ON/OFF: вход в открытое общество – свободный,
а выход – ищите сами!
В.Б. Обращение к ликам современного общества вызвано целым рядом предпосылок и концептов, обусловливающих размышления автора. В последние два десятилетия российский читатель имел возможность познакомиться с известными теоретическими концепциями, обосновывающими облик современного общества. Прежде всего, это концепции постиндустриального общества (Дж.Гэлбрейт, Д.Белл, Э.Тоффлер), общества спектакля (Ги Дебор), общества риска (У.Бек, Э.Гидденс), информационного общества (Ф.Махлуп, Т.Умесао, Й.Масуда), сетевого общества (М.Кастельс), открытого общества (К.Поппер, Дж.Сорос), коммуникативного сообщества (О.Апель, Ю.Хабермас). В социальной теории прочно утвердились и новые концептуальные парадигмы современности: постиндустриальная, коммуникативная, плюралистическая. Представляется, что эти парадигмы, в которых, согласно Т.Куну находят свое отражение убеждения, ценности, технические новации, знания, определяют многообразные научные поиски и ориентиры в современном мире. Каждая из парадигм имеет свой критерий рациональности. В то же время все они работают на принцип открытости системы и новые способы ее самоорганизации ("власти структуры", "коммуникативного консенсуса", "интеграции без ассимиляции" и т.п.). Взгляд на современность в эпоху глобализации кардинальным образом меняется. Теоретическая рефлексия социума все очевиднее предполагает общность человеческой судьбы как таковой, не разделенной на локальные исторические судьбы и не предопределенной свыше по принципу: каждому свое. Коммуникативно взаимосвязанный мир схватывается визуально целостностно, и становится очевидно, что человечество плывет к будущему в одной лодке. Видение современности сегодня во многом сродни взгляду на землю из космоса, который когда-то так потрясал космонавтов: земля на ладони. И одновременно земля с ее обитателями – на чаше весов. Неопределенность, нестабильность, неуверенность в завтрашнем дне пронизывает современное бытие в риске. Постиндустриализм, положивший в основу технологику развития, не спасает от рукотворных и природных катастроф. Коммуникативное оповещение не поспевает за цунами; открытое общество с трудом воздвигает преграды на пути терроризма и насилия. Потребительские инстинкты и массмедийная драматургия притупляют природные инстинкты самосохранения, а жажда зрелищ затмевает потребность в сострадании. Мир стал открытым и очень хрупким. Открытость, проницаемость мира, разделенного на протяжении многих столетий на "страновые территории", где государства являлись охранителями собственной безопасности и безопасности своих граждан, сегодня является очевидной проблемой. И в то же время эта открытость мира снимает с глаз шоры, избавляет от "призраков пещеры" Ф.Бэкона. Похоже, своей пещеры больше нет. Взаимосвязанное человечество по-новому видит проблему открытого общества, цивилизационных отличий и межкультурных контактов, обособленности и коммуникации, единичного и всеобщего. Интеграционные процессы очевидны. Но вряд ли можно решить проблемы интегрированного человечества путем "вбомбливания" в демократию, террористической войны и диаспорной обособленности. Необходимо вновь обратиться к рефлексии нынешнего открытого глобального общества, с тем, чтобы увидеть его лики и, осознав их, адекватно воспринять действительность и действия в ней. Понимание современности, как невиданной доселе открытости социального мира, заставило обратиться автора к концепции К.Поппера, сформулированной в его известной работе "Открытое общество и его враги", изданной впервые в 1945 г. [1]. Концепция открытого общества Карла Поппера по сей день вдохновляет демократическое мировосприятие, питаемое духом прошлого и надеждами настоящего. Анализ этой концепции неоднократно предпринимался и в России (Л.Е.Бляхер, В.Н.Порус). К.Поппер построил "идеальную модель" демократического "открытого общества". Философское построение Поппера можно критиковать, но оно, согласно постпозитивистской позиции самого Поппера, не может быть фальсифицировано, ибо не является строго научной теорией. Идеальную модель Поппера, таким образом, можно принять в качестве определенного инструмента, необходимого для прояснения ряда смыслов, основополагающими из которых для нас являются: отношения между Афинами и Спартой (в прямом и переносном смыслах), индивидуализацией и традицией (а также идеологией), демократией и аристократией "знающих". Взгляд Поппера на античную историю вполне может быть подвержен критике специалистом по Античности, оперирующим источниками и археологическими данными. Но представляется, что Поппер и не претендует на некую научную теорию применительно к истории Античности. Его исследования есть скорее философский взгляд. "Принцип сомнения", выдвинутый Поппером относительно непредвзятой позиции "аристократов духа" (например, Фукидида), представляется нам вполне обоснованным и, более того, не затрагивающим принципиальные выводы относительно свободы и моральной автономии личности, "эгалитарного индивидуализма", демократического правления (народоправства). Последнее, если и было первой исторической формой "политического популизма", на что намекает ряд высказываний Фукидида, никак не умаляло исторического факта рождения "идеальной модели" демократии, которую отныне (т.е. после рождения) можно было критиковать, а также "наполнять" конкретно-историческим содержанием и соответствующими недостатками. Традиция критического рационализма К.