Абачиев С.К. Православное введение в религиоведение.
(Курс лекций)

Содержание

Предисловие

Учебная дисциплина "Религиоведение" для ряда гуманитарных направлений светской высшей школы введена образовательным стандартом. В частности, в программы подготовки специалистов по связям с общественностью она включена в качестве одной из специальных дисциплин. Но нам представляется, что она достойна места и роли одной из обязательных и важнейших дисциплин общемировоззренческого и общегуманитарного цикла. Это было бы адекватно реальному месту и реальной роли самого феномена религии в истории и современности мировой культуры и национальных культур.

В отечественной высшей школе понимание этого приходит лишь в последнее время. И это естественно. Десятилетия безраздельного господства марксистской идеологии с ее воинствующим безбожием воспитало не одно поколение в духе "экономического материализма", провозгласившего экономику всеопределяющим базисом общественной жизни, а экономическую науку – концептуальным ключом ко всем обществоведческим проблемам. В том числе, к религиоведческим и культурологическим как к "надстроечным". Надо было пережить взрывной развал исторических эфемеров СССР и "мировой социалистической системы", чтобы на историческом опыте убедиться в порочности государственного и культурного строительства, направляемого "экономическим материализмом". Надо было пережить катастрофический провал в СССР–СНГ прямолинейной либерально-буржуазной контрреволюции "сверху", чтобы на историческом опыте убедиться в том, что национальная культура и национальный менталитет являются подлинно базисными факторами общественного развития, без предварительной качественной трансформации которых экономические реформы, политические революции и контрреволюции обречены на неуспех. Надо было воочию увидеть нынешнее "второе Крещение Руси", чтобы на историческом опыте убедиться в том, что религиозный блок культуры неразрушим, самоорганизуем и отнюдь не подстраивается под тот или иной "экономический базис".

Этот исторический опыт последних 15 лет стоит опыта иных веков. В его свете уже не экономическая теория, а культурология выдвигается в общественных науках на первые роли. Это нашло выражение в стратегических концепциях возрождения России после ее саморазгрома в социально-экономических авантюрах "перестройки" и "реформ" 90-х гг. В этих концепциях, к ужасу фундаменталистов от марксизма, культурный фактор из качества надстроечного переведен в качество базисного.

Отечественная высшая школа отреагировала на этот исторический опыт по-своему – усилением блока общегуманитарных дисциплин в подготовке специалистов любого профиля. Узаконен образовательным стандартом учебный курс культурологии, призванный заменить марксистско-ленинскую "монокультуру" адекватной картиной феномена мировой культуры и национальных культур. Узаконен учебный курс философии, избавленный от идеологических штампов и позитивистской односторонности диалектического материализма, который в советский период самозванно монополизировал функции отечественной философии. Узаконен учебный курс истории Отечества взамен приснопамятного двухсеместрового курса истории КПСС.

Тем не менее, в подаче упомянутых дисциплин еще дает о себе знать инерция государственного атеизма советского периода. Религиозный фактор в освещении отечественной и мировой истории чаще всего представляется в роли если не "надстроечного", то второстепенного. Религиозные концепции в курсах философии очерчиваются где-то на периферии не только современной философии, но и мирового историко-философского процесса. Весьма далекими от одухотворенной концептуальной связности остаются учебные курсы культурологии, потому что и в них религиозный блок культуры вольно или невольно представляется как архаичный на фоне мировой экспансии техногенной культуры новоевропейского типа. Достаточно сказать, что в учебной литературе по культурологии встречается даже откровенная апологетика концепций унификации мировой культуры. Разница лишь в том, что если в советский период такая единая культура человечества связывалась с мировым коммунизмом, то теперь она связывается с буржуазными концепциями постиндустриального общества и информационной глобализации.

