Колшанский Г.В. СООТНОШЕНИЕ СУБЪЕКТИВНЫХ И ОБЪЕКТИВНЫХ ФАКТОРОВ В ЯЗЫКЕ:
Структура языка в гносеологическом аспекте. Номинация и ее объективные источники. Коммуникация и номинация. Коммуникация и информация. Коммуникация и прагматика языка. Проблема «правильности» высказывания. Язык и «картина мира». Язык и стиль. Язык и параязык. Изд. 3, стереотип.

Содержание

Введение

Проблема субъективного и объективного относится к разряду гносеологических вопросов, которые решаются прежде всего в философской науке.

Эта проблема затрагивает основы мировоззрения, связанные с пониманием не только сущности сознания, но и основного философского вопроса об отношении сознания и бытия, и поэтому представляет существенный интерес для любой конкретной науки, в особенности для гуманитарных наук и прежде всего для языкознания.

Языкознание не может избежать вопроса об отношении сознания и реальности, так как любая интерпретация языка направлена прежде всего на характеристику его содержательной стороны, т.е. его познавательно-коммуникативной функции в обществе.

Анализ функционирования языка как в целом, так и в отдельных его частях на различных уровнях (лексическом, фонологическом или грамматическом, а также в рамках отдельного слова, словосочетания или даже текста), будь он конкретным или отвлеченным, относящимся к теоретическим вопросам языка, неизбежно связан с решением методологического вопроса о сущности той информации, которая передается в языковых формах. Является эта информация продуктом познавательной деятельности человека, ориентированной на практическое овладение миром, или продуктом лишь "самовыражения субъекта", т.е. чисто индивидуальных переживаний человека – вот вопрос, который получал ответы той или иной лингвистической школы в зависимости от ее общих философских установок. На протяжении многих столетий в истории языкознания (от Платона до В.Гумбольдта) вплоть до наших дней (Н.Хомский) встречалось множество вариантов: один ответ давали логицисты (например, К.Беккер, А.Марти), другой, противоположный – психологисты (Г.Штейнталь), третий можно найти в социально-психологическом направлении (Ф.Соссюр и Женевская школа), четвертый встречается в многочисленных исследованиях, ориентированных на простую связь языковых форм с определенным содержанием, сообщением о реальных предметах и явлениях, пятый в экстремальном виде можно встретить в структурном языкознании (прежде всего в дескриптивной лингвистике, связанной с именами Л.Блумфилда, 3. Херриса), снимавшем вообще вопрос о содержании языковых форм при молчаливом признании все-таки объективно-информативной функции языка.

При выяснении соотношения формы и содержания в языке важно учитывать те существенные характеристики языка, которые свойственны ему как общественному явлению. В языкознании довольно долго был распространен взгляд, согласно которому язык, с одной стороны, имеет нейтральную функцию, квалифицировавшуюся обычно как передача определенного сообщения или информации, а с другой, выражает индивидуальное и психическое, "душу" человека (Г.Штейнталь). Характерное для истории языкознания преобладание именно этой точки зрения на сущность выражаемого языком содержания было особенно свойственно в XIX в. психологическому и младограмматическому учению о языке и сохранилось в той или иной форме в современной лингвистике.

В принципе истоки проблемы субъективного и объективного в языке содержатся, безусловно, в концепции В.Гумбольдта.

В гипертрофированном виде точка зрения на субъективный характер языкового высказывания представлена так называемой эстетической школой (К.Фосслер).

В самой разнообразной форме идея о субъективном содержании языка существует в настоящее время в лингвистической теории, где она интенсивно обсуждается в исследованиях по стилистике. По своему существу стилистика зачастую рассматривается как наука, изучающая прежде всего те нюансы, оттенки, эмоционально-оценочные суждения и т.д., которые свойственны каждому конкретному высказыванию в его индивидуальном, "авторском " проявлении.

Кроме того, и в "лингвистической" стилистике, противопоставляемой, особенно после выхода работ Ш.Балли, стилистике индивидуальной речи как своего рода "социально" субъективному явлению "индивидуально" субъективному, "субъективный" (эмоционально-оценочный) фактор часто противополагается "предметно-логическому ", "объективному" содержанию языковых единиц.