Поппера по отношению к "открытому обществу" в дальнейшем не только развивается его последователями, но и дополняется его критиками в рамках постпозитивистской традиции, прежде всего, П.Фейерабендом и Т.Куном. Взгляд на современное открытое общество позволяет видеть множество линий анализа и путей становление новых мировоззренческих парадигм. Мировоззренческий плюрализм не противоречит аналитической традиции, а лишь принимает во внимание, согласно Фейерабенду, многообразие типов знания. Таким образом, традиция исследования "открытого общества" в рамках развития постпозитивистской традиции представляется нам методологически обоснованной, но в силу "масштабности", которую приобрел принцип открытости в современной мире, далеко не единственной. Эта традиция научного поиска дополняется другими традициями исследования, в том числе, бергсоновской интуитивистской традицией, ницшианской и постструктуралистской традициями. Известно, что первое обращение к "открытому" и "закрытому" обществу было предпринято А.Бергсоном. Открытость общества, согласно А.Бергсону, есть результат творческой эволюции личности, направленной на слияние с объектом познания на основе интуиции. Культурные инновация, которые затрагивают жизнь "закрытых обществ", прорывают их скорлупу, направляясь интуитивным "жизненным порывом" к трансцендентному. Впервые эти проблемы были поставлены А.Бергсоном в работе "Два источника морали и религии" [2]. Разум "закрытого общества" не обладает критической рефлексией и всякая инновация, задевающая его устои, считается противоразумной [3, c.758]. Переосмысление роли рациональности и определяет подход к открытому обществу К.Поппера. "Суть этого перехода – в обретении разумом особой, ни с чем не сравнимой роли в жизни человеческих обществ. Эта роль – в критике и обновлении всех феноменов общественной жизни. Человек "открытого общества" полагается только на суд разума" [3, c.758]. Проблема "открытого общества", акцентирующая критическую направленность разума, становится ключевой в аналитической постпозитивистской традиции философствования. "Открытое общество" К.Поппера – результат критической рефлексии. "Свободное общество" П.Фейерабенда – результат множества традиций и поэтому "господство науки – угроза демократии" [4, c.507]. "Либеральные интеллектуалы, – согласно Фейерабенду, – находятся среди главных защитников демократии и свободы... Либеральные интеллектуалы являются также "рационалистами", рассматривая рационализм (который для них совпадает с наукой) не как некоторую концепцию среди множества других, а как базис общества" [4, c.507]. Если Поппер увидел "открытое общество" глазами аналитика и применил по отношению к нему принцип критической рефлексии, в "обойму" которого попала, в первую очередь, идеология, то критика Фейерабенда направлена на науку как одну из форм идеологии. Отсюда проистекает и принципиальное условие Фейерабенда, исходящие из того, "что свободное общество есть общество, в котором всем традициям предоставлены равные права и одинаковый доступ к центрам власти" [4, c.517]. Эволюция аналитической традиции исследования "открытого" и "свободного" общества показывает, таким образом, различные подходы к принципу открытости системы, который проявляет себя и через критическую рефлексию и через многообразие традиций. В.Н.Порус полагает, что принцип открытости (openness), допускает различные интерпретации: "открытость как принципиальная незавершенность социального проекта, открытость перед рациональной критикой оснований индивидуальной и общественной деятельности, открытость как возможность ассимиляции иных принципов и ценностей, как готовность и предрасположенность к разумному и равноправному диалогу с иными культурами и обществами" [3, c.758]. В предлагаемой работе автор стремится показать развитие принципов открытости, и тот критический дискурс, который возникает вокруг этих принципов (например, вокруг завершенности или незавершенности проекта Модерна; мультикультурной политики и транскультурной эпистемы; власти структуры над структурой власти и т.д.). Таким образом, мы обращаемся к Карлу Попперу как известному классику "открытого общества", пытаясь вывести из его идеальной модели те принципы открытости, которые "работают" в современных мировоззренческих парадигмах и социальных эпистемах. К.Поппер увидел угрозу открытому обществу в тоталитарной идеологии, закамуфлированной в образы революционного устремления в будущее и традиционалистского возврата к прошлому. Анализируя взгляды Гераклита, Платона, Гегеля, Маркса, К.Поппер показал их действенную роль в борьбе с открытостью социальной системы во имя сохранения узкопартийных и кланово-олигархических интересов. Первое столкновение открытого и закрытого общества в исследовании К.