Каринский М.И. Об истинах самоочевидных:
Разбор мнения Канта. Изд. стереотип.

§ 1

Всякое доказательство какой угодно мысли, разсматриваемое съ логической точки зренiя, есть выводъ этой мысли изъ другихъ мыслей, принимаемыхъ за истинныя. Отсюда теорiя доказательства должна разрешить две задачи. Такъ какъ доказываемую мысль можно выводить не изъ всякихъ произвольно или наудачу взятыхъ другихъ мыслей, хотя бы и признаваемыхъ за истинныя, то, очевидно, логически правильнымъ выводомъ предполагается существованiе особыхъ отношенiй между мыслiю доказываемой и мыслями доказывающими. Отсюда является задача точно определить и правильно классифицировать эти отношенiя, то-есть, дать научную классификацiю формулъ выводовъ. Съ другой стороны, несомненно, что мысли доказывающiя, или, какъ ихъ обыкновенно называютъ, посылки сами могутъ требовать доказательства и выводиться изъ другихъ мыслей; эти другiя мысли также въ свою очередь, если вызываютъ сомненiе, могутъ сделаться предметомъ доказательства, и т.д. Однако этотъ процессъ доказательства посылокъ, очевидно, не можетъ идти въ безконечность, иначе не могло бы состояться доказательство ни одной истины, такъ какъ состоятельность его предполагаетъ, что твердо установлены все посылки, изъ которыхъ эта истина выводится. Поэтому самая возможность доказывать истины неизбежно предполагаетъ существованiе истинъ, не нуждающихся въ доказательстве, достоверныхъ безъ доказателъства. Отсюда делается понятной другая задача теорiи доказательства. Она должна разъяснить, какого рода истины нужно признавать недоказуемыми и темъ не менее достоверными и въ чемъ заключается право ихъ на эту достоверность.

Къ сожаленiю, и доселе не установилось согласiя въ разрешенiи обеихъ этихъ задачъ у представителей философской мысли. Однако это печальное разномыслiе, никакъ не свидетельствующее о томъ, что логическая наука достигла совершенства въ своемъ развитiи, если и касается обеихъ указанныхъ задачъ, то въ отношенiи къ первой въ настоящее время не представляется, по крайней мере, принципiальнымъ. Наиболее острую противоположность въ ученiи о формулахъ выводовъ со времени Бэкона представляли, конечно, съ одной стороны, взгляды слишкомъ одностороннихъ приверженцевъ ученiя объ индукцiи, съ другой – взгляды техъ, которые нормальнымъ типомъ вывода признавали выводъ отъ общаго къ частному. Однако эта противоположность въ новейшее время, очевидно, сглаживается. Если Бэконъ въ Новомъ Органе (I. 19. 104) говорилъ, что путь отъ общаго къ частному опасенъ, что, наоборотъ, доказуемыя положенiя должны представлять строго постепенныя обобщенiя, и только въ конце научнаго пути можно достигать самаго общаго, то крупнейшему представителю того же самаго направленiя въ новое время Д.С.Миллю, наоборотъ, самымъ совершеннымъ уже представляется такое состоянiе науки, когда она можетъ идти дедуктивно, делать выводы изъ самыхъ широкихъ обобщенiй (Лог., II, 4, § 5). Правда, Милль въ самомъ дедуктивномъ процессе видитъ въ собственномъ смысле движенiе мысли не отъ общаго къ частному, а отъ частнаго къ частному, но этотъ взглядъ представляетъ уже толкованiе дедуктивнаго процесса, а не разрешенiе вопроса о самыхъ правахъ его, которыя несомненно имъ признаются, и самое это толкованiе есть скорее совершенно неуместное и незаконное отраженiе Миллева взгляда на последнiя посылки знанiя, чемъ результатъ стремленiя вполне отрицать значенiе техъ модификацiй вывода, которыя выдвигаются на переднiй планъ представителями противоположнаго направленiя. Съ другой стороны, и представители последняго оказываются все более и более склонными давать индуктивнымъ процессамъ видное место среди выводовъ. Существуетъ, правда, не мало и другихъ и ни въ какомъ случае не маловажныхъ разногласiй, касающихся разрешенiя той же задачи; но они принципiальнаго значенiя не имеютъ и представляютъ лишь результатъ неполноты и недостаточной глубины анализа частныхъ модификацiй умозаключающей деятельности; это еетественно ведетъ къ очень разнообразнымъ и не достаточно последовательнымъ поправкамъ дошедшихъ по традицiи ученiй, недостатки которыхъ въ частностяхъ изследователи чувствуютъ, но отъ давленiя которыхъ въ целомъ они отрешиться не могутъ, такъ какъ не успели выработать такого принципа для общей классификацiи выводныхъ формулъ, который оказался бы достаточно широкимъ и способнымъ безъ насилiя обнять все модификацiи умозаключающей деятельности. Такого рода разногласiя не могутъ порождать скептическаго отношенiя къ науке.

