Минто В. Индуктивная и дедуктивная логика.
Пер. с англ. Изд. стереотип.

Содержание

Из введения

I. Происхожденiе и задача логики

Часто спрашиваютъ: съ чего надо начинать въ логике? Трудность вопроса особенно чувствовалась въ XIX веке, когда изученiе логики оживилось и усложнилось благодаря различнымъ целямъ ученыхъ изследователей.

Съ чего начиналъ основатель логики? Съ чего начиналъ Аристотель? Повидимому, это простейший способъ разрешенiя нашего вопроса, потому что система Аристотеля вое еще образуетъ стволъ дерева логики, хотя отъ старыхъ корней пошло множество побеговъ и кругомъ ствола появилось множество чужеядныхъ растенiй. Логика въ наше время напоминаетъ стихъ Борродэля:

An interwisted mass of fibres serpentine
Upcoiling and inveterately convolved.

Говорятъ обыкновенно, что логика въ теченiе двухъ тысячелетiй сохранила тотъ видъ, въ которомъ ее оставилъ Аристотель. Логика являетъ собою примеръ науки или искусства, доведенныхъ до совершенства сразу генiемъ основателя. Часто хотелось бы намъ, чтобы это было такъ; но существующее воззренiе неверно. Большая часть терминологiи Аристотеля и его главныхъ формулъ удержалась въ науке, но вместе съ темъ позднейшiе ученые сделали различныя дополненiя къ нимъ и различнымъ образомъ ихъ толковали, часто безъ всякой цели.

Одинъ кэмбриджскiй математикъ хвасталъ своей новой теоремой, которой "никто никогда никоимъ образомъ не могъ воспользоваться для какой-либо цели". Мысль эта находитъ себе примененiе къ позднейшему развитiю логики. Мы могли бы сказать то же самое о позднейшемъ развитiи любого предмета, надъ которымъ трудились выдающiеся умы въ теченiе целаго ряда поколенiй, не имея въ виду никакихъ утилитарныхъ соображенiй. Образовательныя науки-науки, предназначенныя къ воспитанiю юныхъ умовъ – особенно легко могутъ уклоняться отъ первоначальной своей цели. Этому способствуетъ множество причинъ: удобства учителя и ученика, любовь къ новизне, къ симметрiи, къ тонкостямъ; леность ума съ одной стороны и безпокойная деятельность его съ другой,вое это влiяетъ на традицiонное содержанiе науки безъ отношенiя къ какой-либо цели. Такъ было и въ логике: для людей съ неповоротливымъ умомъ трудные вопросы истолковывались ж упрощались, тогда какъ более развитые умы варьировали старыя формулы и производили надъ ними новыя и остроумныя манипуляцiи, умножая старыя различiя и употребляя ихъ точнее и симметричнее.

Проследить эволюцiю логическихъ формъ и теорiй подъ влiянiемъ различныхъ причинъ въ перiодъ активнаго развитiя науки – это задача, которую легче задумать, нежели выполнить, которая далеко переходитъ границы вступительнаго очерка. Но даже тотъ, кто пишетъ для начинающихъ, долженъ признать, что общеупотребительныя въ наше время формы развились изъ более простыхъ элементовъ традицiи. Не входя въ детали процесса, можно указать его главныя стадiи и, такимъ образомъ, отыскать руководящую нить посреди лабиринта современныхъ теорiй.

Какъ произошла Аристотелева логика? Она характеризуется главнымъ образомъ формами силлогизма. При какихъ обстоятелъствахъ изобрелъ ихъ Аристотель? Для какой цели? Къ чему онъ предназначалъ ихъ? Постараемся уяснить себе это, и мы тогда определимъ первоначальную задачу, первоначальную сферу логики; мы поймемъ, какимъ образомъ эта сфера изменялась, сокращалась, расширялась и дополнялась.

Логика всегда претендовала на высокую роль "scientia scientiarum", науки наукъ. Въ последнее время строителямъ этой Вавилонской башни угрожаетъ смешенiе языковъ. Мы избегнемъ этой опасности, если раскроемъ намеренiя основателя логики и позднейшихъ ея главныхъ строителей.

Аристотелева логика долгое время казалась мiру чисто абстрактной изолированной наукой; мы съ трудомъ можемъ поверить, чтобы ея первоначальная форма была хотъ сколько-нибудь определена условiями места и времени. Въ насъ возбуждаетъ ужасъ, какъ святотатство, простой намекъ на то, что авторъ одного изъ величайшихъ и наиболее возвышенныхъ памятниковъ трансцендентальнаго мышленiя былъ въ свое время и среди своего поколенiя лишь выдающимся наставникомъ или руководителемъ школы, что логическiя сочиненiя его предназначались для усовершенствованiя учениковъ въ особомъ искусстве, которымъ хотелъ блистать каждый честолюбивый молодой афинянинъ той эпохи. Но таковы факты, твердо установленные. Аристотелева логика, по своей первоначальной цели была такимъ же практическимъ руководством, какъ трактатъ о мореплаванiи или "Кавендишъ о висте". Последнее сравненiе более точно. Действительно, логика представляла собою рядъ руководствъ къ модной въ то время умственной игре, особой манере диспутовъ или дiалектике, игре въ вопросы и ответы, которую подробно описалъ Платонъ въ своихъ дiалогахъ, и которая отождествляется съ именемъ Сократа.

Мы можемъ обратить вниманiе главнымъ образомъ на умственную сторону игры п на высокiя темы, которыхъ она касалась. Игра эта могла процветать лишь въ среде народа, достигшаго высокой ступени умственнаго развитiя; другой народъ не находилъ бы въ ней удовольствiя. Афиняне и до сихъ поръ любятъ споры. Въ Афинахъ вы непременно поразитесь этимъ. Где-нибудъ въ кофейняхъ или въ скверахъ, среди развалинъ Акрополя вокругъ двухъ спорщиковъ собираются группы народа; вы невольно вспоминаете Сократа и его друзей. Афиняне не говорятъ, какъ жиль Блазъ и его ирландцы, съ жаромъ и раздраженiемъ, кончая споръ дракой. Они обсуждаютъ вопросы изъ любви къ искусству; публика сидитъ или стоитъ вокругъ спорящихъ, наслаждаясь прiятной игрой и испытывая тонкое удовольствiе при ударе или отраженiи. Никакой другой народъ не могъ бы спорить такъ, какъ греки, не доходя до драки. Это одна изъ характерныхъ чертъ греческаго населенiя, которой оно обладало еще две тысячи летъ тому назадъ. Около ста летъ до того, какъ Аристотель достигъ зрелаго возраста, греки: изобрели удивительно трудную, чисто умственную забаву, споры, въ которыхъ таился зародышъ логическихъ трактатовъ Аристотеля.

Об авторе