Поппера исторически связывается с Пелопонесской войной между олигархической Спартой и демократическими Афинами. Отношения Спарты и Афин становятся сами по себе рефлексивной моделью для соотношения прошлого и настоящего. Такой же эвристической моделью становится принцип "народоправства", возвестивший о рождении демократии. Правления Перикла в Афинах и те исторические шаги, которые сделал этот известный стратег в направлении открытости социальной системы и ее "повернутости" к человеку, оставили неизгладимый след, прежде всего, в европейской истории. Для европейского мира эпоха первой классической демократии времен Перикла стала историческим алгоритмом социальных отношений современного открытого общества, в котором признается равное участие всех граждан в общественных делах и "способность к суждению" каждого гражданина. Именно с этих основополагающих принципов, по мысли Канта, только и может начинаться подлинное становление правового государства, отвергающего всевластие над человеком и снимающего патерналистское попечительство над ним, его собственной судьбой, разумным выбором и нравственной природой. "Вход" в "открытое общество" и борьба за его принципы – территориальной открытости, народоправства, индивидуализации – начатые в V в. до н.э. и вылившиеся в столкновение между Афинами и Спартой, по сей день являются актуальными в условиях существования разных политических традиций и разных уровней открытости политических систем. В западной общественно-политической мысли исторически сложилась устойчивая корреляция между мерой "открытости" общества и степенью его демократизации, осуществляемой одновременно с рационализацией большинства сфер общественной жизни [3, c.759]. Но может ли эта корреляция быть универсальной для всех других обществ, которые приняли вызов открытости мира в информационной, экономической, политической, культурной и т.п. сферах социальной жизни? Принцип открытости, как нам представляется, стал универсальным. Но его корреляция с демократизацией оказалась исключительно сложной, причем как в развитых, так и в развивающихся обществах. Представляется, что "выход" общества из одной ситуации открытости (связанной, к примеру, с признанием исключительно роли рынка) и переход на другой уровень открытости (предполагающий, например, поиск некоего равновесия между интересами общества, бизнеса и государства), должно искать само общество. Угрозам, от которых открытое общество в современных условиях не гарантировано, может быть противопоставлена только сознательная рефлексия людей и вытекающие из нее управленческие решения и формы самоорганизации. Принцип открытости может уничтожить, размыть социальную систему, а может, напротив, придать ей новый импульс развития, мобилизовав духовный потенциал традиции и человеческий интеллектуальный ресурс в целях жизненного прорыва системы в новое качество. Исторические события античной эпохи, о которых пойдет речь, символизируют "начала" нового социального бытия, обращенного лицом к человеку и признающего его критическую рефлексию в отношении окружающего мира, общества и государства. Еще раз оговоримся, что первое историческое вхождение в "открытое общество", связанное с образом классической Античности и со временем правления стратега Перикла, можно принять гипотетически или в качестве "объясняющего мифа" наподобие тех, которые выдвигались в качестве обоснования договорных теорий возникновения государства. Некий договор, некогда имеющий место быть, знаменовал рождение государства как "смертного божества", созданного человеком. Определенная мифологизация и идеализация демократии и открытости общества времен Перикла, которой не избежать за давностью лет, фиксирует лишь точку отсчета, первый импульс движения к тому новому состоянию открытости, которое может ассоциироваться и с новой формой правления – демократией, и с новой стратегией управления социальным миром. Не удивительно, что акценты анализа открытого общества, всегда остающегося в известном смысле идеальной моделью, исторически смещаются. И это историческое смещение все отчетливее демонстрирует отход от локальной исторической конфронтации "Спарта – Афины" и переход к более глобальной и разноплановой конфронтации многообразных традиций, мнений, дискурсов и социальных практик. "Конец идеологий" – лозунг, которым ознаменовалось время после крушения мировой социалистической системы конца 80Нх гг. XX в., отнюдь не упраздняет значение критической рефлексии самого Поппера относительно прошлой "истории идеологий". Универсальность постиндустриальной парадигмы, тотальная "демократизация" социалистической системы поставили решение проблем открытого общества в новые исторические условия – время глобализации, сетевых структур и транскультурных пересечений. Продолжая традицию исследования "открытого общества" известный финансист Дж.Сорос – ученик Карла Поппера – с тревогой констатирует новые опасности для "открытого общества", исходящие в большей мере со стороны "динамического неравновесия", рожденного в большей степени информационной войной и постиндустриальной экспансией, нежели тоталитарной идеологии. Общество, не сумевшее дать ответ на вызов открытости, становится неуправляемым и опасным. Под динамическим неравновесием Сорос понимает такое состояние общественной системы, когда обнаруживается явное несоответствие между динамикой социальных изменений и способностью человека к их адекватному осознанию и реагированию [5, c.75–76]. Нестабильность и хаос исходят от "рыночного фундаментализма", которому, считает Сорос, до сих пор не противостоит механизм сдерживания в виде мировой политической системы. Многообразные "сюрпризы" по отношению к открытому обществу можно ожидать и от обществ, которые, сделав шаг в направлении демократизации общественной жизни, до сих пор не выработали адекватных рефлексий для осознания социальной динамики и управления ею. Акцентируя суть открытого общества, Дж.