Аландский П.И. История Греции:
Лекции по истории Древней Греции. Изд. стереотип.

Оглавление

Предисловие

Автор выпускаемого ныне в свет труда, П.И.Аландский, состоял доцентом по кафедре греческой словесности в Университете св.Владимира с 1874 г. и по день своей кончины, 28 октября 1883 г. Еще свежие воспоминания о личности покойного освобождают нас от обязанности предлагать здесь его характеристику; скажем только, что то был человек образования энциклопедического, с философским складом ума и обладал талантом блестящего лектора. Преподавательский цикл Аландского охватывал толкование многих греческих авторов, курсы грамматики греческого языка и энциклопедии классической филологии, а равно истории греческой и римской литературы и греческих древностей. В течение нескольких лет читал покойный также и латинских авторов (Плавт, Лукреций, Тацит). За отсутствием специального преподавателя по древней истории в нашем университете покойный товарищ наш взял на себя преподавание и по этому предмету.

В последние годы своей преподавательской деятельности как в Университете св.Владимира, так и на Киевских Высших женских курсах, где Аландский был одним из самых деятельных членов преподавательского состава с самого их основания, он относился с особенной любовью и интересом к своим чтениям по древней истории. Предметом их была как греческая, так и римская история. Чередуя эти предметы из года в год, вел Аландский свои исторические курсы с 1878 г. и до самой своей смерти. Результатом его кабинетных занятий по римской истории явилась, помимо многих рецензий на разные новые исследования, его работа под заглавием "Древнейший период римской истории и его изучение" (Киев, 1882).

Курсы по греческой истории начинались у него с начала культурной жизни греков, причем изложению предмета предшествовало обыкновенно общее теоретическое рассмотрение о целях и задачах исторической науки. Курс греческой истории читал Аландский три раза: в 1878–1879, 1880–1881, 1882–1883 учебных годах, одновременно в университете и на женских курсах. Все три курса по греческой истории были литографированы, и притом по рукописи самого автора. Существенное отличие между первым и двумя последующими состоит в том, что изложение фактической истории в хронологической последовательности занимает в первом гораздо больше места, чем в двух других, общее же теоретическое изложение, слабо проявляющееся в первом, особенно преобладает в последнем.

По решению историко-филологического факультета Университета св.Владимира напечатан под нашей редакцией третий и последний курс Аландского, но так как в нем автор не довел литографию до конца, то мы сочли удобным дополнить его в конце из второго курса, откуда и заимствован как конец пятой, так и вся шестая глава. Наша доля труда состояла главным образом в корректуре. Но, опасаясь вполне доверять литографии, мы старались, по мере возможности, проверять цитаты, причем и пришлось многие из них исправить, а равно и устранить некоторые lapsus memoriae или, быть может, calаmi автора. Заголовки цитируемых сочинений проверялись и даваемы были в более полной и точной форме, чем та, в какой они были занесены в литографию. Устранено было также колебание в написании греческих имен. Вот, кажется, и все, в чем мы видели свою обязанность по отношению к выпускаемому ныне в свет произведению нашего покойного товарища. Пополнять библиографические указания автора мы не считали нужным; лишь кое-где в интересах учащихся даны были указания на новейшие против тех, какие знал автор, издания некоторых работ новой ученой литературы.

Еще одно слово в заключение. Покойный автор думал сам об издании своих лекций по греческой истории. Он предполагал приступить к печатанию в 1884–1885 академическом году, когда ему предстояло опять читать курс по этому предмету. Мы глубоко сожалеем, что издаваемому ныне курсу не суждено было появиться в свет под непосредственной редакцией автора. Но мы думаем, однако, что и в том виде, какой имеет в настоящее время "История Греции" П.И.Аландского, труд этот будет принят с сочувствием и полным вниманием как нашими отечественными учеными, так и преподавателями классических языков в наших гимназиях, а равно и может служить весьма удобным пособием при университетском преподавании греческой истории и древностей.