В наше время уже мало кого требуется убеждать в том, что общественные науки в большинстве своем глубоко историчны – просто в силу того, что сами их предметы являются общественно-историческими феноменами, развивающимися в течение многих веков и тысячелетий. Таков, в первую очередь, предмет культурологии, которая, подчеркнем еще раз, явно выдвигается в обществоведении на первые роли. Исторические объективные реалии ее предмета – мировой культуры – таковы, что светские, нерелигиозные блоки культуры впервые в мировой истории заявили о себе лишь в Западной Европе Нового времени. Поэтому тезис о том, что религиозные вероучения составляют духовное ядро культур, полностью соответствует фактическому положению дел в мировой истории культуры. Отсюда прямо вытекает, что без обстоятельного знания религиозных вероучений невозможно строить полнокровные культурологические концепции. Без систематической опоры на религиоведческие знания культурологические теоретизирования уподобляются попыткам насаждения лесов из одних вьющихся растений.

Приведем один из показательнейших примеров. Широко известны существенные различия менталитетов людей европейской и азиатской культур. Сосредоточенность европейцев на внешней деятельности в материальном мире и в обществе привела их в Новое время к беспрецедентной научно-технологической экспансии и социально-экономическому творчеству, в то время как Азия вплоть до начала XX века оставалась регионом технологической отсталости и социально-экономического традиционализма. Этот исторический факт требует объяснения. Последнее по силам только культурологии, но при условии, если она обретет понимание исторических первоистоков феномена. А эти первоистоки так глубоки, что в соответствующие эпохи не было и в помине никаких нерелигиозных областей мировой культуры и национальных культур. Поэтому на выявление исторических корней феномена явочным порядком и монопольно претендует именно религиоведение, а культурологии остается только развивать его результаты.

В частности, европейцы таковы постольку, поскольку христианство духовно аскетично. Оно категорически запрещает людям самочинные углубления в подсознательные, духовно-космические глубины своих "Я" – в отличие от спиритуалистических религий Востока с их изощренными духовными практиками, техниками медитации и использованием психоактивных веществ растительного происхождения. Христианство нацеливает людей в их земной жизни исключительно на богоугодную деятельность в материальном мире и в реальном обществе. Согласно ему, в норме духовно-космические горизонты своей личности и Божественные тайны Бытия должны открываться греховному по своей природе человеку лишь посмертно. Пафос восточных вероучений прямо противоположный: духовное само-углубление человека при резко отрицательном отношении к несовершенному и полному страданий материальному миру. Согласно христианству, человек призван Богом к творческому соработничеству с Ним именно в материальной части тварного мироздания, которая после Второго Пришествия Христа претерпит радикальнейшее Преображение. Согласно буддизму и индуизму, высшая цель земной жизни человека – оборвать цепь реинкарнаций в несовершенном материальном мире и навечно растворить свою бессмертную душу в чисто духовном Божестве. Даже сама наука Нового времени с ее основополагающим материалистическим сенсуализмом стала возможна лишь постольку, поскольку христианство на фоне восточного спиритуализма можно назвать не иначе, как материалистической религией.

Эти темы получат в дальнейшем особое освещение. А пока подчеркнем, что учебные курсы философии, отечественной и мировой истории также остаются ущербными без обстоятельного понимания феномена религии, даваемого религиоведением. В философии это так потому, что за 2500 лет ее мировой истории нерелигиозные темы и проблемы появились в ней лишь в Новое время. Если отбросить позитивистскую марксистскую версию основного вопроса философии, то подлинно основными и вечными философскими проблемами окажутся, в основном, религиозные. В отечественной истории без обстоятельного понимания религиозных феноменов язычества и православия невозможно понять историческое значение Крещения Руси, подлинную сущность православной монархии, ее внутреннюю политику, роль монашества в хозяйственном освоении новых территорий, специфику формирования Российской Империи, мотивацию внешнеполитической активности России. Из тысячелетней истории Отечества при этом уйдет ее живая душа, ибо только с падением православной монархии религиозный фактор перестал играть в этой истории главную роль.

