Грот Н.Я. Очерк философии Платона Изд. 3, стереотип.

Оглавление

Предисловие автора

Мы не предназначали настоящаго очерка философiи Платона для печати. Небольшой курсъ нашъ имелъ въ виду чисто педагогическiя задачи. Если по совету Л.Н.Толстого и настоянiю редакцiи "Посредника" мы решились его напечатать лишь съ незначительными сокращенiями и стилистическими подравками, то нами руководили прц этомъ два соображенiя: во 1) въ нашей литературе такъ мало популярныхъ работъ о философiи Платона, что и наше несовершенное изложенiе может быть все-таки сослужитъ некоторую службу темъ читателямъ, которые желали бы иметь на русскомъ языке краткое введенiе къ изученiю Платона въ подлиннике или въ техъ мастерскихъ изложенiяхъ его философской системы, которыя имеются на западе (Целлера по немецки, Фулье до французски, Геогра Грота по англiйски), во 2) въ своемъ пониманiи философiи Платона мы становимся на несколько своеобразную и необычную точку зренiя, а именно не на чисто историчгескую, а на философскую – теоретическую. Мы вовсе не считаемъ миросозерцанiе Платона вполне отжитымъ и навсегда устраненнымъ, а – на оборотъ – глубоко веримъ въ жизненность и современную цену некоторыхъ его философскихъ воззренiй. Такъ какъ это убежденiе имеетъ очень мало сознательныхъ представителей въ современной философской литературе, не только русской, но и иностранной, то мы и предположили, – можетъ быть слишкомъ смело, – что изученiе такого взгляда можетъ иметь некоторый интересъ для русскаго читателя.

Некоторыя главы настоящей работы носятъ слишкомъ спецiальный характеръ для обыкновеннаго читателя, напр. глава о "сочиненiяхъ Платона", и въ оеобенности "о времени написанiя и соотношенiи его дiалоговъ" (что мы и отметили въ примечанiи), также отчасти и глава "о методологiи Платона". Читатель, недостаточно подготовленный для последовательнаго чтенiя всего курса, поступитъ правильно, если по прочтенiи "вступленiя" и "бiографiи Платона", сначала прочтетъ главу "общее значенiе философiи Платона" и "заключенiе, и затемъ, бегло просмотревъ главы о сочиненiяхъ Платона и времени ихъ написанiя, прямо перейдетъ къ "ученiю Платона объ Эросе", не обращая вниманiя на греческiя цитаты, помещенныя въ тексте и примечанiяхъ.