Сорос делает акцент на рефлексивное взаимодействие между когнитивной функцией и функцией участника социального процесса [5, c.74]. Критическое мышление является, согласно Соросу, сутью открытого общества. Оно продуцирует нормальное отношение между мышлением и реальностью, конституируя, тем самым, равновесное состояние системы, названное открытым обществом. Анализируя рефлексивную суть критического мышления, Сорос, тем не менее, не затрагивает многообразных образов, ликов общества, явленных современностью и существенно видоизменяющих рефлексивное взаимодействие между мышлением и реальностью в условиях новых глобальных вызовов и угроз, в том числе, в обществах "динамического неравновесия". Критическое мышление, согласно Соросу, всегда направлено по отношению к реальности, к процессу. Но именно понятие "реальности" является наиболее уязвимым с точки зрения современной коммуникативной парадигмы, многократно усложняющей образы реальности и оперирующей понятием виртуальной реальности. Мир виртуальных реальностей все более причудливым образом переплетается с миром реальных реальностей. Рефлексивное реагирование многократно усложняется, затрагивая сложный комплекс психических процессов. Лики и проявления современного общества, к примеру, общества риска, не всегда поддаются рациональной рефлексии. Т.Веблен в одном из своих определений института характеризовал его как "...привычные способы реагирования на стимулы" [6, c.201]. В обществе риска эмоционально-рефлексивная "реакция на стимулы" становится зачастую фактором более значимым, чем рациональная рефлексия. Когда объемы стремительно перемещающихся по миру "между границ" "горячих денег" превышают 1 триллион долларов, очевидно, что эта "ударная волна" способна превратить в руины почти любую национальную экономику. "Настроения и ожидания нескольких сотен операторов, работающих на нескольких мировых биржах, становятся более важным фактором мирового развития, чем труд и ожидания сотен миллионов остальных людей" [7, c.137]. Общество риска требует от людей помимо продуманных действий молниеносных подсознательных реакций, интуиции. Не говоря уже о том, что само по себе бытие в риске держит подавляющую массу людей в состоянии эмоционального напряжения, а не рефлексивного анализа. Многообразие эмоционально-рефлексивных реакций стимулируется и современным этапом развития драматургии публичного представления, связанным со зрелищной фазой развития массового общества. Анализируя концепции массового общества и культуры, возникшие в начале века и получившие особое распространение в Европе после 1930Нх гг., приходишь к выводу об их исключительной актуальности для нынешнего этапа развития современного общества, в том числе, и в собственной стране. Но, одновременно, осознаешь и бессилие, сопоставляя свои скромные "интенции" с той борьбой интеллектуальных гигантов начала века, которые уже в безобидном "Тарзане", увидели симптомы "зрелищной паранойи" массового человека, уводящей его все дальше от рациональной рефлексии настоящего и будущего. Видение глобального открытого общества в призме постиндустриальной, коммуникативной и плюралистической парадигм, позволяет не только фиксировать стремительные социальные новаций современности, но и, по возможности, осуществлять продуманное регулирование социальными процессами и институциональными изменениями с учетом глубины психологических процессов и сложности традиций. Так возникает "ответ на вызов" (А.Тойнби), или "выход" из "опасной открытости", подчинение открытости системы интересам развития общества. Кризис классического рационализма, полагающегося исключительно на сознательные действия героев и масс, не отменяет, разумеется, рационально-интуитивную рефлексию происходящих социально-экономических, политических, культурных и природных процессов. Рациональная рефлексия становится в наши дни реальным оппонентом "клипового сознания", ориентированного на мир образов и потребительских символов. Античное наследие, которое наверняка было не лишено своих недостатков, всегдашний укоризненный "рефрен" нынешнему состоянию вещей: несостоявшемуся расцвету личности; утраченным алгоритмам жизни древнего полиса, соблюдавшего баланс личных и общественных интересов; разрыву информационного и коммуникативного начал человеческого общения; дисгармонии с природой и глубокому социальному одиночеству массового человека. Современный студент вряд ли оценит мысль Аристотеля о том, что занятие философией есть увлекательнейшее времяпрепровождение, а индивидуальное обучение в беседах с учителем является высшей формой духовного самосовершенствования. Скорее всего, ностальгией "по Античности" "поколение пепси", увы, не страдает. Но это укор не столько молодым, сколько более зрелым товарищам, осознавшим еще до того, как родилось "поколение пепси", какие дивиденды оно может получить за счет зрелищной индустрии, семантической гегемонии и тотального разрыва межпоколенных связей. Впрочем, интересы капитала не нуждаются в этических и эмоциональных доводах, ибо эмоциональные доводы давно уже формируются посредством всей индустрии развлечений и удовольствий. Рыночный фундаментализм это – сила, которой может быть противопоставлена только общая политическая воля людей. И не обладай г-н Дж.Сорос рефлексивной логикой и выдающейся коммерческой интуицией, вряд ли бы он сформулировал современные проблемы открытого общества столь точно. В сегодняшней культуре главенствуют молодые. Тип культуры, в котором, по выражению М.