Таким образом, религиозный фактор в жизни общества был и во многом остается фактором первостепенной важности. Советский Союз как преемник Российской Империи рухнул в немалой степени вследствие фанатичного государственного богоборчества по всем фронтам унаследованной многоконфессиональной религиозной культуры многонациональной страны. По большому историческому счету, выявленному полным циклом рождения, зрелости и старческого упадка советской системы, советское культурное строительство было культурологическим варварством, воинствующим нигилизмом, пытавшимся насильнически отсечь национальные культуры многонациональной федерации от их духовно-исторических корней. Это особенно четко видно на фоне культурного строительства и национальной политики в период от Крещения Руси до революционных обвалов 1917 года. Она не отмечена такими ожесточенными религиозными войнами и межэтническими конфликтами, которыми богата история даже сплошь христианской Западной Европы того же периода.

Нет оснований сомневаться в том, что и в наступившем XXI столетии религиозный фактор общественной жизни не оставит безнаказанным варварское или легкомысленное отношение к себе со стороны облеченных той или иной государственной властью. И чем основательнее будущая российская интеллигенция будет знакома с феноменом религии, тем надежнее она будет застрахована от рецидивов такого отношения, когда станет на практике решать вопросы государственного и культурного строительства возрождаемой России. Поэтому в деле эффективной гуманитаризации высшего образования любого профиля религиоведение играет ключевую роль. Курсы культурологии, философии, отечественной и мировой истории могут сыграть в этом деле свои роли, только опираясь на результаты курса религиоведения.

Поскольку учебная дисциплина "Религиоведение" в отечественной высшей школе является новой, не приходится рассчитывать на ее немедленное обеспечение добротными, концептуально и методически оптимизированными учебниками. В начале данного лекционного курса будет уделено внимание особой сложности и деликатности проблемы систематического развития тем этой учебной дисциплины. Здесь же, забегая вперед, отметим, что концептуальную систему в религиоведение может внести только определенная монотеистическая и конфессиональная ориентация.

В российской высшей школе за основу концептуально-методической систематизации знаний религиоведения естественно взять православную позицию. Православие тысячу лет назад на глазах двух-трех поколений превратило множество люто враждовавших славянских племен в русский народ. До февраля 1917 года православие было в нашей стране не просто духовным ядром культуры, а самой культурой, основой государственности, идеологической основой устройства многонациональной Российской Империи. Православная веротерпимость и такт по отношению к иноверцам объединяли под короной российских монархов нехристианские народы и культуры. Православная твердость в вере позволяла России с честью выходить из самых критических ситуаций в ее истории. Православие на наших глазах возрождается после советской эпохи беспрецедентных гонений на христианскую веру. Несомненно, что оно сыграет свою роль и в выходе России из нынешней кризисной ситуации. Поэтому православную позицию в вопросах веры полезно знать каждому соотечественнику независимо от его отношения к религии или конфессиональной принадлежности.

В настоящей книге в этом плане не предлагается ничего нового. В русской религиозной философии есть продуктивнейший подход в деле связного православного освещения мирового феномена религии в его историческом поступательном развитии. Это – эволюционное сравнительное богословие, принципы которого были намечены В.С.Соловьевым в "Чтениях о Богочеловечестве".

В 70 – 80-х гг. XX в. прот. Александр Мень предпринял свою широко известную попытку разносторонне развернуть эту концепцию в семитомнике "История религии: В поисках Пути, Истины и Жизни". Отношение многих православных священников и богословов к этому произведению настороженное, а порой и резко отрицательное. Мы полностью отдаем себе в этом отчет и во многом согласны с их критикой по его адресу. И тем не менее, эта книга пока остается уникальным образцом конкретной реализации программы, намеченной В.С.Соловьевым. Вольности и ошибки автора "Чтений о Богочеловечестве" и о. Александра касаются, в основном, исторических деталей и богословских тонкостей, в то время как задача учебного курса религиоведения заключается в первичном приобщении студенческой молодежи светских вузов к феномену религии в многообразии его конкретных исторических и современных форм. А в этом деле ничего эффективнее методологии сравнительного эволюционного богословия, по нашему мнению, нет.

