Хайруллин В.И. Перевод и фреймы Изд. стереотип.

Оглавление

Из введения

Что такое фрейм и что такое перевод

Общепринятым является положение о том, что каждый язык по-своему выражает и организует информацию о действительно существующей или воображаемой реальности, создавая свою собственную языковую картину мира. Традиционно это своеобразие усматривается в особом членении такой информации между значениями языковых единиц, в различиях структур, составляющих системы отдельных языков. Особенности языковой картины мира не в меньшей степени определяются характером когнитивных структур, лежащих в основе построения речевых высказываний на данном языке, а также отражением в содержании и структуре таких высказываний специфических элементов культуры данного языкового коллектива. Вместе с тем, различные языковые картины не создают непреодолимых препятствий для общения и взаимопонимания между людьми, говорящими на разных языках. Несовпадающие способы организации информации при описании аналогичных ситуаций успешно приравниваются, заменяются или интерпретируются в процессе перевода, обеспечивая возможность межъязыковой коммуникации. Языковая относительность, в свою очередь, оказывается относительной, а не абсолютной. Материал, представленный в настоящем издании, еще раз свидетельствует о плодотворности сопоставительно-переводческого метода при рассмотрении актуальных проблем теории языка.

Начнем с того, что влияние культурных факторов при переводе можно представить в терминах теории фреймов.

Вообще понятие фрейма является одним из ключевых в когнитологии – науке, исследующей процессы усвоения, накопления и использования информации человеком, а также исследующей структуры представления знания и способы концептуальной организации знания. Мы предлагаем использовать понятие фрейма не только к когнитивным, но и лингвокультурологическим аспектам. Поскольку понятие "фрейм" своим появлением обязано развитию когнитологии, мы рассмотрим происхождение термина и понятия "фрейм" в контуре именно данной области знания.

Итак, одним из ценных результатов развития когнитивной науки является положение о взаимосвязи процессов, происходящих в памяти, а также определяющих структурирование и понимание языковых сообществ, говоря о котором (понимании), следует признать, что понимание какой-либо ситуации сводится к попытке отыскать в памяти уже знакомую ситуацию, которая была бы сходна с новой. Для описания этих процессов используется понятие и термин "сценарий" как наиболее простая структура для представления семантических данных высокого уровня. Сценарий – это набор объединенных временными и причинными связями понятий низшего уровня, описывающий упорядоченную во времени последовательность стереотипных событий. Примером представления разворачивающейся во времени последовательности ситуаций с помощью сценария служит описание последовательности событий, связанных с посещением театра, музея, библиотеки и проч.

Истоки теории фреймов можно обнаружить в работах античных авторов. В этом отношении интересную точку зрения высказывает Е.Ф. Тарасов, хотя он и не пользуется термином "фрейм". Однако то, что он говорит, имеет самое прямое отношение к теории фреймов. Ср.: "Человеческий способ осмысления мира естественным образом выражается в стремлении сделать умопостижимыми познаваемые явления, придавая этим явлениям уже ранее осмысленную в практике законосообразность. Эта мысль является уже давно освоенной, она восходит к идеям Платона и в новое время привлекла к себе внимание в форме кантовского априорного знания" (Тарасов 1993, с. 91).

В современной когнитологии структуры знания, называемые фреймами, схемами, планами, - это пакеты информации, которые хранятся в памяти или создаются из компонентов, содержащихся в памяти, и которые обеспечивают адекватную когнитивную обработку стандартных ситуаций. Такие структуры выполняют весьма значимую роль в функционировании языка: они помогают устанавливать связность текста, обеспечивают вывод необходимых умозаключений, поставляют контекстные ожидания, с помощью которых прогнозируются будущие события на основе уже встречавшихся сходных событий (Герасимов, Петров 1988, с. 7-8).

Основными характеристиками таких структур являются следующие: 1) они используются для представления различного рода знаний, 2) часто состоят из более мелких структур, которые можно назвать подсхемами, 3) могут объединяться в более крупные единицы – пакеты организации памяти, 4) часто представляют собой цепь слотов, предусматривающих определенные заполнители – обязательные либо факультативные, 5) предназначены для распознавания и интерпретации новой информации (Bell 1991, p. 250).

