематизация культурных явлений по их сущностным признакам и объяснение их генезиса и функций, а также их места в системе иных явлений" – А.Флиер), а также "...прикладные культурологические [науки], разрабатывающие технологии и методы трансляции культурных норм и ценностей, ориентированные на достижение необходимого уровня развития в разных областях актуальной социокультурной практики" (А.Флиер), к которым (согласно этому же автору) относятся исследования по теории культурной политики и деятельности культурных институтов, по социокультурному прогнозированию, проектированию и регулированию, по "культурологизации" образования в России, изучение проблем социализации и инкультурации личности и даже охрана культурного наследия, музейное дело и краеведение. В итоге выражение "культурологические исследования" теряет вообще какую бы то ни было конкретно-научную определенность, поскольку за ним фактически стоит лишь то, что соответствующие исследования так или иначе, в совершенно разных проекциях и с совершенно различных методологических позиций, касаются изучения культуры или отдельных ее составляющих (иначе этот термин должен был бы удовлетворять претензиям "российской культурологии" на некий "синтез социально-научного и гуманитарного знания" и на интегративное "объединение" западной научной традиции изучения культуры с отечественными, каковые оказываются фактически необоснованными). Термин "культурология" в этом случае перестает означать "наука о культуре" и может использоваться лишь для обозначения некой конгломеративной совокупности наук о культуре (по аналогии с "естествознанием" как совокупностью наук о природе); но тогда такое понятие, как "культурологический метод познания", оказывается вообще лишенным смысла, а слово "культуролог" начинает означать лишь "человек, занимающийся любыми исследованиями культуры". (Эта тенденция присутствует и в российской образовательной практике, где, несмотря на принятие специального "стандарта" по этой дисциплине, большинство учебных курсов, читаемых по культурологии, на самом деле представляет собой, за исключением единичных случаев, слегка "отретушированные" под этот стандарт – согласно "требованиям момента" – курсы истории культуры, эстетики, истории искусства, философии и т.д., вплоть до культуры речи, культуры этикета и пр.) Такого рода методологическая неразбериха характерна и в отношении понимания культурологии "в узком смысле", причем это наблюдается зачастую даже в текстах одного и того же автора. Так, например, А.Флиером "собственно культурология" определяется как "интегративное знание о целостном феномене культуры в реальном историческом времени и социальном пространстве ее существования" (причем подчеркивается, что "собственно культурология является вполне эмпирической наукой, исследующей конкретно-исторические явления культуры и выявляющей универсальные закономерности порождения, функционирования и изменчивости этих явлений"). И в то же время этим автором принципиально декларируется "составной характер" как объекта, так и предмета этого "интегративного знания" (что неудивительно, если иметь в виду вышеупомянутую российскую тенденцию неправомерно-расширительного толкования этой дисциплины), а сама культурология оказывается разделенной на "социальную" и "гуманитарную", "принципиально различающиеся... по основным методологиям познания: рационально-объяснительным в первом случае и описательно-интерпретативным во втором" (плюс еще и "историческая" и "прикладная" культурологии). При этом "культурологический метод познания" (специфика которого, кстати, остается весьма неопределенной) оказывается противопоставленным "культурно-контекстуальному анализу", "исследующему выделенные объекты в их культурно-историческом окружении, но в рамках традиционно исторических описательно-интерпретативных методологических подходов", в соответствии с чем предлагается различать теперь уже культурологию и культуроведение, причем последнее – "как совокупность частных научных дисциплин, изучающих отдельные подсистемы культуры по специализированным областям деятельности (экономические, политические, религиозные, художественные и прочие культуры)". То есть и в этом, "узком", смысле культурология (во всяком случае, в такой интерпретации) не только оказывается отнюдь не "интегративным знанием о целостном феномене культуры", но и вообще теряет все признаки