Настоящий лекционный курс подготовлен в рамках инновационной программы фундаментализации и гуманитаризации высшего образования любого профиля, разработанной автором данной книги и ставящей во главу угла блока общеобразовательных и общегуманитарных дисциплин учебный курс современной логики. Эта программа с успехом опробована в учебном процессе Института социально-экономического прогнозирования и моделирования. Она обеспечена нашими учебными пособиями по дисциплине "Концепции современного естествознания", в которых основной упор делается на системно-историческую модель мироздания. В рамках этой программы чтение курса "Религиоведение" представляется методически оптимальным во 2-м семестре, после чтения курсов "Современная логика", "Концепции современного естествознания" и перед чтением курсов "Культурология", "История Отечества" и "Философия". Последние три дисциплины при этом становятся дисциплинами 2-го курса.

Последнее представляется нормальным. В высшей школе советского периода даже философски ущербный диалектический материализм был предметом 2-го курса, а ведь теперь речь идет об эффективном приобщении студенчества к полнокровной философии и ее истории. Еще сложнее и ответственнее задачи учебного курса культурологии, призванного, в первую очередь, сформировать адекватную позицию отечественной интеллигенции в многосложном и тонком национальном вопросе, который в нашей многонациональной федеративной стране является важнейшим практическим вопросом. Сложны и ответственны задачи курса отечественной истории, который в вузовском варианте должен не дублировать школьный курс, а подавать предмет на качественно новом уровне философских и культурологических знаний и интуиций студентов. В свете отмеченного учебный курс религиоведения в концептуально-методическом плане представляется наиболее уместным именно во 2-м семестре 1-го курса.

В этом предисловии следует дополнительно прокомментировать необходимость конфессиональной ориентации учебного курса религиоведения, без которой он не может обрести концептуально-методической целостности.

Мы полностью отдаем себе отчет в том, сколь тонкой и деликатной является православная конфессиональная ориентация применительно к преподаванию религиоведения в стенах светской высшей школы да еще в нашей многонациональной стране, в которой ислам и иудаизм также являются влиятельными культурообразующими факторами. И в этой связи в первую очередь подчеркнем, что мусульманским и иудейским богословам и философам также следовало бы поработать над созданием аналогичных конфессионально ориентированных версий учебного курса религиоведения для светского высшего образования. В результате получатся три по-своему целостных версии. По отношению друг к другу они будут настроены резко критически, прежде всего – по поводу рецидивов язычества, которые в каждой из этих монотеистических религий понимаются по-своему. Но подчеркнем еще раз, что в деле эффективного приобщения к мировому многоукладному феномену религии студенчества, которое в основной своей массе еще не имеет о нем системы адекватных понятий, это неизмеримо лучше, чем концептуально аморфная мешанина пусть по-научному достоверных, но сугубо частных эмпирических знаний о тысячах языческих вероучений, о десятках конфессий, деноминаций и сект в мировых религиях.

Особо прокомментируем конфликтность догматики трех монотеистических вероучений, а также конфликтность их нравственных кодексов. Она неустранима, но она является объективным фактором их многовекового сосуществования и взаимодействия. И три вероучения в учебном курсе религиоведения для светской высшей школы следует представлять только в таком, объективно-реальном качестве.