Мид "дети учат своих родителей", пришел в наше общество. В сфере занятости самые вакантные места и самая престижная оплата труда до 30 лет. Оппозиция "взрослые-молодежь" усердно формировалась в нашем обществе на протяжении последних двадцати лет. Старшее поколение попало в "красно-коричневую окраску", среднее было отнесено к мечтателям-шестидесятникам, полноценным продуктам социалистического режима. Молодежи был дан "карт-бланш" как в 1917 г.: стройте светлое капиталистическое будущее для себя и тех, кто не сумел этого сделать! Реформаторы назывались "молодые реформаторы", демократия также была молодой. Что же подозрительного в таком случае, кроется в этой тотальной молодости? Объяснение дает Ги Дебор. "Там, где установилось избыточное потребление, главная показная оппозиция между молодежью и взрослыми выводит на первый план эти фальшивые роли, ибо нигде не существует взрослого – хозяина собственной жизни, а молодость как изменяющее существующее – уж никак не свойство сегодняшней молодежи, но свойство экономической системы – динамики капитализма. Царствуют, наполняются молодостью, и вытесняют и замещают друг друга именно вещи" [8, c.42]. Молодежь стала олицетворением товарной динамики. Потребность влиться в новые "племена" экономического и политического истеблишмента стимулирует тотальную нужду в обретении одинаковости посредством вещей. "Похожесть" более не достигается воспитанием в семье, принадлежностью к социальной группе, дворовым сотовариществом, краевым патриотизмом. Чтобы стать членом нового "племени" нужны атрибуты стоимостные: аксессуары мобильной связи, импортные средства передвижения, имидж, упакованный в соответствующий престижный брэнд и т.д. Упакованные в товарные знаки "ценности" все более отрываются от "предков", не несущих на себе атрибутов товарной стоимости. В прежние времена "предки" могли олицетворять престиж и добропорядочность семьи, достигнутый социальный статус. Разумеется, это оказывало влияние на брачный выбор молодых и принадлежность к определенной страте. Сегодня имеет смысл происхождение только одного рода: денег. Они стали глобальным эквивалентом коммуникативного обмена и личностного выбора. И "предки" несут атрибуты товарной стоимости лишь по мере полезности для настоящего. Кому-то кажется, что выбор в системе вещей остается за ним. Между тем именно "товарный знак" становится фактором современной коммуникации и выбора. Мнимая солидарность с такими же другими, у которых тоже есть последняя доступная "топ-модель", "развивается в борьбе воображаемых качеств, предназначенных для того, чтобы возбудить приверженность к количественной заурядности" [8, c.42]. Механизмы функционирования товара и создаваемых с его помощью образов самым хитроумным образом "выстраивают" человека в новой иерархии потребления и переустраивают социальные отношения и связи вокруг него. "Подобным же образом переустраивается нескончаемая серия смехотворных столкновений, мобилизующих некий полуигровой интерес – от спортивных соревнований до выборов" [8, c.42]. Функция "предков" закончена. Функция зрелищных образов, постоянно рождаемых и вечно молодых, начинает исполнять новую роль: воспитания в соответствии с девизом: "Бери от жизни всё!". Причем "бери" следует понимать в прямом, т.е. вещном смысле. Полагая, что истина всегда находится где-то посредине, "между", стоит, тем не менее, посмотреть на проблему не только с позиций возрастных когорт (о чем речь шла выше) и адептов рынка, ратующих за прибыль, сколько "обучающего процесса", акцентирующего либо клиповое мышление, либо рефлексивный анализ, либо принимающего во внимание и то и другое. "Обучающий процесс", еще с античных времен, предполагает развитие двух "эпистем": теоретической и практической. Если для теоретической эпистемы познание является самоцелью ("знание ради знания"), то для практической эпистемы получение знания необходимо для реализации идеала, проявляющегося в поведении человека или же производстве продукта. В области практических и производительных "наук" цель мышления не познание, но поступки, деятельность (praxis), точнее, нахождение правильной идеи и верного основания для целесообразного действия в определенной ситуации и для производства того или иного продукта. Аристотель считал, что знание тем ценнее, чем более оно теоретично и не связано с получением непосредственной выгоды. Поэтому "умозрительные" науки выше созидающих, а теоретическая (умозрительная) деятельность выше практической, например, политической. Говоря современным языком, Аристотель различал образование и обучение, или процесс развития человека, связанный с общим осмыслением своего бытия, и процесс освоения человеком практических, полезных навыков и умений. Античная episteme была ориентирована не на использование знаний в практических целях, а на познание всеобщего порядка вещей, на осмысление общественных отношений и назначение гражданина полиса, на воспитание граждан полиса и регулирование их взаимоотношений и поведения, на достижение этического идеала. "Словом, античная episteme есть в первую очередь философия, предметом которой являются всеобщие, предельные основания ("первые начала и причины") бытия и познания. В качестве руководящей из наук она определяет место человека в мире и направление его деятельности в нем; так она "познает цель, ради которой надлежит действовать..."" [9, Met. 12, 982 b.5]. Когда речь заходит о современной эпистеме обучающего процесса, становится очевидной ее односторонность. Акцент явно сдвинут в область практического знания, т.