Относительно безуспешные попытки лингвистов в экспликативной форме и достаточно корректно представить содержательную сторону языка, ее роль и место в языковых структурах послужили основанием для пробных описаний языка в чисто формальном плане и частично дали повод Н.Хомскому провозгласить грамматику языка асемантичной. По замыслу Н.Хомского, адекватная теория языка должна была воспроизвести его структуру на основе внутренних закономерностей и, таким образом, объективировать совокупность формальных правил построения предложений в естественном языке, т.е. раскрыть весь механизм порождения языка. Явная неудача с построением подобной теории заставила позже Н.Хомского искать в языке некую "ментальную" силу, творческое начало, благодаря которому формы языка приобретают коммуникативную значимость. Необоснованное пренебрежение существенной частью языка в теории Хомского – содержанием синтаксических структур и одновременное интенсивное развитие семантических исследований, особенно в области так называемой порождающей семантики, практически привело к поражению антименталистского направления в языкознании. Но эти факторы послужили положительным стимулом для языкознания – они стали уроком лингвистам, односторонне подходившим к сложнейшему материально-духовному объекту, каким является язык человека.

Разнообразные попытки описания сущности идеальной стороны знака наталкивались прежде всего на трудность обнаружения идеальных компонентов материальных единиц языка и заставляли исследователей зачастую ограничиваться общими указаниями на некую вторую сторону знака, получившую в лингвистике немало обозначений, содержание, семантика, значение, информация, смысл и т.п. Нетрудно обнаружить за всей этой пестрой картиной явное обращение лингвистов к той части языка, которая, безусловно, связана с познавательной деятельностью человека. В самой абстрактной форме все характеристики содержательной стороны языка были обращены к сознанию человека, и лишь приверженность к той или иной методологии заставляла лингвистов интерпретировать эту сторону с явно различными уклонами – феноменалистским, психологическим, лингвистическим и чисто "языковым", а в последнее время – и информационно-семантическим.

Можно считать, что в настоящее время и теоретически, и экспериментально подтверждено, что язык, непосредственно связанный своей содержательной стороной с сознанием человека, является материализацией сознания человека, и задача науки (не только лингвистики, но и ряда смежных наук) – дать, если и не всегда конкретное, все же четкое определение идеальной стороны языка. Общий подход к языку как к средству коммуникации в человеческом обществе должен быть ориентирован, на наш взгляд, на принципиальное определение языка, данное еще в "Немецкой идеологии" К.Маркса и Ф.Энгельса: "Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми". Это определение остается наиболее емким и до настоящего времени, несмотря на ряд развернутых интерпретаций, полученных в современной философии, лингвистике и психологии.

В этом определении содержится указание на непосредственную связь языка с сознанием человека одновременно в его индивидуальной и общественной форме, проявляющейся в языке прежде всего в сфере коммуникации и требующей по своей природе "отчуждения" индивидуального сознания и перехода его в общественное как предпосылки взаимопонимания людей в языковом общении. Кроме того, в этом определении подразумевается, что сознание человека есть форма отражения материального мира, что детерминирует объективную значимость содержания и структуру человеческого мышления, а следовательно, и его материализованной формы – языка.

Противоположная точка зрения, представленная в классической линии Канта – Гегеля – Гуссерля, создает лишь иллюзию общественной значимости сознания, так как только индивидуумом ограничивает само сознание, развивающееся до пределов абсолюта (в феноменологии духа Гегеля).

В известном определении Э.Гуссерля в сознании подчеркивается лишь признак "единой связи психологических переживаний в индивидууме или соответственно в социальном коллективе", хотя и для коллектива главным признаком сознания остается то, что оно есть модификация субъекта и выражения "я" в связи с тем, что любое переживание является поэтическим, предопределенным интенциональностью как имманентной направленностью сознания на что-то. Проблема сознания, решаемая на материалистической основе, сводится в целом к его определению как высшей формы отражения действительности, как продукта одновременно индивидуума и общества. Такое понимание является самым существенным для характеристики языка. Только в этом ракурсе можно ставить в языкознании вопросы о сущности содержательной стороны языковых единиц, о языковом значении как области сознания и, в целом, о семантике языка как одной стороне двуединства, связанной в конечном итоге с самой действительностью. Всякое лингвистическое исследование практически основывается на том или ином решении этого вопроса, поскольку в любом случае должно быть объяснено содержание каждой языковой единицы.

Эта так называемая двусторонность языковых единиц обязательно присутствует при любом подходе к описанию сущности языка, начиная от самых конкретных исследований значения слова, синонимии, полисемии и кончая теоретическим изучением сущности языковых единиц, языковых знаков. И в элементарных учебниках языка, и в философских работах по семиотике форма и значения языковых единиц, или, в современных терминах, их билатеральность всегда оказывались в центре лингвистического анализа.