Эту неустранимую конфликтность в нашей стране десятилетиями пытались "упразднить" с позиций нигилистичного и фанатичного "научного атеизма" – уникального культурного феномена, который мог быть сфабрикован только "беспочвенной" частью российской интеллигенции. Не получилось, и Боже упаси от новых попыток такого рода. Эту конфликтность пытаются смягчить с позиций беспристрастного религиоведения в ключе методологических стандартов опытной науки Нового времени, но такой подход обречен на концептуально "рыхлый" эмпиризм. Эту конфликтность пытаются "упразднить" в рамках искусственных экуменических движений, а также с позиций доморощенных "синтезов науки и религии". Но все это также является вопиющими профанациями основных монотеистических вероучений – под стать "научному атеизму". Так не пора ли в конце концов на равных правах предоставить в этом деле слово и тем верующим авторам, которые достаточно искушены в богословских вопросах и несравненно адекватнее понимают свои вероучения?

Конечно, конфессионально ориентированные версии учебного курса религиоведения для светской высшей школы должны создаваться только теми авторами, которые придерживаются канонических версий своих вероучений, освященных соответствующими церковными авторитетами и многовековыми церковными традициями. Так, христиански ориентированную версию нельзя принимать из рук пятидесятников, мормонов или толстовцев, мусульманскую – из рук ваххабитов, иудаистскую – из рук поклонников К\'аббалы. Именно компетентные и воцерковленные представители основных монотеистических вероучений на протяжении многих веков их сосуществования и культурного взаимодействия всячески пропагандировали веротерпимость и такт по отношению к иноверцам, несмотря на радикальные расхождения догматик и кодексов нравственности. И в многонациональной России три вероучения веками уживались наименее конфликтно по сравнению с другими поликультурными регионами.

Только в таком качестве три вероучения и должны возрождаться в русле постсоветского духовного возрождения многонациональной России. И только в таком качестве их следует представлять новым поколениям российской интеллигенции, от религиоведческой и культурологической просвещенности которой в решающей степени зависит повторение или неповторение Россией печальной участи Советского Союза. В частности, никто, кроме компетентных и воцерковленных христиан, мусульман и иудаистов не способен через религиоведческое просвещение столь же эффективно предотвратить уход части студенческой молодежи в деструктивные секты или ее примыкание к религиозному экстремизму типа ваххабитского, равно как и бегство в наркоманию, которое также является специфической духовной позицией.

Конечно, конфессионально ориентированное религиоведение в рамках светского высшего образования не должно превращаться в соответствующую систематическую проповедь. Но подчеркнем еще раз, что конфессиональные миссионерские компоненты при этом принципиально неустранимы. И по природе своей принципиальной неустранимости они того же качества, что и специфические миссионерские компоненты атеизма или веры в безграничные возможности научных методов познания и практики. Во всех случаях мы имеем дело не с беспристрастной наукой, а с вероучениями, адепты которых пытаются завоевать умы и сердца обучаемых. И в отечественной светской высшей школе постсоветского периода с его демократическими устремлениями естественно предоставить обучаемым свободу личного выбора – этот высший дар Бога человеку. Но для этого должен быть в наличии спектр соответствующих возможностей.

В этой связи здесь уместно опередить развитие тем раздела 1 и обратить внимание читателей на то, ч\'ем чревато отсутствие спектра религиозных и научных подходов в вопросах религиоведения. Об этом особенно убедительно свидетельствует феномен советизированного марксизма, который в нашей стране десятилетиями безраздельно господствовал в роли государственной идеологии.

Завещанный В.И.Лениным воинствующий атеизм составлял его духовное ядро. В частности, в этом ценностном ключе во всей советской печатной продукции, которая так или иначе затрагивала религиозные темы, Ипостаси Нетварного Творца и Вседержителя обозначались и склонялись на письме со строчной буквы. (И в то же время никому не приходило в голову подобное написание даже такого одиозного имени собственного, как Адольф Гитлер!) Это было так и в русскоязычных переводах произведений Г.В.Ф.Гегеля, за что не несут ответственности их высококлассные переводчики. Более того, подобным образом "цензурировались" и гегелевские цитирования Священного Писания, так что даже в них Ипостась Святого Духа на письме фигурировала со строчной буквы. По отношению к самом\'у веровавшему Гегелю это уже было не просто неэтично, но откровенно по-хамски. И это хамство не осталось безнаказанным. В марксистско-ленинском гегелеведении такое написание элементарно-основополагающим образом перманентно провоцировало и воспроизводило смешение понятий о Боге как о Нетварном Духовном Первоначале мироздания, о тварном духовном ядре человеческой личности и о человеческом сознании. В результате Гегелю сплошь и рядом приписывался не исконно христианский объективный идеализм, но какой-то совершенно несусветный, в котором в результате интеллектуальных выкрутас в положение космологического духовного первоначала мироздания ставился тварный человеческий разум, а то и вовсе человеческое сознание. Но на деле это были интеллектуальные выкрутасы не Гегеля, а его неистовых "материалистических интерпретаторов".