единой науки; более того, "гуманитарная культурология" становится фактическим синонимом "культуроведения" (поскольку в основе ее методологии лежит "описательно-интерпретативный" подход), причем к сфере культуроведения придется, согласно вышеприведенному определению, отнести, например, искусствознание (поскольку оно занимается именно исследованиями такой "специализированной" подсистемы культуры, как художественная культура)! Очевидно, что для преодоления всех этих теоретико-методологических несообразностей необходимо вернуться к тем фундаментальным посылкам Уайта, в которых вопрос о природе культуры теснейшим образом связан с необходимостью системных исследований этого феномена, что, собственно говоря, и определяет специфику и содержание такой самостоятельной научной дисциплины, как "наука о культуре" (культурология). Из этих посылок следует, что, поскольку культура представляет собой сложную адаптивную систему чрезвычайно специфической природы, главной задачей "науки о культуре", ее "профильным" занятием, является изучение культуры именно как системы (исследование ее сущности, "системного устройства", структуры, ее специфических характеристик, особенностей ее функционирования и конкретной реализации, – причем как на уровне системы в целом, так и касательно отдельных ее подсистем и составляющих), – другими словами, реализуя основания системного подхода в приложении к культуре (см. Системный подход в культурологии). Однако это совсем не означает, что такого рода подход к культуре должен ограничиваться некой совокупностью общетеоретических рассуждений об этом феномене, а сама культурология интересуется лишь культурой на самом "верхнем", общетеоретическом уровне ее анализа. Это означает лишь то, что общесистемный уровень анализа оказывается абсолютно необходимым (поскольку именно на этом уровне может быть выработана логика смысловой интерпретации культуры и всех ее конкретных проявлений и "воплощений"), и то, что системный подход должен быть инвариантно реализованным на всех уровнях масштаба рассмотрения культуры (культура в целом, культура определенной эпохи, какого-то конкретного культурного ареала, того или иного социума, отдельной субкультуры и т.д., вплоть до личности), либо на уровне отдельных ее подсистем (наука, художественная культура, религия и пр.), поскольку в любом из этих случаев мы имеем дело с определенной системно организованной целостностью, но обладающей своими, специфическими особенностями (т.е. с системой более "низкого" иерархического уровня, чем система культуры в целом, включенной в последнюю в качестве одной из ее неотъемлемых составляющих). На практике (применительно к культурным системам любого уровня рассмотрения) это означает необходимость решения двух тесно взаимосвязанных задач: 1) выявление того, систему с какими характеристиками образует совокупность элементов, составляющих данную культуру (другими словами, – какова интегральная специфика "культурно-ориентационного" опыта, зафиксированного в совокупности элементов данной культуры); 2) выявление того, элементы с какими характеристиками оказываются необходимыми для существования данной культуры как системы и какую роль они в ней играют (другими словами, – какие именно фрагменты совокупного социокультурного опыта оказались зафиксированными в том или ином элементе данной культуры). Заметим, что решение этих двух задач возможно только при условии признания существенной значимости каждого элемента в той или иной культурной системе (даже в том случае, если характеристики какого-то элемента внешне вроде бы противоречат "условиям включенности" в данную культурную систему, само наличие этого элемента, согласно основаниям системного подхода, есть фактическая констатация его необходимости в целостной совокупности элементов, образующих соответствующую культуру). Отсюда проистекает одна из важнейших особенностей культурологии как научной дисциплины – ее принципиально безоценочный характер. Культурологическая интерпретация отдельных явлений той или иной культуры и процессов, протекающих в ней или в отдельных ее слоях (как и культур в целом, – скажем, при аналитическом их сопоставлении), не может и не должна быть связана с субъективным отношением исследователя к изучаемому культурному материалу, с его субъективными оценками тех или иных культурных реалий (в частности, с позиций их оценки как "нужных" или "вредных" для данной культуры, присваивания им "большей" или "меньшей" ценности, в рамках шкалы "лучше – хуже", в терминах "подлинная культура" и "псевдокультура" и т.