Иногда трудно объяснить, почему лингвисты вносят свои поправки в гносеологическую теорию отражения, полагая, что в языке не только отображается феномен познавательной деятельности человека, но получает свое выражение и такой дополнительный момент, как результат особой преобразовательной деятельности человека, связанной с коммуникацией, т.е. с тем, что язык как бы трансформирует познавательное содержание в некоторое коммуникативное, добавляемое к основному волевым усилием человека и особым внутренним импульсом, порождаемым конкретной речевой ситуацией. Если даже некоторые авторы относят к объективным факторам речепроизводства и эту коммуникативную ситуацию, то все равно необоснованным остается отрыв общего познавательного содержания от тех конкретных условий, в которых происходит мыслительный акт человека, т.е. материализация фрагмента деятельности сознания, направленного одновременно на единственно возможную в любом конкретном случае ориентацию сообщения чего-то кому-то. Как бы ни было привлекательно расчленение языкового содержания на указанные два момента, все же требуется прежде всего принципиальное признание их как внутренне единого акта.

"Схематически можно было бы представить языковое значение как единство следующих компонентов: 1) познавательного содержания как специфически человеческого отражения объекта, т.е. объекта и отношения к нему субъекта в аспекте практики; 2) коммуникативной оценки этого содержания, т.е. отношения к партнеру по той или иной деятельности... Возможен и третий компонент – экспрессивно-оценочный, в основе которого лежит личная заинтересованность, эмоциональное отношение к высказываемому".

Философской базой, на которой строится утверждение о двух сторонах языкового содержания – объективной и субъективной, служит предпосылка о том, что сам язык является прежде всего выражением некоего творчества субъекта, вследствие чего любому речепроизводству должен быть приписан субъективный фактор, отражающий отношение субъекта к предмету своего высказывания.

Противопоставление субъекта и объекта в этом плане определялось как объединение некоторых объективных моментов, содержавшихся в высказывании, с той субъективной оценкой, которая приписывается говорящим явлению, обозначаемому средствами языка.

Таким образом, противопоставление субъективного и объективного в языке часто принимает философскую форму противопоставления субъективного и объективного в познании, причем в таком аспекте, который устанавливает резкую грань между объективностью содержания и субъективностью оценочного фактора. Можно сказать, что известное в материалистической гносеологии противопоставление субъекта и объекта, т.е. отношение объективной действительности и познающего субъекта, при котором мышление человека является вторичным по отношению к внешнему объекту, трансформируется в языкознании в противопоставление двух сторон любого высказывания, а именно информативной и коммуникативной (как субъективно-оценочной, эмотивной и т.д.).

Конкретные грамматические и лексические категории в языкознании, как правило, рассматриваются в плане расслоения их содержания на категории, выражающие нечто объективное, и на категории, выражающие нечто субъективное. Классическим примером субъективной характеристики, например, грамматической категории, является определение модальности как языкового выражения отношения говорящего к высказываемому содержанию. Такие синтаксические категории, как структура простого предложения, а именно порядок слов, интонационная характеристика, стилистическое использование повторов, эллипсов, выбор слова из так называемого синонимического ряда, всевозможные индивидуальные отклонения от нормы употребления слов и конструкций и т.д., также всегда рассматривались в плане двуслойности языка.

В практике лингвистического анализа языка, соответственно такой концепции, лингвисты, как правило, рассматривают содержание любой языковой конструкции путем ее расщепления на первичный, объективный, якобы зависящий не от субъекта, а от свойств денотата предметно-логический план, и вторичный, зависящий от намерения и состояния субъекта, а также его ассоциаций, мотивов и т.д.

Утверждение о такой двойственности языковой структуры относится часто не только к плану содержания, к семантике, но и к формальной структуре языка. Предполагается, например, что сама форма выражения является субъективной, в связи с чем картина мира, заключенная в той или иной языковой форме, претерпевает структурное преобразование. Здесь можно сослаться на известную теорию так называемой лингвистической относительности Сепира–Уорфа, которая целиком зиждется на признании прямой зависимости познания мира от структуры языка.

В обобщенном виде точка зрения на двуслойность языка и в плане содержания, и в плане выражения заключена в том принципиальном утверждении, которое признает наличие только национальных или индивидуальных языков и отрицает идею языка вообще как особой общечеловеческой формы интеллектуальной активности.

Видимо, разграничительная линия между "субъективным " и "объективным" подходами к языку и скрывается в признании или непризнании возможности существования человеческого языка вообще. Важность этого тезиса определяется непосредственной связью этой проблемы с методологией решения вопроса о субъективном и объективном в разумной деятельности человека. Другими словами, это мнение непосредственно связано с вопросом о характере человеческого мышления.