Кроме того, фрейм может быть связан внешними отношениями с другими фреймами. Он может составлять часть другого фрейма или проецироваться на другой иным способом. При этом части одного фрейма отображаются на части другого фрейма. Результатом проецирования будет наследование частями второго фрейма свойств и отношений первого. Существуют различные типы проецирования, например проецирование, отражающее культурные ассоциации (см. Лакофф 1991, с. 359).

Существенный вклад в теорию фреймового представления знаний внес Ч. Филлмор. По его мнению, определенные группы слов (например, названия дней недели) удерживает вместе то, что они мотивируются, определяются и структурируются особыми унифицированными конструкциями знания или связанными схематизациями опыта, для которых он и использует термин "фрейм". Ч. Филлмор пишет: "Если мы хотим четко выразить наше понимание названий дней недели и других связанных с ними слов, мы можем обратиться к единому фрейму интерпретации, который предполагает 1) понимание естественного цикла, порождаемого каждодневным кажущимся путешествием солнца, 2) знание стандартных способов вычисления того, когда один дневной цикл кончается и начинается новый, 3) знакомство с большим календарным циклом из семи дней, 4) принятую в нашей культуре практику связывать различные части недельного цикла с работой и досугом... Заимствуя язык гештальт-психологии, мы можем сказать, что предполагаемый базис знания и практики – сложный фрейм, стоящий за этой областью словаря, - являет собой основание образа, который может быть представлен любым из отдельных слов. Такой фрейм образует особую организацию знания, составляющую необходимое предварительное условие нашей способности к пониманию тесно связанных между собой слов" (Филлмор 1988, с. 54). По мнению исследователя, фреймы делятся на две категории: 1) врожденные, то есть естественно и неизбежно возникающие в процессе когнитивного развития человека (например, знание характерных черт человеческого лица), 2) усваиваемые из опыта или обучения (примером может быть знание артефактов и социальных установлений). Сюда же относятся фреймы, существование которых полностью зависит от связанных с ними языковых выражений (например, единицы измерения: дюйм, фут; единицы календаря: неделя, названия месяцев) (Филлмор 1988, с. 65).

Данная классификация может вызвать возражения. Например, относя к первой группе знание характерных черт, Ч. Филлмор тем самым объединяет признаки разных биологических видов. Так, нельзя сказать, что наличие глаз является достаточной характеристикой при распознавании человеческого лица, поскольку данный признак имеет место и у представителей других видов.

В основе единичных именований, слов, представляющих собой "точки пересечения разных видов опыта" (Ричардс 1990, с. 65), коллективную память носителей языка, "зеркало жизни нации" (Верещагин, Костомаров 1980, с. 7), могут лежать особые фреймы, созданные в результате когнитивного развития народа в период выработки и освоения им своей сложной концептуальной системы. Возвращаясь к названиям дней недели, можно отметить, что в их основе в англосаксонской культуре лежит планетарный фрейм, который всплывает на поверхность сознания при предъявлении этих слов. Это происходит потому, что данные лексические единицы содержат намек на фреймы в виде внутренней формы (Телия 1991, с. 59): Sunday – day of the sun, Monday – day of the moon, Tuesday – day of Mars, Wednesday – day of planet Mercury, Thursday – day of thunder representing LL Jovis dies `day of Jupiter', Friday – day of Frigg (wife of Odin)... transl. of LL Veneris dies `day of planet Venus', Saturday – transl. of L Saturni dies `day of Saturn' (Concise Oxford Dictionary, pp. 1157, 703-704, 1249, 1321, 1209, 423, 1005).

Названия дней недели в русскоязычной культуре основаны на счетно-сакральном фрейме: в именованиях первых пяти дней прослеживается связь со счетным фреймом (понедельник, вторник, среда, четверг, пятница), тогда как "суббота", "воскресенье" являются примерами концептуально-сакральной организации знания, восходящей к Библейской традиции.