Иное нужно сказать относительно задачи, касающейся последнихъ посылокъ знанiя. Самая важнейшая сторона въ разрешенiи этой задачи, именно вопросъ о томъ, нужно ли признавать последними посылками знанiя, имеющими совершенно особое исключительное право на достоверность, самыя общiя положенiя, называемыя истинами самоочевидными и лежащiя въ основанiи наукъ, каковы, напримеръ, аксiомы математики, законъ причинности и др., – получаетъ два дiаметрально противоположныя одно другому решенiя. И нужно прибавить, что въ новой философiи эта противоположность взглядовъ никогда не достигала столь резкой формы, какъ именно въ последнiй перiодъ этой философiи. Уже после того, какъ Кантъ далъ подробно развитую теорiю, которая должна была объяснять самоочевидность этихъ истинъ и которая и доселе должна считаться самой величественной и самой устойчивой изъ теорiй, принимавшихъ особую ихъ достоверность, – уже спустя значительное время после этого, новый последовательный эмпиризмъ не только ясно и решительно выразилъ, но и старался обстоятельно доказать ту мысль, что действительное основанiе убежденiя во всехъ безъ исключенiя общихъ истинахъ, лежащихъ въ основанiи знанiя, составляютъ наблюдаемые нами частные факты, ихъ подтверждающiе. Непосредственный предшественникъ Канта Юмъ еще смотрелъ, по крайней мере, на математику, какъ на такую науку, въ которой достоверность истинъ не зависитъ отъ опыта, а следовательно аксiомамъ математики, убежденiе въ которыхъ не основываетея уже на выводе изъ другихъ математическихъ истинъ, долженъ былъ приписывать совершенно особый характеръ достоверности. Въ наше время охотно верятъ, что то или другое решенiе гносеологическихъ вопросовъ, а изъ нихъ, конечно, всего более техъ, которые касаются достоверности знанiя, самымъ существеннымъ образомъ должно влiять на образованiе общаго, философскаго мiросозерцанiя; темъ безотраднее долженъ представляться этотъ фактъ решительнаго разноречiя въ одномъ изъ важнейшихъ гносеологическихъ вопросовъ.

Понятно, что очень непрочной представляется та почва изследованiй, на которой оказывается возможнымъ такое разноречiе во взглядахъ, признаваемыхъ основными, и при томъ разноречiе между системами, выдающимися изъ всехъ другихъ, единственно устойчивыми и наиболее авторитетными. Во всякомъ случае законный путь, которымъ необходимо идти, чтобы сделать правильное заключенiе изъ настоящаго положенiя дела, только одинъ. Нужно внимательно критически всмотреться въ оба дiаметрально противоположныя решенiя вопроса и дать себе сознательный отчетъ, на сколько каждое изъ нихъ имеетъ право назваться научнымъ его решенiемъ; только такимъ путемъ, мне кажется, можетъ определиться, можно ли питать надежду, что и это разноречiе сгладится, какъ сгладилось резкое разноречiе въ ученiи о формулахъ вывода, и въ какомъ направленiи, можно ожидать, произойдетъ сближенiе между взглядами, стоящими въ резкомъ антагонизме.

Об авторе

Выдающийся русский философ и логик. Родился в Москве, в семье священника. В 1862 г. окончил Московскую духовную академию. С 1869 г. – доцент кафедры метафизики Петербургской духовной академии; в 1869–1894 гг. преподавал философию в этой академии и других учебных заведениях Петербурга. В 1871–1872 гг. был за границей, где слушал лекции по логике известного немецкого философа Р.Г.Лотце. В 1880 г. за диссертацию "Классификация выводов" получил степень доктора философии в Петербургском университете.

Первые работы М.И.Каринского были посвящены истории философии ("Критический обзор последнего периода германской философии" (1873), представляющий собою блестящий очерк развития основных идей немецкой философии, начиная с Канта и заканчивая Гартманом), но в его основную область научных интересов вошли теория познания и логика. Большие усилия он посвятил проблеме соотношения мысли и реальности. Он подвергал критическому анализу концепции Беркли, Канта, Гартмана, Гегеля, Дж.Ст. Милля. Значительное место в его логических исследованиях заняли проблема классификации выводов (где он выделил два основных типа выводов: 1) выводы, основанные на "сличении субъектов" и 2) выводы, основанные на "сличении предикатов") и проблема перечисления и оправдания самоочевидных истин. Кроме того, М.И.Каринский написал ряд работ по истории античной философии.