Если говорить об общих чертах субъективного характера языкового выражения, свойственных всем национальным языкам как вариантам единого языка, как социальному атрибуту человека, то можно утверждать, что сам по себе язык не противостоит мышлению как некоторое формальное явление, чуждое ему по своей сущности.

Если принять эту исходную посылку, то необходимо и общий субъективный характер языкового выражения рассматривать в соответствии и в единстве с общим субъективным характером познающего мышления.

Двуединство язык – мышление, с одной стороны, выступает как единство плана содержания и плана выражения, как единство содержания языка и формальной выраженности мышления, а с другой – как субъективное по отношению к объективной реальности, т.е. выражающее отношение вторичного и первичного, известное в философии под названием "отношение материи и сознания". Все эти моменты создают определенные трудности в разграничении понятий "мышление как форма отражения действительности", с одной стороны, и часто употребляемое понятие "язык как форма выражения мышления ", – с другой. Преодоление этих трудностей лежит, видимо, не в плане терминологии, а в корректном использовании многозначного слова "форма": форма в гносеологическом смысле (отношение сознания и материи) и лингвометодологическом смысле (форма как материальная, звуковая субстанция мышления).

Учение о мышлении как о специфической человеческой форме отражения действительности основывается на тезисе, что само мышление является "продуктом высокоорганизованной материи", и в этом плане оно выступает по отношению в объективному миру тем же самым объектом, но лишь вторичным, относящимся к человеку.

Проблема соотношения структуры языка и структуры мышления, имеющая первостепенную важность для языкознания, может рассматриваться поэтому как производная от общей проблемы соотношения структуры объекта и ее отражения в сознании. Намерение показать способность языка адекватно представлять структуру мышления подкрепляется необходимостью интерпретации структурной организации языка как детерминированной структурой мышления в его глобальных качествах, а в конечном итоге как детерминированной самой материальной действительностью. Трудность обсуждения данной проблемы кроется, пожалуй, не в самой постановке вопроса, а в возможности конкретного решения, свободного от грубого наложения структур мышления на структуру языка и от механического уравнивания разных планов этого двуединого целого. Исследование структуры языка требует поэтому не только учета всей специфики языковой формы, к тому же исторически своеобразно сложившейся в каждом конкретном языке, но и правильной интерпретации законов конструирования языковых единиц.

Адекватность структуры языка структуре мышления в отношении соответствия плана выражения плану содержания распространяется па всю глубину их взаимоотношений, что и делает возможным вообще обнаружение средствами языка всего мыслительного содержания.

Категории и логические формы мышления, как это признано и обосновано в марксистской диалектике, несут в себе объективные качества познаваемого объекта, так как в конечном счете само мышление есть объективное явление, субъективность которого определяется лишь его принадлежностью к человеку, который, в свою очередь, также является объектом действительности.

Проблема субъективных моментов в функционировании языка есть лишь подчиненная составная часть общей проблемы, только последовательное проведение которой по всем языковым уровням может привести, если не к исчерпывающей, то все же к непротиворечивой характеристике объективной сущности языка. Правильное отображение реальных явлений в языке – вот тот исходный тезис, который должен лежать в основе анализа структуры языка и элементов его системы. Рассмотрение способности языка репрезентировать всю полноту познавательного содержания, добытого человеком в практической и теоретической деятельности, предполагает необходимость изучения языка в целом, т.е. организации и состава его элементов. Субстанциональный и реляционный аспекты языка должны в одинаковой мере быть предметом изучения в плане проблемы соотношения мышления и языка. Этот общий философский смысл проблемы взаимоотношения субъективного и объективного может быть релевантен для языкового исследования, в котором должна быть четко увязана проблема значений конкретных языковых единиц во всех разновидностях интеллектуально-эмоционального содержания, значений всех степеней градаций правильности, истинности или ложности речевых высказываний с исходным общетеоретическим положением о непосредственной и неразрывной связи языка и сознания.

Исследование проблемы соотношения субъективного и объективного в языке представляет собой важную составную часть теории познания, фундаментально разработанной В.И.Лениным в книге "Материализм и эмпириокритицизм ". Методологическое значение этой проблемы для языкознания заключается в том, что то или иное решение непосредственно связано с пониманием сущности языка и его функции и, в конечном итоге, влияет на всякий конкретный анализ языковых форм.