Кроме того, особый фрейм лежит в основе выделения количества дней недели. Этот фрейм также является сакральным, поскольку имеет отношение к Библейской традиции (см. Первая Книга Моисеева. Бытие. Глава 1; 2). Таким образом, в основе единиц языка могут находиться разные фреймы как средства организации опыта и инструмента познания (Филлмор 1988, с. 65).

Если существуют фреймы, на основе которых происходит организация и осуществляется понимание информации в слове, то можно предположить, что и в основе структурирования информации в высказывании также лежат фреймы. Фреймовый подход не должен ограничиваться уровнем слова в силу своей энциклопедичности в том смысле, что он исходит из положения о том, что единицы языка возникали и возникают как средства, служащие целям общения и понимания (Филлмор 1988, с. 66). Эти единицы не ограничиваются лишь лексическими единицами. Высказывание также является единицей языка, за ним признается знаковый характер (Гак 1973). Социальный и культурный опыт, находящий отражение в общей картине мира, фиксируется не только единичными лексическими номинациями, но и коммуникативными структурами более высокого уровня, конструкционным материалом которых выступают эти лексические номинации. Такой структурой высокого уровня является высказывание. Знание о мире фиксируется, передается и понимается именно в высказывании. Оно служит отражением картины мира в сознании говорящего, и тем самым оно связано с объективным миром.

Высказывание может отражать знание, неизвестное реципиенту. Однако это не может быть абсолютно новое знание, поскольку таковое не воспринимается реципиентом по причине отсутствия в его сознании фрейма, который активировался бы под воздействием этого абсолютно нового знания. Новое знание, отражаемое в высказывании, должно вызывать в сознании воспринимающего определенный респонс в виде встречавшегося ранее и уже знакомого фрейма. Можно сказать, что высказывание, содержащее новую информацию, – это надстройка над фоновыми знаниями, так как понимать сообщение означает интерпретировать его на основе необходимых фоновых знаний, которые обеспечивают возможность понимания тем, что поставляют фреймы для адекватной когнитивной обработки воспринимаемой реципиентом информации. В данном случае следует говорить о креативности в языке: новое не может быть продуцировано или понято человеком без связи нового с уже имеющимся знанием. При сообщении нового происходит перегруппировка или перестройка, приумножение уже известных стереотипных схем, в них вводятся новые элементы, устанавливаются новые связи, происходит изменение их конфигурации и т.д., так что в результате этой креативной деятельности создается конструкт, более или менее сходный с существовавшими ранее (Lewandowska-Tomaszczyk 1983, p. 98). Сущность данного феномена (креативности), по мнению Б. Левандовской-Томащик, состоит в том, чтобы говорящий правильно оценил и сознательно использовал наиболее эффективные языковые стимулы, которые у воспринимающего активировали бы требуемые фреймы (ibid., p. 100).

Фрейм – это структура данных для представления стереотипной ситуации. С каждым фреймом ассоциируется информация разных видов, в том числе культурологического плана. Удачную метафору для характеристики фрейма предлагает М. Минский: он представляет фрейм в виде сети, состоящей из узлов и связей между ними. Верхние уровни фрейма четко очерчены, так как образованы такими понятиями, которые являются всегда справедливыми в отношении какой-либо определенной ситуации. На низких уровнях имеется множество особых вершин-терминалов, которые необходимо заполнить характерными примерами или данными (Минский 1979, с. 7). По мнению М. Минского, терминалы фрейма в обычном состоянии заполнены заданиями отсутствия, то есть "сведениями о деталях (частностях), которые не обязательно должны присутствовать в какой-либо конкретной ситуации. Задания отсутствия могут выполнять роль переменных,... " (Минский 1979, с. 8).

Анализ материала показывает, что при передаче культуральных факторов в переводе текста фреймовые терминалы либо заполняются теми же элементами, что и в исходном тексте, либо элементами той культуры, к которой принадлежит реципиент перевода (пользователь). Во втором случае из культурного фонда для заполнения терминала выбираются те элементы, которые ближе всего находятся к элементам, указанным во фрейме исходного текста, то есть в сознании реципиента перевода они имеют минимальную культуральную дистанцированность (например, англ. drugstore – русск. аптека). Термин "задание отсутствия", предложенный М. Минским и используемый для указания на заполнитель терминала, как нельзя лучше подходит, когда говорят о фреймовых терминалах, требующих заполнения при переводе текста с одного языка на другой. Эта проблема несколько упрощается, если между элементами культуры, используемыми во фреймах, существует большая или меньшая концептуальная близость (как в примере с drugstore – аптекой, где эта близость в конечном итоге основана на том, что как drug-store, так и аптека являются торговыми предприятиями по продаже медикаментов, хотя drugstore более широкое понятие, нежели аптека). Такие случаи можно назвать фреймами частичного совпадения.