Юлиан Кулаковский,

Алексей Козлов

Из введения

§ 1. Несмотря на то что историческая литература существует уже длинный ряд веков и заключает в себе произведения великих умов как древнего, так и нового времени, понятие об истории как науке далеко еще не выяснилось с надлежащей точностью и полнотой. На вопросы о предмете, задаче и методах истории, о системе и требованиях исторического изложения до сих пор нет согласного ответа у представителей нашей науки, которые очень неохотно высказывают свои воззрения на то, чем и как, по их мнению, должна заниматься история. В неизмеримо богатой исторической литературе всех народов можно указать довольно сочинений, с успехом разрешивших задачи художественной композиции и изложения и представляющих блестящие образцы истории как искусства. Но таких сочинений, которые отвечали бы доступному уже нам теперь понятию об истории как науке не имеется ни в одной литературе. Вот почему изучающий историю не может ограничиться изучением готовых образцов, но должен сам, путем собственного размышления и критики чужих мнений, разъяснять и исправлять понятие о задачах, средствах и приемах исторического знания. Рядом с обработкой исторического материала в каждом данном случае должно идти стремление к определению плана будущей науки; иначе и собрание материала не принесет той пользы, какую имеет в виду трудолюбивый исследователь.

Для разъяснения понятия об истории было бы в высшей степени полезно проследить успехи исторического знания и изложения в связи с общим движением философии и науки; показать, как постепенно изменялся взгляд на то, чем и как должна заниматься история и каким требованиям должен удовлетворять историк. Но полной и с этою целью составленной истории нашей науки еще не существует; об отделенных опытах в области древней историографии сказано будет дальше.

Свое начало и имя история получила у греков. Греческое слово происходит от корня -vid- (ср. наше вид-еть) и означало первоначально восприятие посредством зрения и слуха, а потом знание, полученное путем такого восприятия. Но уже у Геродота слово история получает новый смысл и в отличие от знания, приобретенного путем собственного наблюдения, означает знание, полученное от других посредством расспросов (II. 99). Только у позднейших греческих писателей, начиная с Полибия (II в. Р.X.), слово история получает смысл повествования, изложения того, что узнано; но для обозначения самой совокупности событий, составляющих предмет рассказа, слово история, по-видимому, не употреблялось древними. (См.: Creuzer. Die historische Kunst d. Grieschen. Leipzig, 1803. IV Albschnitt, 6 Anm. Здесь сопоставлены и объяснены слова, употреблявшиеся греками для выражения понятий, относящихся к историческому знанию и изложению.)

Историческое знание и изложение принимало различные формы, смотря по тому, в какое отношение ставился ум человека к событиям, составлявшим предмет его наблюдения и размышления. Несмотря на все различие в подробностях, все формы исторического знания и изложения могут быть сведены к трем типам, соответствующим троякому отношению ума к предмету, его занимающему. За неимением более подходящих названий для этих трех типов, можно первый из них назвать летописным, второй – мемуарным, третий – научным, или: объективным, субъективным и объективно-субъективным. Там, где развитие истории шло самостоятельным путем, эти три типа следовали друг за другом в порядке, указанном выше, причем каждый из них, развиваясь, от простейших форм восходил к более и более сложным.

§ 2. Летописный тип. Историческое знание, как показывает первоначальный смысл слова "история", начинается с восприятия; историческое изложение – с памятной заметки, выражающей в чистом виде результат восприятия. Необычайные явления природы и поразительные события человеческой жизни останавливали на себе внимание человека, ярко отпечатлевались в его воображении и выражались в кратком и сухом известии. Здесь отношение ума к тому, что перед ним, в высшей степени просто: за впечатлением извне следует представление; представление облекается в формы, данные языком; образы заменяются названиями и результат восприятия закрепляется с помощью письма. Материал, данный восприятием, не подвергается дальнейшей переработке, но в чистом и первоначальном виде переходит сначала в слово, потом в запись. Отмечаются записью отдельные события без всякого подбора и связи. Такие отметки особенно любили греки, не пропускавшие случая увековечить память о себе и своих деяниях. Греческие наемники царя Псамметиха, сопровождавшие его в походы в Нубию до тех пор, пока можно было плыть по реке (Нилу), увековечили свое участие в экспедиции надписью на колоссальной статуе перед храмом в Нубии. Это одна из самых древних греческих надписей (относится к концу VII или началу VI в.).