е. обучения, а не образования. Отсюда вытекает и принципиальная направленность обучения, сосредоточенная на обслуживании движения товаров и знаков. "Клиповое мышление" для такого рода обслуживания вполне подходит. В области экономического знания явный перевес на стороне менеджмента и маркетинга, микроэкономических исследований. Специалисты в области социальных дисциплин сориентировались на преподавание пиара (или управления общественными отношениями), политических технологий, коммуникационного менеджмента и т.д. Обращение к "предельным основаниям", связанным с осмыслением современных социальных отношений, назначения человека, его воспитания и достижения этического идеала (не социального, а этического, связанного с развитием духовно-нравственных сил человека, совершенствованием его жизни, представлениями о добре и зле и т.д.), остается не более как "декларированным намерением". Соотносясь с системой науки, т.е. теоретической эпистемой, практические виды деятельности в идеале должны были бы исходить из общих целеполагающих принципов системы, которую они обслуживают. Вопрос о "системе" является на самом деле ключевым. С античным полисом все ясно. И теоретическая, и практическая эпистемы служили его целям, несмотря на глубокие столкновения носителей этих эпистем. С современным обществом дело обстоит сложнее. Происходящие процессы размывания государственности, ставящие под сомнение некогда незыблемый суверенитет, ведут к формированию новых открытых социальных систем и подсистем, стремящихся "друг к другу" или "друг от друга". Примером такой надгосударственной системы, где "подсистемы" устремились "друг к другу" может служить Европейский Союз, активно вырабатывающий целевые программы в области образования, кадровой, экономической, финансовой и другой политики. Аналогичные объединения формируются в азиатско-тихоокеанском регионе, Латинской Америке и в других частях света. Необходимость подобных процессов чувствуют и политические лидеры СНГ. Почему мы об этом заговорили в контексте эпистем обучающего процесса? Дело в том, что акцент на практическую эпистему объективно предполагает ее обслуживающую роль по отношению к определенной теоретической эпистеме, существующей за границами (в прямом и переносном смысле) прежней социальной системы. Типы мышления и практической деятельности, обслуживающие товарные отношения в их вещной и знаковой форме, являются вторичными по отношению к теоретическому знанию, обусловливающему такой "поворот вещей". Читатель, разумеется, может задать вопрос: почему же критика товарного фетишизма, данная в свое время марксизмом, не возымела своего действенного импульса? Ведь эта критика, по сути, "сопровождала" фетиш товара чуть ли не с его рождения? Но тут, возможно, мы сильно заблуждаемся, полагая, что стадия "товарной паранойи", как некогда, сексуальной революции, во всех индустриальных и постиндустриальных обществах одна и та же. Запад не только на протяжении всего XX в. критически концептуализировал сущность товарного фетишизма и массового общества, но и активно осваивал управленческий ресурс по отношению к такому обществу. Поэтому в наше время развитый экономически Запад получает от "товарного фетиша" уже управленческий и властный дивиденд, отчетливо осознавая свои "эпистемологические" и практические преимущества по отношению к "бесцелевым" социальным образованиям. В нашем обществе легко было с марксистских позиций критиковать товарный фетишизм, не имея товаров. Гораздо сложнее выработать критическую рефлексивную позицию к настоящему, прежде всего, в массовом сознании, на основе обладания вещами или же стремлении к этому обладанию. Следует заметить, что критика товарного фетишизма не заменит простого товарного насыщения и удовлетворения потребностей. Требуется борьба за справедливость в распределении, смягчение дифференциации общества. Но этого нельзя достичь вне целевых ориентиров, поскольку цены на товары, их стоимость определяется разными факторами. Цена товара определяется, с одной стороны, затратами труда, материалов, но в то же время целями и ценностями самого человека. Цели формируют ценности и цены на ресурсы. Приведем злободневный пример. Почему российские курорты, которые могли в прежние времена обслуживать более 3 млн человек, сегодня не конкурентоспособны, и россияне предпочитают отдыхать за рубежом? Дело в целях более чем конкретных индивидов. Желая как можно быстрее обогатиться, отечественные "курортные нувориши" разного толка стремительно поднимают цены до уровня мировых. И тогда действительно получается, что рыбалка в Карелии без соответствующего сервиса и инфраструктуры стоит столько же, сколько в Финляндии; отдых в частном секторе на Куршской косе за 75 евро в сутки дороже, чем в Голландии и т.д. Цели же тех, кто вкусил запретную радость от общения с некогда "закрытым" миром и кого привлекает независимость от жадного отечественного сервиса, выливаются в другой набор ценностей. "Вот это "круто", – рассказывает современный менеджер, – прилететь вечером из Швейцарии, поужинать, помыться, а утром махнуть на Гоа еще на неделю! И видел я наши Сочи во сне!". "Цели", подчиненные местечковым интересам якобы быстрой наживы, формируют хаотичную и неподдающуюся государственному регулированию политику современного российского туризма. Никаких "глобальных целей" у "нуворишей" нет. Да и у государства их до последнего времени тоже не было. А ведь для государства эта проблема уж совсем не новая! Еще в начале XVII в. ее поставил в своей известной работе "Государь" Н.