Значительно сложнее обстоит дело, когда в целевой культуре, на язык которой выполняется перевод, трудно или невозможно найти концепт, который был бы близок имеющему место в исходной культуре, на язык которой создан оригинальный текст (например, англ. Boxing Day). Такие случаи могут быть названы фреймами с нулевым соответствием.

В нашей работе мы исходим из такого подхода, согласно которому тот или иной терминал фрейма, заполненный указанием какого-либо признака (на поверхности – слово или словосочетание) представляет определенный фрейм в целом и может называться его активацией, хотя остальные компоненты этого фрейма при этом не указываются. Иными словами, каждое употребление какой-либо единицы есть активация фрейма, частью которого эта единица является. Этот фрейм характеризует все высказывание.

В любом высказывании активируется тот или иной тип фрейма, что дает основу для сопоставления фреймов оригинала и перевода.

Единицы культуры находят отражение в текстах, во-первых, через посредство специфических структур мышления, на поверхности находящих проявление в виде особой организации высказывания в каждом языке, например, при структурировании знания об объекте, пространстве, времени, действии. Эти когнитивно-семантические структуры опосредованно отражают своеобразие культур, поскольку своеобразное построение высказываний в каждом языке свидетельствует о своеобразии схем мышления, свойственных представителям этих культур. Во-вторых, помимо структур языка в текстах могут быть представлены такие элементы (признаки), которые свойственны лишь определенной культуре, то есть культурные реалии, имеющие место в действительности. Эти элементы непосредственно отражают особенности культур.

Можно предположить, что при структурировании информации в высказывании действуют два типа фреймов: когнитивно-семантические, отражающие специфические структуры мышления, и культуральные, активируемые при представлении информации об особых элементах культуры (реалиях). Таким образом, фреймовый подход позволяет трактовать в своих терминах как когнитивно-семантическое, так и непосредственно культуральное своеобразие представления знания о мире.

Такой подход особенно значим с точки зрения перевода, поскольку он представляет собой попытку раскрыть реальное воздействие различия культур на ход и результат переводческого процесса. Проведенное нами исследование позволяет выявить связь культуральных и когнитивных факторов в переводе, что во многом определяет научную новизну настоящей работы.

Об авторе

Крупный российский ученый, доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой делового иностранного языка и перевода Башкирского государственного университета. Ведущий специалист в области теории перевода. Учился в Московском государственном институте иностранных языков, в Копенгагенском университете. Докторская диссертация защищена в Московском государственном лингвистическом университете. Автор более 150 научных работ, опубликованных в России, Австрии, Великобритании, Дании, Нидерландах, США и других странах. Член редакционного совета международного научного журнала "Perspectives: Studies in Translatology" (Дания, Великобритания). Читал лекции в университетах Копенгагена (Дания), Дублина (Ирландия), Лунда (Швеция).

Review

Khairoulline V.I. Translation and Frames.

The book under review is a teaching aid intended for students of Translation Studies and translation practice. It analyzes the problems of translation from the point of view of Cognitive Linguistics. Translation Studies is a discipline Vladimir Khairoulline has been working in for many years, and in which he has considerable experience. The publication of Translation and Frames is a significant event in the field of translatology, since this book is a result of substantial theoretical research as well as a deep and detailed analysis of translational practice examples.

The book comprises an Introduction, and four chapters on the structure of utterances that describe an entity, space, time, and action. This teaching aid has also a Conclusion and a really impressive Bibliography.