С этой первоначальной ступени случайных и разбросанных записей историческое знание и изложение поднялось выше, когда образовался класс людей, по своему образованию и положению способных и расположенных к последовательной записи выдающихся событий. Таким классом были жрецы в древности и духовенство в Средние века. При храмах велись списки главных жрецов и жриц с отметкою числа лет их службы. До нас дошла копия с такого списка жрецов при храме Посейдона в городе Галикарнассе, сделанная с подлинника, относящегося к VII столетию. Точно также велись списки царей и архонтов в Греции, консулов в Риме. Вместе с записью имени и лет службы делались отметки о важнейших событиях, случившихся в правление данного лица. В Риме такие списки и отметки велись правильно великим первосвященником, который ежегодно на белой доске записывал сначала имена консулов и других сановников, а потом и достопамятные события, случившиеся при них (например, дороговизну съестных припасов, затмение луны и солнца, военные походы и т.п.). Наряду с записями официальными существовали и частные. Знатные роды в Греции и Риме вели родословные списки, или генеалогии, в которых также вместе с именами предков упоминались и подвиги их. Такими родословными списками пользовались последующие историки (в Греции логографы) для определения времени событий, ими описываемых. (См.: Duncker M. Gesch. d. Alterthums. V в. 5, 89. 5 изд.) Списки жрецов, правителей или предков знатных родов с отметками событий представляют первоначальную форму летописания, отличительными чертами которой были: краткость и сухость известий; отсутствие определенного плана в их подборе; отсутствие всякой связи, кроме порядка во времени; полное отсутствие субъективного элемента. Такие летописи отражали в себе лишь ряд случайных восприятий ума, не тронутых ни воображением, ни чувством и потому относительно более достоверных.

Дальнейшее развитие летописного типа состояло в том, что известия о событиях современных становилось все разнообразнее и подробнее. Внимание летописца все с большим и большим участием следило за современностью и схватывало рядом с крупными и более мелкие черты событий, причем к данным восприятия стали примешиваться, незаметно для пишущего, и черты, подсказанные его воображением и чувством. По мере того как впечатления действительности затрагивали ум глубже и шире, историческое знание становилось богаче содержанием; изложение делалось живее, но зато уменьшалась близость изображения к предмету его. Не довольствуясь сухими и краткими заметками предшественников, продолжатели восполняли их тем, что хранилось в памяти народа в виде полубаснословных преданий о событиях и лицах минувшего времени. Таким образом, и при изображении прошедшего наряду с немногими данными восприятия были употреблены в дело вымыслы, сотканные народной фантазией под диктовку чувства. И здесь насколько знание выигрывало в полноте, настолько теряло в достоверности. Вместе с вымышленными лицами и фактами из народных сказаний про них в историю проник и первобытный способ объяснения того, что происходит, предполагавший всюду прямое вмешательство и действие божества. Когда историческое знание, не ограничиваясь изложением фактов, перешло к объяснению их в мифической теории мироправления, оно нашло готовый ответ на свои запросы. Приблизительно на этой ступени стояло историческое знание и изложение в эпоху, представителями которой были логографы, первые греческие историки. По словам Дионисия Галикарнасского, одни из логографов писали историю эллинов, другие – варваров. Эти истории они не связывали одну с другой, но излагали по народам и городам и издавали каждую отдельно. Причем имели в виду одну и ту же цель – исторические памятники, хранившиеся у туземцев по народам и городам, частью в храмах, частью в других общественных зданиях, издать для всеобщего сведения в том виде, в каком они приняли их, ничего ни прибавляя, ни убавляя. Между этими историческими памятниками находились также иногда мифы, в которые верили только по их глубокой древности, и некоторые необыкновенные превратности судьбы, заключающие в себе много нелепостей.

Дальнейшее развитие летописного типа истории представляет следующие черты.