Макиавелли. И, если вдуматься в его идеи сегодня, получается, что "макиавеллизм" не такое уж и зло. Дело вовсе не в любых средствах, которыми якобы, можно воспользоваться для достижения власти. Похоже, средства никогда в истории особо добродетельными и не были. Дело в целях! И если эти цели – благие, например, столь актуальное в эпоху Макиавелли объединение Италии, национальная безопасность и другие столь же важные для всего общества процессы, то для таких "благих целей" можно применить и не столь уж изысканные средства. Думается, прав был Б.Рассел, когда, характеризуя Макиавелли, писал о его политической честности в вопросах политического бесчестия. Разработка теории взаимосвязи ресурсов, целей и цен (так называемые, "объективно обусловленные оценки") была осуществлена в России академиком Л.В.Конторовичем, лауреатом Нобелевской премии. На Западе аналогичные вопросы исследовал Ян Тинберген – председатель комитета ООН по планированию развития, Лауреат Нобелевской премии. Он обратил внимание на то, что дефицитность ресурсов определяется не только их реальной ограниченностью, но и целями, которые ставит перед собой общество, различные социальные группы и другие субъекты хозяйственной и политической деятельности. Подход Я.Тинбергена был основан на необходимости использования не рыночных, а, так называемых, теневых, или расчетных цен, которые зависят, в том числе, от целей субъектов, принимающих решения. Эти исследования сегодня лежат в анналах отечественной экономической науки, сосредоточенной на задачах управления без "целевых парадигм". Между тем, указанные исследования проясняют действие ряда очевидных даже обывателю "несправедливостей", например, завышенного курса доллара, корпоративного сговора по поводу цен на бензин и т.п. Очевидно, что и валюта, и установленная цена на бензин, могут быть оценены не по их реальной покупательной способности, а по целям и интересам субъектов владения, т.е. тех социальных групп, которые контролируют значительную часть валютных и природных ресурсов и заинтересованы в существующем соотношении курсов валют и устанавливаемых ценах. В том или ином обществе реализуется определенная конструкция социальных договоренностей (вспомним трудные переговоры по соотношению доллара и евро) в соответствии с целями теневых и властных групп. Соответствующие цели воздействуют затем на тот или иной курс и цены. Мы уже упоминали Аристотеля, который, говоря об изучении философией предельных оснований бытия и познания (предмете "теоретической эпистемы"), полагал, что именно эта наука "познает цель, ради которой надлежит действовать". Познание "цели" в границах современного теоретического знания позволяет под иным углом зрения посмотреть и на практику "созидающих наук" и на назначение наук теоретических. Рассматривая современное бытие как имманентную сферу знания и действия, авторы книги "Империя" Майкл Хардт и Антонио Негри пишут: "Единичное бытие сильно тем, что оно дает импульс к реализации "totam potentiam intellectum possibilis" – всей мощи "возможного интеллекта"" [10, c.79]. Критическое осмысление действительности, осознание целей и ценностей, творящих мир вокруг нас позволяет соединить знание и действие и мобилизовать импульс созидающей воли человека. Читая курсы лекций по природе коммуникации, коммуникационному менеджменту, управлению общественными отношениями и др., автор чувствует некое обязательство перед аудиторией выйти за рамки практических рекомендаций, дабы проблема целей и ценностей стала самоочевидной для рефлексии собственной позиции тех, кто завтра будет создавать "новый дом и мир" товарных услуг, жизненных предпочтений и благ. Важно осознавать, что "переход к постсовременности и к Империи кладет конец... дроблению жизненного мира и непосредственно являет коммуникацию, производство и жизнь как одно сложное целое, как открытое поле конфликта. Теоретики и практики науки давно обращали внимание на этот узел противоречий, но сегодня вся рабочая сила (представляющая материальный и аматериальный, умственный и физический труд) вовлечена в борьбу за языковые смыслы и против колонизации коммуникативной общности капиталом. Все элементы разложения и эксплуатации навязываются нам посредством языковых и коммуникативных систем производства: их разрушение на словах необходимо не менее, чем их разрушение на деле" [10, c.372]. Это не вопрос критики идеологии, считают М.Хардт и А.Негри, это критика политической экономии и жизненного опыта. "Знание должно стать языковым действием, а философия – реальной репроприацией знания. Иными словами, знание и коммуникация должны конституировать жизнь путем борьбы" [10, c.372]. Анализ принципов открытости, явленных нам сегодня в постиндустриальном, информационно-коммуникативном, сетевом, поликультурном обществе, обществах риска и спектакля, исключительно актуален для российского общества, живущего последние два десятилетия в векторе либеральной идеологии, но без вектора рациональной критической рефлексии своего настоящего и будущего. Все вышеперечисленные лики общества как социальные эпистемы современности не просто "витают" над нашей повседневной реальностью, а уже присутствуют в ней, перестраивают и трансформируют ее в духе определенной традиции, анализу которой, по сути, и посвящена эта книга. Автор надеется на понимание тех читателей, которые не равнодушны к современности, которые желают ее понять, чтобы в ней жить и считать каждый день не последним и "зряшным", а созидательным и конструктивным. Анализируемые лики общества, есть социальные эпистемы современности, эпистемы теоретического знания. Они обозначены, и мы лишь стремимся углубить и актуализировать их смыслы, чтобы читатель в дальнейшем сам задумался над целями и ценностями, которые за этими смыслами скрываются. Почему используется термин "лики"? В "Толковом словаре русского языка" под редакцией Д.