И было бы полбеды, если бы дело ограничивалось только мифологизацией философии Гегеля в советском академическом гегелеведении. В русле этой мифологизации были идеологически канонизированы "основные законы диалектики", "открытые" Ф.Энгельсом в результате атеистической профанации религиозно-философской системы Гегеля и, якобы, подчиняющие себе поступательное развитие всего сущего и в природе, и в обществе, и в человеческой мыследеятельности. На фоне открытий тотально эволюционного естествознания XX в. они в качестве законов природы выглядят смехотворно. Но каково было в нашей стране оспаривать их еще лет 30 назад! И вся эта наукообразная мифология миллионами тиражировалась в учебниках в рамках всесоюзной комедии "марксистско-ленинского всеобуча" народа, который в основной своей массе только в 30-х гг. XX в. стал элементарно грамотным.

Подобные прецеденты позволяют уверенно заявить, что атеистическое религиоведение в качестве концептуальной основы философских поисков в высшей степени контрпродуктивно. Это уже – не вывод, но простая констатация исторического факта. И она особенно веско указывает на уместность конфессионально ориентированных версий религиоведения в светском высшем образовании. Они уместны уже в порядке одной лишь профилактики новых туров подобного мифотворчества, к которому "беспочвенно" философствующая часть российской интеллигенции была и остается склонной в первую очередь по причине своего религиоведческого невежества. Независимо от личного отношения к основным культурообразующим вероучениям России, каждому россиянину с высшим образованием их необходимо знать по существу и достаточно разносторонне.

Наша книга является по необходимости сжатым введением в предмет религиоведения. Местами она конспективна по своей форме. Но нет ничего более контрпродуктивного для новичков в любом мало-мальски сложном вопросе, чем их приобщение к тонкостям и нюансам помимо понимания основ. Применительно к предмету религиоведения это особенно справедливо. Здесь поистине бездна тонкостей и нюансов, которые выше понимания даже самых квалифицированных и эрудированных богословов и религиоведов. Религиоведческий "ликбез" в среде современной и будущей российской интеллигенции остается в высшей степени актуальным, и его, несомненно, следует начинать только и только с основ.

В этой связи нам остается еще раз призвать мусульманских и иудейских богословов и религиозных философов скорее дать свои концептуально целостные версии монотеистических введений в религиоведение для светской высшей школы. Пусть три версии будут резко критически настроенными по отношению друг к другу, но это несравненно лучше, чем концептуально "рыхлая" мешанина пусть по-научному достоверных, но сугубо частных знаний о тысячах языческих вероучений и о сотнях деноминаций и сект в рамках мировых религий. И, конечно, это несравненно лучше, чем освещение религиоведческих тем с позиций доморощенных "синтезов науки и религии", которые расплодились в постсоветскую эпоху на руинах былой "научно-атеистической" государственной идеологии и которые на деле не являют собой ничего принципиально нового по сравнению с оккультизмом, а в ряде случаев вырождаются в открытый сатанизм.

Что касается усиливающихся и крайне опасных духовных тенденций последнего рода, то в противодействии им компетентные и воцерковленные христиане, мусульмане и иудаисты являются единомышленниками и должны действовать единым фронтом.