1. Расширение области, захватываемой историком; свод хроник дает начало связной истории народов и государств (пример: "История" Тита Ливия в римской литературе); за историей отдельных государств следуют попытки изложения всеобщей или всемирной истории (такую попытку представляет "Историческая библиотека" Диодора Сицилийского, современника Августа). Расширение границ на первых порах не сопровождается изменением в характере композиции и изложения: события излагаются по годам без всякой классификации; внимание историка сосредоточено на внешней жизни народов; изложение сохраняет свой объективный характер; историк ограничивается сводом в одно целое и пересказом материала, найденного у летописцев или предшествующих историков.

2. Изощрение критической способности и искусства отделять факты от вымыслов фантазии и домыслов рассудка. Зачатки исторической критики приметны ясно в сочинении Геродота и достигают полной зрелости в творениях Фукидида. Развитию критической способности искусства по преимуществу благоприятствует летописный тип истории, вследствие спокойного и бесстрастного отношения к фактам, которое составляет главную характеристическую черту этого типа.

3. Возрастание интереса к внутренней истории государств и народов, вследствие которого внимание историка, не ограничиваясь событиями политическими, начинает все более и более следить за переменами в умственной деятельности и в нравственном состоянии общества. Этим путем политическая история постепенно переходила в историю культуры или цивилизации.

4. Успех в объяснении исторических фактов. Вначале летописный тип представляет только запись фактов без всякой по пытки объяснить их. Затем факты представляются делом воли и могущества богов. По мере того как мифологическое воззрение сменяется метафизическим, человекоподобные боги уступают место сначала безличному божеству (to qe'331on у Геродота), а потом – отвлеченным принципам, в роде предопределения, судьбы, необходимости. Скоро, однако, не довольствуясь указанием на отдаленные и всеобщие причины, историки начинают искать объяснения исторических событий в понятиях, чувствах и желаниях лиц, принимавших в них участие. Представителем этого направления у греков является Фукидид, у римлян – Тацит. По мере успехов психологического наблюдения и анализа выясняются более и более основные и постоянные черты человеческой природы, ее господствующие склонности и расположения, и тогда историки, не довольствуясь объяснением событий из ближайших побуждений, указывают на свойства человеческой природы вообще, на действительные или только предполагаемые законы ее, на однообразия в подборе и порядке событий, замечаемые в истории. Фукидид, рассказывая (III, 81 и далее) о борьбе политических партий в его время, делает следующее замечание: "...тут происходило то, что всегда будет случаться, пока человеческая природа останется тою же самою".

5. Усовершенствование композиции. Летописному типу в его первоначальном виде свойственна случайность, как в подборе, так и в расположении исторического материала. Данные восприятия отмечаются в том порядке, в каком они следовали одно за другим; отдельные моменты события обыкновенно отторгаются друг от друга, отмечаются порознь и вперемешку с моментами других событий. Первой попыткой положить конец хаотическому изложению исторического материала является расположение его по годам. Таков порядок летописей. Приурочивая материал к годичным периодам, летопись на первых порах не заботится о сохранении цельности событий, соединяет вместе различные события данного года и излагает порознь отдельные моменты одного и того же факта, коль скоро они не умещаются в пределах одного года. Дальнейшим усовершенствованием летописной композиции является стремление сохранить цельность событий, не отклоняясь далеко от распределения их по годам. С этою целью соединяются вместе черты событий, принадлежащие к годам предшествующим или последующим; историк то оглядывается назад и припоминает отмеченное раньше, то забегает вперед и рассказывает случившееся в следующем году; примеры комбинации летописного порядка с требованиями внутреннего единства представляют Фукидид в своей "Истории Пелопонесской войны" и Тацит в своей "Летописи". Затем летописный порядок уступает совсем свое место композиции, основанной на внутреннем единстве событий; годичные периоды с пестрым содержанием сменяются цельными картинами, соединяющими в одно целое все моменты данного события, рассеянные по разным точкам в пространстве и времени. Последним шагом в этом направлении является расположение исторического материала по отделам или сторонам жизни народа и периодам его истории. Тут соединяются по группам события политической жизни, события в области литературы, искусства, перемены в общественном быту и т.д. До сих пор нет еще установившейся классификации исторического материала. Наиболее обдуманную попытку представляет классификация, данная Спенсером в его "Описательной социологии". Таким образом летописный тип истории, начав с беспорядочного и случайного расположения данных восприятия, постепенно дошел до художественной композиции, выражающей внутреннее единство и взаимную связь событий, насколько то и другое доступно вниманию наблюдателя.