д. и т.п.). К примеру, как бы сам исследователь не относился к такому феномену массовой культуры, как китч, он должен как культуролог понимать, что "культура китча" – это некий объективно присущий и необходимый культурной системе на определенном этапе ее существования "индикатор" степени ее энтропийности (наличие которого, в частности, предоставляет возможность "чувственно ощутить" тот уровень развития "энтропии культуры", выход за пределы которого грозит гибелью самой этой социокультурной системе, а потому требует появления неких "регулирующих" воздействий на характер процессов, происходящих в данной культуре, со стороны других составляющих это общество социокультурных страт). Таким образом, культурология как научная дисциплина до сих пор находится в стадии своего становления. При этом, – и лишь в том виде, который был задан именно вышеупомянутыми посылками Уайта, – она оказывается действительно самостоятельной наукой, поскольку только в этом случае у нее есть свой объект, свой предмет и свои методология и методы исследований. Объект культурологии – культура как опыт видового существования человека. Предмет культурологии – общесистемные свойства, качества, характеристики культуры и их непосредственные, конкретные проявления. Методология культурологических исследований – это методология системного подхода в ее специфическом приложении к исследованию культуры как системы уникальной природы. Двумя основными методами культурологических исследований являются: 1) феноменологическое и содержательно-смысловое моделирование системы культуры и процессов ее бытия в диахроническом и синхроническом аспектах, 2) системно-смысловая реинтерпретация конкретных явлений, объектов и реалий культуры и процессов, в ней происходящих (подробнее об этом см. в ст. Методология культурологических исследований, Системный подход в культурологии). В структуру культурологической науки входят: 1) методология и методика системных исследований культуры (см. Методология культурологических исследований); 2) системология культуры, куда включаются системная теория культуры, теория социокультурной дифференциации (см.), теория культурного процесса (см.), системная типология культуры (см.), теоретико-системный анализ отдельных подсистем и феноменов культуры (см., в частности, ст. Искусство, Эстетическое), теория культурных паттернов и алгоритмов и некоторые другие разделы; 3) эмпирические культурологические (системные) исследования конкретных типов культуры (культурного сознания) и их носителей, историко-культурных процессов как смены состояний культурных систем, изучение отдельных явлений и артефактов культуры как единиц-носителей фрагментов того или иного конкретного системно организованного совокупного социокультурного опыта. Научная дисциплина, исследующая культуру (и конкретные культуры) с таких позиций, имеет очевидно интегративный характер, причем сразу по двум основаниям. Во-первых, она связывает локальные здесь-теперь в культуре с процессами, протекающими на уровне всей культуры в целом (реализуя, тем самым, эйнштейновский критерий внешнего оправдания теории – ее максимального соответствия всей совокупности эмпирических наблюдений). Во-вторых, она синтезирует на новом теоретическом уровне опыт различных "традиционных" исследований в сфере культуры, интерпретируя при этом их результаты с позиций более общих фундаментальных положений (удовлетворяя, таким образом, второму эйнштейновскому критерию, критерию внутреннего совершенства теории – ее способности к наиболее логичному, естественному выведению частных концепций, включая существовавшие ранее теории, из тех наиболее общих принципов, на которых она базируется). При этом, обращаясь зачастую к одним и тем же реалиям культуры, изучая те же культурные объекты и их совокупности, культурология отнюдь не подменяет и не заменяет искусствоведческого, историко-культурного и другого знания – она просто с иных позиций рассматривает эти объекты и реалии. В то же время применение системного подхода действительно обеспечивает интеграцию культурологией определенных аспектов знания из тех или иных конкретных наук, занимающихся исследованиями культуры, – в той мере, в какой это помогает решению собственно