Вступление

Подобно своему учителю Сократу, Платонъ ставилъ философiи прежде всего этичоскiя задачи. Самопознанiе и самосовершенствованiе для Платона – основныя задачи Философа. Это ясно видно изъ прекраснаго места "Федона" где устами Сократа онъ определяетъ значенiе философiи для личнаго развитiя человека. Вотъ это место: "Войти въ сонмъ боговъ тому, кто не стремился къ мудрости и не отошелъ совершенно чистымъ, – невозможно: это доступно толъко любителю знанiя. Вотъ по этой-то причине, друзья мои Симмiй и Кебесъ, истинные философы воздерживаются отъ всехъ пожеланiй тела, остаются въ томъ воздержанiи тверды и не предаютъ себя ихъ власти, они делаютъ это вовсе не изъ боязни разстройства въ хозяйстве и бедности, какъ бываетъ съ большей частью людей и особенно съ людьми любостяжательными, или же изъ боязни подвергнуться поношенiю и безславiю, подобно тому какъ бываютъ воздержны по этимъ причинамъ люди властолюбивые и честолюбивые. Поэтому, любезный Кебесъ, все те, которые заботятся о своей душе и живутъ не для того, чтобы служить телу, презираютъ все подобное и не идутъ однимъ путемъ съ другими, которые не знаютъ сами, куда идутъ. Они же следуютъ философiи, куда она ихъ ведетъ, полагая, что не должно противиться ей и тому освобожденiю и очищенiю, которое она даетъ. Любители мудрости знаютъ, что философiя принимаетъ на свое попеченiе ихъ душу, всецело связанную съ теломъ и приросшую къ нему, которая поэтому вынуждена созерцать бытiе вещей черезъ тело, какъ будто черезъ стены темницы, но не сама чрезъ себя, и вследствiе этого находится въ состоянiи полнаго незнанiя и чувствуетъ крепость этой тюрьмы (крепость, которую образуютъ страсти, такъ какъ человекъ самъ помогаетъ закреплять какъ можно крепче свои оковы). – Любители мудрости, говорю я, знаютъ, что философiя, принимая на свое попеченiе ихъ душу въ такомъ состоянiи, кротко увещеваетъ ее, стараясь освободить ее отъ оковъ и показывая ей, что изследованiе чего-нибудь чрезъ зренiе обманчиво, точно такъ же какъ черезъ слухъ и другiя чувства", и убеждаетъ ее уединяться отъ нихъ, какъ скоро нетъ решительной необходимости пользоваться ими, и советуетъ ей собираться и сосредоточиваться въ самой себе и не доверять ничему, кроме себя, во всехъ техъ случаяхъ, когда съ помощью другихъ проводниковъ знанiя она изследуетъ то, что является различнымъ, смотря по различiю этихъ проводниковъ: все ведь это вещи чувственныя и видимыя, а то, что созерцаетъ она, мысленно и невидимо. Такимъ образомъ душа истиннаго философа, будучи убеждена въ томъ, что такому освобожденiю не должно протйвиться, избегаетъ удовольствiй и пожеланiй, и печалей, и опасенiй, на сколько только это для нея возможно, считая, что если кто-нибудь неумеренно предается удовольствiямъ, или опасенiямъ, или печалямъ, или пожеланiямъ, тотъ терпитъ отъ всего этого не такое малое зло, какъ можетъ казаться на первый взглядъ, какое терпитъ, напр., человекъ, подвергшись бодезни или расточивши на удовлетворенiе страстей свое имущество, но величайшее зло, – и что хуже всего, терпитъ его, самътого не замечая. Зло это состоитъ въ томъ, что душа каждаго человека, предавшись очень сильной радости или печали, необходимо приходитъ при этомъ къ мысли, что все то, изъ-за чего она по преимуществу это испытываетъ, есть нечто весьма существенное и истинное, а между темъ на самомъ деле оно не таково. Каждое удовольствiе или печаль, какъ будто гвоздемъ, прикрепляетъ душу къ телу и соединяетъ ее съ нимъ, делая ее некоторымъ образомъ телесною, такъ что она уже считаетъ истиннымъ только то, что находитъ истиннымъ тело. Поэтому я думаю, что душа, именно вследствiе того, что она образуетъ тотъ же взглядъ на вещи, какой имеетъ тело, по необходимости находитъ и удовольствiе въ томъ же самомъ, прiобретаетъ те же свойства и начинаетъ питаться той же пищей, такъ и тело, такъ что делается неспособною перейти чистой въ Аидъ, но всегда выходитъ изъ тела оскверненною телеснымъ, отчего скоро входитъ снова въ какое-нибудь тело и внедряется въ немъ, какъ будто посеянная, лишаясь черезъ вто общенiя съ божественнымъ, чистымъ и неизменнымъ. – Душа истиннаго философа не будетъ думать, что философiя должна ее освободитъ, а после того, какъ освободитъ, предать ее снова удовольствiямъ и печали для того, чтобы оне связали ее опять, и производить такимъ образомъ вечную работу, напоминающую обратнымъ образомъ работу станка Пенелопы. Душа, стремящаяся къ мудрости, приготовляя себе покой, недоступный для удовольствiй и печали, следуя разуму и всегда ему повинуясь, созерцая истинное, и божественное, и неизменное для мысли, и находя въ этомъ свою пищу, думаетъ, что такъ должно жить до техъ поръ, пока она живетъ. Когда же она окончитъ жизнь на земле, то, отправляясь къ тому, что ей родственно и той же природы, какъ и она сама, она освободится отъ всехъ человеческихъ золъ. Питавшись подобной пищей и проведя жизнь въ подобнаго рода занятiяхъ, она уже не будетъ бояться, друзья мои Симмiй и Кебесъ, при освобожденiи отъ тела быть разсеянной ветрами, разлететься въ разныя стороны и обратиться наконецъ въ ничто".