Н.Ушакова лик определяется в одном из значений как "внешние очертания, видимая поверхность чего-нибудь", а также как "выражение чего-то внутреннего" [11, c.59]. Представляется, что в отличие от термина "лицо", лик есть нечто еще не проявленное до конца; в лике выражено ощущение, предчувствие; возможно, за ликом сокрыто испытание, предназначение. Лик общества символичен и рукотворен, поэтому критическая рефлексия лика вселяет надежду на его постижение. Ирина Александровна МАЛЬКОВСКАЯ Кандидат философских наук, доцент кафедры государственного и муниципального управления Российского университета дружбы народов. Имеет более 100 научных публикаций в отечественных и зарубежных изданиях, в том числе монографии "Глобализация как социальная трансформация. Тематические матрицы" (2002), "Знак коммуникации. Дискурсивные матрицы" (URSS, 2004, 2005, 2008), "Многоликий Янус открытого общества. Опыт критического осмысления ликов общества в эпоху глобализации" (URSS, 2005). Круг научных интересов – социальные трансформации общества и государства в эпоху глобализации; природа коммуникации и ее современные перспективы; зрелищная эволюция и развитие структур визуализации. |
2023. 720 с. Твердый переплет. 21.9 EUR
Книга «Зияющие высоты» – первый, главный, социологический роман, созданный интеллектуальной легендой нашего времени – Александром Александровичем Зиновьевым (1922-2006), единственным российским лауреатом Премии Алексиса де Токвиля, членом многочисленных международных академий, автором десятков логических... (Подробнее) URSS. 2024. 704 с. Твердый переплет. 26.9 EUR
В новой книге профессора В.Н.Лексина подведены итоги многолетних исследований одной из фундаментальных проблем бытия — дихотомии естественной неминуемости и широчайшего присутствия смерти в пространстве жизни и инстинктивного неприятия всего связанного со смертью в обыденном сознании. Впервые... (Подробнее) URSS. 2024. 800 с. Мягкая обложка. 37.9 EUR
ВЕРСАЛЬ: ЖЕЛАННЫЙ МИР ИЛИ ПЛАН БУДУЩЕЙ ВОЙНЫ?. 224 стр. (ТВЁРДЫЙ ПЕРЕПЛЁТ) 11 ноября 1918 года в старом вагоне неподалеку от Компьеня было подписано перемирие, которое означало окончание Первой мировой войны. Через полгода, 28 июня 1919 года, был подписан Версальский договор — вердикт, возлагавший... (Подробнее) URSS. 2024. 344 с. Мягкая обложка. 18.9 EUR
Мы очень часто сталкиваемся с чудом самоорганизации. Оно воспринимается как само собой разумеющееся, не требующее внимания, радости и удивления. Из случайно брошенного замечания на семинаре странным образом возникает новая задача. Размышления над ней вовлекают коллег, появляются новые идеи, надежды,... (Подробнее) 2023. 696 с. Твердый переплет в суперобложке. 119.9 EUR
Опираясь на новейшие исследования, историк Кристофер Кларк предлагает свежий взгляд на Первую мировую войну, сосредотачивая внимание не на полях сражений и кровопролитии, а на сложных событиях и отношениях, которые привели группу благонамеренных лидеров к жестокому конфликту. Кларк прослеживает... (Подробнее) URSS. 2023. 272 с. Мягкая обложка. 15.9 EUR
Настоящая книга посвящена рассмотрению базовых понятий и техник психологического консультирования. В ней детально представлены структура процесса консультирования, описаны основные его этапы, содержание деятельности психолога и приемы, которые могут быть использованы на каждом из них. В книге... (Подробнее) URSS. 2024. 576 с. Мягкая обложка. 23.9 EUR
Эта книга — самоучитель по военной стратегии. Прочитав её, вы получите представление о принципах военной стратегии и сможете применять их на практике — в стратегических компьютерных играх и реальном мире. Книга состоит из пяти частей. Первая вводит читателя в мир игр: что в играх... (Подробнее) URSS. 2024. 248 с. Мягкая обложка. 14.9 EUR
В книге изложены вопросы новой области современной медицины — «Anti-Ageing Medicine» (Медицина антистарения, или Антивозрастная медицина), которая совмещает глубокие фундаментальные исследования в биомедицине и широкие профилактические возможности практической медицины, а также современные общеоздоровительные... (Подробнее) URSS. 2024. 240 с. Твердый переплет. 23.9 EUR
Предлагаемая вниманию читателей книга, написанная крупным биологом и государственным деятелем Н.Н.Воронцовым, посвящена жизни и творчеству выдающегося ученого-математика, обогатившего советскую науку в области теории множеств, кибернетики и программирования — Алексея Андреевича Ляпунова. Книга написана... (Подробнее) 2023. 416 с. Твердый переплет. 19.9 EUR
Вам кажется, что экономика — это очень скучно? Тогда мы идем к вам! Вам даже не понадобится «стоп-слово», чтобы разобраться в заумных формулах — их в книге нет! Все проще, чем кажется. Автор подаст вам экономику под таким дерзким соусом, что вы проглотите ее не жуя! Вы получите необходимые... (Подробнее) |