культурологических задач. Более того, опора на принципы системного подхода позволяет обеспечить интеграцию и самого культурологического знания, которое до сих пор включает в себя очень разнообразный и весьма разнородный теоретический и конкретно-исследовательский материал. Именно системные представления о культуре, реализуемые в рамках единой модели данного феномена "наивысшего" уровня абстрагирования (которая позволяла бы исследовать этот феномен и в статике, и в динамике), обеспечивают возможность интеграции не только аналитических аспектов и направлений исследований, выработанных в рамках различных дисциплин, занимавшихся культурой, но и множественности интерпретаций результатов самих научных исследований, осуществлявшихся в каждой из таких дисциплин. |
2023. 720 с. Твердый переплет. 16.9 EUR
Книга «Зияющие высоты» – первый, главный, социологический роман, созданный интеллектуальной легендой нашего времени – Александром Александровичем Зиновьевым (1922-2006), единственным российским лауреатом Премии Алексиса де Токвиля, членом многочисленных международных академий, автором десятков логических... (Подробнее) URSS. 2023. 272 с. Мягкая обложка. 15.9 EUR
Настоящая книга посвящена рассмотрению базовых понятий и техник психологического консультирования. В ней детально представлены структура процесса консультирования, описаны основные его этапы, содержание деятельности психолога и приемы, которые могут быть использованы на каждом из них. В книге... (Подробнее) URSS. 2024. 704 с. Твердый переплет. 26.9 EUR
В новой книге профессора В.Н.Лексина подведены итоги многолетних исследований одной из фундаментальных проблем бытия — дихотомии естественной неминуемости и широчайшего присутствия смерти в пространстве жизни и инстинктивного неприятия всего связанного со смертью в обыденном сознании. Впервые... (Подробнее) 2023. 696 с. Твердый переплет в суперобложке. 119.9 EUR
Опираясь на новейшие исследования, историк Кристофер Кларк предлагает свежий взгляд на Первую мировую войну, сосредотачивая внимание не на полях сражений и кровопролитии, а на сложных событиях и отношениях, которые привели группу благонамеренных лидеров к жестокому конфликту. Кларк прослеживает... (Подробнее) URSS. 2024. 800 с. Мягкая обложка. 37.9 EUR
ВЕРСАЛЬ: ЖЕЛАННЫЙ МИР ИЛИ ПЛАН БУДУЩЕЙ ВОЙНЫ?. 224 стр. (ТВЁРДЫЙ ПЕРЕПЛЁТ) 11 ноября 1918 года в старом вагоне неподалеку от Компьеня было подписано перемирие, которое означало окончание Первой мировой войны. Через полгода, 28 июня 1919 года, был подписан Версальский договор — вердикт, возлагавший... (Подробнее) URSS. 2024. 344 с. Мягкая обложка. 18.9 EUR
Мы очень часто сталкиваемся с чудом самоорганизации. Оно воспринимается как само собой разумеющееся, не требующее внимания, радости и удивления. Из случайно брошенного замечания на семинаре странным образом возникает новая задача. Размышления над ней вовлекают коллег, появляются новые идеи, надежды,... (Подробнее) URSS. 2024. 576 с. Мягкая обложка. 23.9 EUR
Эта книга — самоучитель по военной стратегии. Прочитав её, вы получите представление о принципах военной стратегии и сможете применять их на практике — в стратегических компьютерных играх и реальном мире. Книга состоит из пяти частей. Первая вводит читателя в мир игр: что в играх... (Подробнее) URSS. 2024. 248 с. Мягкая обложка. 14.9 EUR
В книге изложены вопросы новой области современной медицины — «Anti-Ageing Medicine» (Медицина антистарения, или Антивозрастная медицина), которая совмещает глубокие фундаментальные исследования в биомедицине и широкие профилактические возможности практической медицины, а также современные общеоздоровительные... (Подробнее) URSS. 2024. 240 с. Твердый переплет. 23.9 EUR
Предлагаемая вниманию читателей книга, написанная крупным биологом и государственным деятелем Н.Н.Воронцовым, посвящена жизни и творчеству выдающегося ученого-математика, обогатившего советскую науку в области теории множеств, кибернетики и программирования — Алексея Андреевича Ляпунова. Книга написана... (Подробнее) 2023. 416 с. Твердый переплет. 19.9 EUR
Вам кажется, что экономика — это очень скучно? Тогда мы идем к вам! Вам даже не понадобится «стоп-слово», чтобы разобраться в заумных формулах — их в книге нет! Все проще, чем кажется. Автор подаст вам экономику под таким дерзким соусом, что вы проглотите ее не жуя! Вы получите необходимые... (Подробнее) |