Язык как объект науки является уникальным и в том смысле, что он насквозь субъективен как атрибут человеческой природы. Для лингвиста язык одновременно и объект исследования, и средство описания предмета науки, т.е. он и язык и метаязык. В этом комплексе разграничение субъективного и объективного особенно необходимо, так как связь языка и мышления, с одной стороны, уходит в сознание человека и, следовательно, переплетается с отражательным характером разумной человеческой деятельности, а с другой – в элементарную звуковую материю, выражающую это сознание и представляющую, в свою очередь, физическое явление, которое можно наблюдать, описывать, членить и обобщать.

Если в гносеологии соотношение субъективного и объективного имеет один существенный план исследования, а именно отношение первичного и вторичного, т.е. отношение объективного мира и его отражения, то в лингвистике это соотношение усложняется существованием звуковой материи и присущими ей закономерностями.

Диалектический характер первого соотношения достаточно широко исследуется в философии:

Сугубо диалектичны, неоднозначны и не допускают сколько-нибудь жесткого закрепления и такие понятия, как "объективное" и "субъективное", имеющие принципиальные методологические значения для теории познания, социологии, этики, эстетики и других разделов философского исследования. Известно, что в марксизме, в результате коренного пересмотра принципов построения гносеологии, были сняты многочисленные трудности понимания этого вопроса, непреодолимые в рамках иных доктрин, и все же современный диапазон и глубина философских исследований требуют более конкретной разработки понятий "объективного" и "субъективного", преодоления и в этом случае остаточных явлений "дихотомии".

Диалектический же характер соотношения субъективного и объективного в языке, где включаются элементы не только гносеологического, но и психологического и чисто лингвистического порядка, значительно более сложен и заслуживает в настоящее время пристального внимания в языковедческой теории.

Предметом исследований данной работы являются поэтому такие вопросы о сущности содержательной стороны языка, широко обсуждаемые в современной лингвистической литературе, как соотношение рационального и эмоционального в языке, адекватность структуры языка и структуры мышления человека, понятие национальной самобытности языка и проблема универсального языка, проблема организации языковых единиц в аспекте информации и коммуникации, и т.п.

Направление исследований проблемы соотношения субъективных и объективных факторов в языке, представленной в данной работе, может рассматриваться как одна из точек зрения, одна из позиций в языкознании, на основе которой могут быть исследованы, но, безусловно, не решены сложнейшие вопросы теории языка.

Характер и объем работы не исчерпывают всего круга вопросов, составляющих так называемую проблему соотношения формы и содержания в языке, – в ней представлено лишь несколько кратких разделов по наиболее спорным и актуальным вопросам общей теории языка.

"Философской базой, на которой строится утверждение о двух сторонах языкового содержания – объективной и субъективной, – служит та предпосылка, что сам язык является прежде всего выражением некоего творчества субъекта, вследствие чего любому речепроизводству должен быть приписан тот субъективный фактор, в котором отражалось бы отношение субъекта к предмету своего высказывания".

"...истоки самой проблемы субъективного и объективного в языке содержатся безусловно в концепции В.Гумбольдта..."

"Понятие "человеческого фактора" в языке, таким образом, может быть квалифицировано, прежде всего, как понятие атрибута деятельности человека, рассматриваемого в аспекте как биологическом, так и социальном. С гносеологической точки зрения человеческий фактор детерминируется общими объективными закономерностями".

Об авторе

Колшанский Геннадий Владимирович

Известный лингвист и философ. Доктор филологических наук, профессор. Еще в юности самостоятельно выучил немецкий язык, чтобы читать в оригинале немецких философов. Участник Великой Отечественной войны; закончил войну в статусе переводчика в штабе маршала Г. К. Жукова. Основоположник Школы теории текста и коммуникативной лингвистики — одной из ведущих школ современной лингвистики, рассматривающей цельный, связный и завершенный текст в качестве единицы общения и изучающей закономерности создания текста и его функционирования в коммуникативном процессе. Научные достижения школы зафиксированы в десятках монографий, в том числе работах самого Г. В. Колшанского "Контекстная семантика" и "Коммуникативная функция и структура языка". Эти работы, а также книги "Логика и структура языка", "Объективная картина мира в познании и языке", "Паралингвистика", "Соотношение субъективных и объективных факторов в языке" были написаны Г. В. Колшанским с 1964 по 1984 гг. и неоднократно переиздавались в издательстве URSS. В числе представителей школы Г. В. Колшанского — выдающиеся лингвисты И. Р. Гальперин, О. И. Москальская, Е. И. Шендельс, С. И. Канонич, О. Л. Каменская, Т. М. Дридзе и другие.