The Introduction explains the notion of a frame and that of translation. The author considers the various conceptions by contemporary scholars who tackle the notions of frames (roughly speaking, packs of information which are stored in our memory or which are created from components contained in our memory, and which make cognitive processing of standard situations possible) and then he discusses translation. It is to Khairoulline's credit that he offers his own definition of translation, which reads as follows: translation is a kind of language mediation that transforms the contents of a source language text into another (target) language by means of creating a piece that strives to be equal to the source language one from the perspectives of communicative intention, informative saturation and cultural adequacy.

It might be added here in passing that when Khairoulline writes about the frames underlying the names of the days of the week, he says that in Russian the names of the days are based on a counting-sacral frame, which is certainly true, whereas the English names are based on a planetary frame (pp. 11-12), which is a kind of oversimplification, because the planets were named after pagan gods, so that to a certain extent the days of the week in English are also based on a religious or sacral frame, but then probably Khairoulline did not want to go into too much detail over an issue which is only peripheral to his central topic.

The main body of the volume discusses how entity, space, time and action are depicted in English and Russian. These chapters testify to a solid scholarly innovativeness of Khairoulline's research: to my knowledge, there have been few papers published on the problem of linguistic and cognitive-semantic specificity of looking at, and talking about, the world in two typologically different languages. The theoretical discussion is illustrated with practical examples taken from English language books (novels and short stories) published in the country-regionUK and the country-regionplaceUS, and their translations into Russian published by Russian publishers.

Some of the contrasts between English and Russian presented by Khairoulline are really fascinating, especially to a non-native speaker of Russian (e.g. the English predilection for temporal-precision frames vs. temporal-approximative frames used typically in Russian), but of course, some raise certain questions; for instance, Khairoulline says that English has a tendency to apply a spatial-frontal frame as opposed to Russian, which prefers spatial-adjoining or approximative frames and illustrates this difference with a quotation from Mario Puzo's novel The Godfather: "Michael Corleone stood in front of Jack Dempsey's restaurant on Broadway" rendered into Russian as "Майкл Корлеоне стоял на Бродвее возле ресторана Джека Демпси" (p. 61). My question is: does this reflect a real difference between the two respective cognitive systems or is this simply connected with the translator's somewhat idiosyncratic preference for the word возле? What if another translator had rendered the relevant phrase as "перед рестораном"? I have a similar problem with the phrase "two years later" translated as "на третий год" (pp. 92-93, also from Mario Puzo); I understand the argument about the Russian frame referring to a larger indicator and to the future, but I remember the Russian titles of the novels by Alexandre Dumas "Двадцать лет спустя" and "Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя" and keep thinking: What is wrong with the phrase "два года спустя"?

On the other hand, when another passage from The Godfather: "she would not see Michael again until two years passed", gets rendered as "она не увидит его целых три года" (discussed on p. 95), and Khairoulline defends this by saying that the temporal-future-oriented frame allows the Russian user to treat the units of time more freely and to use larger values, I have some doubts. Quite simply, I know that translators often work to very tight deadlines, and this may have been a simple slip, which does not require – or, for that matter, deserve – any theoretical justification. I have in my files dozens of similar examples between English and Polish, where translators confuse the names of the days of the week, months, as well as various numerals (two-thirty rendered as four-thirty, Seventh Avenue translated as Fifth Avenue). Which of course does not invalidate the general nature of Khairoulline's arguments and the remaining points, including the extremely interesting and valuable remarks concerning the translation of such structures as "The Agonist lets the Antagonist do something", which one of these days I intend to explore between English and Polish.

The conclusion sums up the results of the research, and the substantial bibliography, which comprises books and articles in English and Russian, testifies to the fact that the book has a solid theoretical basis.

In my opinion, this teaching aid is truly praiseworthy. I suppose that its topicality, scholarly innovativeness, and its theoretical relevance all contribute to its usefulness for translator training. It is really important for those students who would like to work in the field of translation. Since the book strikes a nice balance between theory and practice, it will both raise the students' awareness of the theoretical problems of translation and develop their practical translational competence.

The book is both topical and relevant. My belief is that it will interest not only students and teachers of translation theory and practice, but also specialists-researchers in Translation Studies and professional practical translators, as well as students of languages and all sorts of amateurs who just happen to be interested in the manifold problems of translation.