Завершая это предисловие, считаем своим приятным долгом выразить благодарность ректору Института социально-экономического прогнозирования и моделирования В.П.Делия и декану факультета "Связи с общественностью" Е.В.Терентьевой, которые стимулировали подготовку и написание нашего инновационного курса лекций, предоставив нам полную свободу творческого поиска и педагогического экспериментирования. Приносим благодарность Благочинному приходу Балашихинского района прот. Николаю Погребняку за пастырское заинтересованное участие в судьбе этой книги и за внесение существенной коррективы в ее тематическую структуру, а также настоятелю Храма Рождества Божией Матери в Балашихе, кандидату богословия, прот. Владимиру Бороздинову за тщательную работу с текстом книги и за конструктивно-критические замечания, касающиеся освещения богословских аспектов христианского вероучения. Приносим также благодарность Главе Администрации Балашихинского района В.Г.Самоделову и президенту Фонда поддержки малого предпринимательства при Администрации Балашихинского района Т.М.Исаевой за финансовую помощь в издании стартового тиража данной книги.

Отзыв на книгу С.К.Абачиева "Православное введение в религиоведение. (Курс лекций)"

Рецензируемая книга представляет собой конкретную реализацию авторской программы одновременной фундаментализации и гуманитаризации высшего образования любого профиля, заявленной С.К.Абачиевым в авторитетном научно-педагогическом журнале "Университетская книга" (2001, N1). Эта книга представляется мне очень актуальной и своевременной.

Основной сферой моих профессиональных интересов и педагогической деятельности является русская философия. В последние годы я углубился в давнюю и очень больную проблему специфического менталитета отечественной интеллигенции, актуальность которой в наше время, по крайней мере, не уменьшилась по сравнению с эпохами Ф.М.Достоевского и выхода в свет сборника "Вехи ". Но результаты современных исследований такого рода пока могут быть адресованы, в основном, лишь сравнительно немногим отечественным специалистам, достаточно искушенным в вопросах православного вероучения и православной историософии. Элементарных знаний из этой области по сию пору остро не хватает не то что российскому студенчеству, но и многим кандидатам и докторам философских и других наук.

Теперь почти очевидно, что без систематической опоры на знания дееспособного религиоведения, не профанирующего свой предмет на манер "экономического материализма" и "научного атеизма", концептуально повисают в воздухе учебные курсы культурологии и философии. Между тем, в течение ближайших месяцев должен быть сформирован долговременный постсоветский Государственный образовательный стандарт 3-го поколения для высшей школы и аспирантур.

На этом фоне книга С.К.Абачиева представляется мне особенно актуальной и своевременной. Она заслуживает того, чтобы как можно скорее увидеть свет и оказать свое влияние на тематическую и методическую координацию и субординацию общегуманитарных дисциплин в этом стандарте, который призван лучшим образом резюмировать в учебных программах для студентов и аспирантов постсоветскую переоценку ценностей в нашей стране. Я бы вслед за автором назвал эту книгу "ликбезом" для отечественной интеллигенции в вопросах религии. Через него полезно пройти отнюдь не только российскому студенчеству. Имею серьезные основания утверждать, что и в наше время многие беды России проистекают из того, что российская интеллигенция в значительной своей массе традиционно девственно невежественна как в вопросах религии, так и в вопросах науки и ее методологии. Вместе с тем, она по-прежнему горделиво дерзает рассуждать на эти темы, по-прежнему склонна активно фабриковать и внедрять новые ложные ценности, по-прежнему склонна тотально, религиозно-ценностно принимать или отвергать сугубо светские, сложные и неоднозначные учения, требующие избирательного, научного принятия и такой же критики.

Автор рецензируемой книги силен в вопросах современной методологии науки. По-моему, он избрал лучший метод подачи материала такой читательской аудитории, которая воспитана в атеистической или религиозно индифферентной "системе координат" отечественной культуры советского и постсоветского периодов. Развивая тему 1, он вводит в предмет религиозного мировоззрения, отправляясь от мировоззрения научного, которое для таких читателей пока представляется единственно доступным (а то и единственно приемлемым).