Для того чтобы получить наглядное представление о развитии летописного типа истории полезно сравнить его низшие и высшие формы, хотя бы по образчикам в "Истории Средних веков" М.Стасюлевича, причем следует иметь в виду пункты, отмеченные выше. § 3. Мемуарный, или субъективный тип истории в противоположность летописному выражает собою такое отношение к событиям, при котором последние не только отражаются в уме, но действуют и на чувство, возбуждая в нем различные движения. Чувство, затронутое событиями, действует на воображение и рефлексию; к данным восприятия, идущим из действительности, присоединяются данные памяти, подобранные воображением под диктовку чувства, или понятия и мысли, соответствующие последнему. В итоге получается образ события, в котором черты действительности сливаются с вымыслами фантазии, окрашиваются, а подчас и совсем заслоняются мнениями, подсказанными чувством. Если объективный тип истории можно считать более или менее чистым отражением действительности, то в типе субъективном мы имеем перед собою не столько отражение действительности, сколько выражение личности наблюдателя; там – точный протокол события; здесь – размышление по поводу его.

В истории объективной личность автора скрывается за событиями; в истории субъективной она, напротив, часто заслоняет события; в первой – образ событий слагается из черт и красок, взятых с действительности; во второй – он в значительной степени зависит от личности историка, от господствующего направления его мыслей и чувств. Летописный тип занят главным образом изображением событий; мемуарный – их оценкой с точки зрения нравственной или политической; первый излагает факты и деяния; второй анализирует побуждения и рисует характеры.

Мемуарный тип возникает в пору сильного развития личности, в периоды политических и социальных смут и катастроф – так было в Риме в период от Суллы до Цезаря, во Франции в эпоху великой революции. Дальнейшее развитие мемуарного типа представляет прагматическая история, в которой изложение и оценка событий определяется поучительными целями в роде оправдания каких-нибудь политических принципов или сообщения моральных назиданий. Представителем такой истории в древнем мире был Полибий (II в. до Р.X.), который в своей "Истории Пунических войн" рассказ о событиях сопровождает рассуждением об их значении и причинах, вдается в анализ и оценку побуждений действующих лиц. Сосредоточив свое внимание на событиях, затронувших его чувство, историк-прагматист не развлекается другими, придает более единства своему изложению, в расположении своего материала руководится не столько соседством событий в пространстве и времени, сколько сходством отношения их к идее или чувству, которое занимает его. Высшею ступенью в развитии мемуарного типа является философия истории как попытка свести все бесконечно разнообразное содержание жизни народов и государств к одной или немногим основным идеям или началам. Подобно философии природы, и философия истории была вызвана потребностью объединить отдельные познания о явлениях физического и нравственного мира в одно цельное и стройное мировоззрение, отвечающее на все запросы ума. Философия истории занимается не изложением фактов, а объяснением их, причем, не довольствуясь ближайшими условиями, заключающимися в свойствах природы и духа, она стремится к открытию всеобщих и вечных факторов истории. Одни признавали таким фактором божественный промысел, другие – вечные свойства человеческого духа, третьи – силы и законы природы. Задача философского построения истории состоит в том, чтобы всей совокупностью фактов и событий оправдать теорию, подсказанную лишь ничтожной долей этих фактов, да и то рассматриваемых в субъективном освещении. Философское построение истории есть преждевременная попытка разрешить задачу человеческой жизни. Но несмотря на всю мощь умов, предпринимавших такие попытки, последние не имели успеха. Самое глубокое и напряженное размышление не в силах вознаградить недостаток точных и достоверных сведений о предмете, а потому в истории, как и в других областях знания, за философским размышлением по пятам идет методическое и кропотливое изучение, приводящее сначала к частным и узким, а потом и более широким обобщениям.