Но если такимъ образомъ на первомъ плане для Платона стоитъ нравственное наше самоусовершенствованiе, то онъ не ограничиваетъ, подобно Сократу, изследованiе, необходимое для достиженiя этой цели однимъ самопознанiемъ въ узкомъ значенiи слова. Душа, желающая очиститься, говоритъ Платонъ въ соч. "О Государстве": "должна, обратившись къ философiи, искать общенiя со всемъ темъ божественнымъ, безсмертнымъ и вечнымъ, что ей родственно". Поэтому Платонъ не отрицаетъ пользы и необходимости изученiя внешняго мiра и природы, путемъ обработки различныхъ наукъ: философъ, по его мненiю, долженъ стремиться къ полноте знанiя и мудрости. Платонъ рекомендуетъ изученiе математики, астрономiи, поэзiи, какъ низшихъ ступеней къ той науке наукъ – дiалектике, которая, какъ мы увидимъ впоследствiи, имеетъ задачей открытiе вечныхъ и неизменныхъ началъ всякаго бытiя, – познанiе его законовъ, открывающихся въ изменчивомъ мiре явленiй.

Въ этой попытке органически связать субъективныя задачи духа съ объективными, самопознанiе съ познанiемъ объективнаго мiра, этическую задачу самоусовершенствованiя съ дiалектической задачей высшей культуры ума, который долженъ стараться проникнуть въ сокровенныя тайны мiрового бытiя, заключается отличiе Платона отъ Сократа и дальнейшiй шагъ впередъ въ развитiи греческой философiи. Платонъ пытался сочетать въ одно целое изученiе мiра и человека, законовъ бытiя и законовъ нравственности. Его ученiе объ идеяхъ – тотъ мостъ, который онъ перекинулъ отъ познанiя природы къ познанiю истинныхъ задачъ жизни и назначенiя человека. Если бы онъ сказалъ те слова, которыя сказалъ впоследствiи Кантъ въ "Критике практическагоразума": "две вещи наполняютъ мой духъ вечно новымъ и постоянно возрастающимъ изумленiемъ и благоговенiемъ, – чемъ чаще и упорнее останавливается на нихъ мое размышленiе, – звездное небо надо мной и нравственный законъ во мне", то эти слова вполне соответствовали бы духу его философiи. Изследуя въ "Тимее" (47, А–В) значенiе зренiя человека, Платонъ говоритъ: "зренiе служитъ на мой взглядъ источникомъ величайшей пользы для насъ, потому что, напр., если бы люди не могли видеть ни звездъ, ни солнца, ни неба, то никакое разсужденiе, подобное темъ, которыя мы ведемъ ныне о природе вселенной, не было бы возможно. Но после того, какъ день и ночь, месячныя и годовыя обращенiя подпали созерцанiю, они произвели число, дали идею времени и возбудили потребность изследовать природу вселенной. Благодаря же всему этому, мы достигли некотораго рода философiи – такого блага, лучше котораго еще ничего не было, да и никогда не можетъ быть ниспослано въ даръ роду смертныхъ отъ боговъ". Очевидно и Платонъ, подобно Канту, виделъ въ созерцанiи звезднаго неба источникъ высокаго подъема духа и начало философской работы мысли.

После этихъ замечанiй обратимся къ более подробному изученiю философiи Платона и прежде всего посмотримъ, что за личность былъ Платонъ.

Об авторе

Известный философ-идеалист и психолог. Сын выдающегося филолога Я.К.Грота. Окончил историко-филологический факультет Петербургского университета (1875). В 1879 г. защитил магистерскую диссертацию, а в 1882 г. – докторскую. С 1884  г. – профессор Новороссийского университета в Одессе, а с 1886 г. – профессор Московского университета. Был также председателем Московского психологического общества, редактором журнала <Вопросы философии и психологии> (с 1889 г.).

В своих диссертационных исследованиях и других работах первой половины 1880-х  гг. Н.Я.Грот выступал с последовательной критикой метафизики. Историко-философский интерес к философии Возрождения (в первую очередь к пантеизму Джордано Бруно) привел к тому, что Н.Я.Грот перешел от резкой критики метафизики к ее обоснованию, видя в ней основу философского знания и пытаясь создать самостоятельную систему, используя для этого элементы философии Дж.Бруно, И.Канта, А.Шопенгауэра и Э.Гартмана. В последние годы жизни Н.Я.Грот постоянно обращался к проблемам этики и психологии. Книга <Очерк философии Платона> была написана на основе курса лекций, прочитанного Н.Я.Гротом осенью 1891 г. в Московском университете.