Изучающему историю необходимо ознакомиться с попытками философского построения ее, потому что неудачи этих попыток в целом не исключают присутствия в них глубоких и верных воззрений на природу и смысл отдельных явлений истории. См.: Стасюлевич М. Опыт исторического обзора главных систем философии истории. СПб., 1866. Новейшая история этих систем: Die Philos\"ophie der Geschichte, Darstellung und Kritik der Versuche zu einem Aufbau derselben v. K.Eochol. 1878. В предисловии есть краткий обзор литературы предмета. Изложение сжато и ясно; суждения автора метки. К сожалению, обзор новейших систем философии истории сделан слишком кратко и поверхностно.

§ 4. Научный тип истории. Задатки его, и притом весьма крупные, замечаются еще у греков; сочинение Аристотеля "О политике" представляет образец в этом роде. Развитие этого типа истории, более быстрое и непрерывное, началось в новейшее время, когда тип научного знания определился вообще вполне, благодаря успехам естественных наук. Научное знание, не доискиваясь сущностей и производящих причин, довольствуется открытием законов, т.е. единообразий в сосуществовании и последовательности явлений. В изучении общественной жизни научный тип истории, в отличие от летописного, не довольствуется списыванием единичных фактов в порядке их последовательности, но стремится к открытию и определению исторических законов, т.е. таких единообразий в порядке исторических явлений, которые будут иметь место всегда и везде при данных условиях. Летописная история народа так же точно, как и биография личности, установляет, что в данном месте и в данное время за фактом А следовал факт В. Научная история, сравнивая несколько подобных случаев, старается определить, при каких условиях В неизменно следует за А. Летописец рассказывает, что в 600Нх гг. низший класс афинского общества страдал под гнетом нужды и долговых обязательств, что за этим следовало недовольство существующим порядком вещей, а за недовольством явились преобразования. Научная история старается определить, при каких условиях неизменно бывает последовательность явлений, указанная в данном случае, т.е. при каких условиях нужда подвластных ведет к недовольству политическим порядком, а это недовольство в свою очередь вызывает преобразования. Определив эти условия, т.е. найдя закон, историк дает в руки летописцу ключ для объяснения частного случая, с которым последний имеет дело. Таким образом, научная история заимствует материал от летописной и взамен того сообщает последней основы для объяснения и систематизации фактов, изучаемых ею. История данного народа или государства в своей идеальной форме должна соединять преимущества летописного и научного типа, она должна представить правдивую и художественную биографию этого народа и объяснение его судеб из общих законов развития. Научный историк должен в себе соединять качества летописца: проницательность и трезвость наблюдений, стремление к истине и отвращение к вымыслу, – и качества мемуариста: способность проникать в глубину явлений, анализировать и обнаруживать их скрытые мотивы. Историк-летописец устанавливает и описывает единичные или конкретные факты; историк научный сличает эти единичные факты и путем анализа и отвлечения строит из них факты общие. Каждая успешная работа в области летописной истории увеличивает материал для науки, каждая успешная работа в области научной истории содействует построению из этого материала общей теории исторических явлений.

Определению научного типа истории весьма много содействовал Огюст Конт в своем "Курсе положительной философии", стремившийся применить положительный или научный метод исследования к изучению общества, его жизни в ее status quo – социальная статика и в ее историческом развитии – социальная динамика (V и VI тт. "Курса положительной философии"). О Конте и его учении см.: Огюст Конт и положительная философия. Изложение и исследование Льюиса и Д.С.Милля. СПб., 1867.

Полной истории нашей науки до сих пор не имеется. Краткий очерк сделан Герцбергом в "Энциклопедии" Эрша и Грубера в статье под словом Geschichte (1 Setc, 62 Th.). Там же дано обозрение различных форм истории и указаны предшествующие сочинения по теории истории. Статья Герцберга заслуживает внимания главным образом потому, что нет ничего лучшего в этом роде.

Об авторе