В темах раздела 1 (с.17–50) С.К.Абачиев в полной мере использует свою высокую квалификацию как логика и методолога науки. В ряде случаев он совершенно по-новому ставит и решает ряд вопросов из вечной проблематики "наука и религия". Особенно это относится к космологическому пафосу мировых религий (с.22–26), который до сих пор сравнительно редко подчеркивается православными миссионерами и катехизаторами. Здесь явно чувствуется, что автор испытал на себе влияние философии русского космизма, но не до такой степени, чтобы впасть в богословски сомнительный утопизм на манер "Философии общего дела" Н.Ф.Федорова, не говоря об известной атеистической псевдоэсхатологии Э.В.Ильенкова. Дальнейшее освещение С.К.Абачиевым тем христианской эсхатологии (с.202–211), христианской догматики (с.236–251), христианского богословия и христианской религиозной философии (с.287–298), христианской аскетики и мистики (с.298–311) показывает, что он является воцерковленным и смиренным православным христианином и ни в коей мере не склонен к какому-либо экуменизму и к доморощенным спекулятивным "синтезам науки и религии".

Высокая квалификация в области логики и методологии науки позволила С.К.Абачиеву методом сравнительного анализа научного, философского и богословского типов познания определить специфику последнего, причем бесконфликтно (с.51–62). Здесь христианские богословы вряд ли что могут возразить, а люди, исповедующие научное мировоззрение, имеют возможность понять, что конфликт науки и религии является искусственным и грубо идеологизированным. По-моему, методологически убедительным образом обосновано положение автора о том, что концептуальную систему в религиоведение может внести только конфессионально ориентированный подход основных монотеистических вероучений (с.57–62). Попутно в этой связи С.К.Абачиев лапидарно разъясняет существенную методологическую разницу между философией религии и религиозной философией, которую новым поколениям российской интеллигенции полезно понимать со студенческих лет. В предисловии он уделяет особое внимание неустранимой конфликтности догматик и нравственных кодексов христианства, ислама и иудаизма, которая, тем не менее, не является поводом для религиозной розни в современной поликультурной России (с.11–13). Трудно не согласиться с автором в том, что после краха марксистско-ленинского "научного атеизма", злостно профанировавшего предмет религиоведения, иного пути в деле его эффективной учебной популяризации просто не существует. И С.К.Абачиев первым делом призывает мусульманских и иудейских богословов и философов дать свои конфессионально ориентированные версии религиоведения для светской высшей школы, которые были бы корректными по отношению к религиозным чувствам читателей-иноверцев (с.11).

По-моему, такая постановка вопроса о религиоведении в светской высшей школе не только вполне корректна, но и единственно продуктивна. Эта идея не первый год "носится в воздухе". Она неоднократно высказывалась на представительных Рождественских образовательных чтениях, в том числе и людьми из высшего руководства Министерства образования. И в лице рецензируемой книги, на мой взгляд, она получает одно из первых конкретных воплощений.

Книга С.К.Абачиева не пытается сгладить принципиально неустранимые конфликты догматик и нравственных кодексов трех монотеистических вероучений, которые являются основными культурообразующими факторами в поликультурной России. Но в своем по необходимости критическом освещении с православных позиций ислама (с.366–396), иудаизма (с.396–418), католичества (с.320–329) и протестантизма (с.329–337) рецензируемая книга представляется корректной и не дающей поводов для ценностных конфликтов. Здесь автор не нарушает меры, характерной для современного православного сравнительного богословия, результаты которого ни для кого не составляют секрета и не провоцируют подобных конфликтов. Убедительна и его критика экуменических концепций как искусственных кабинетных "придумок" на фоне сложнейших многовековых общественно-исторических процессов, которые привели к объективной многоконфессиональности монотеизма в религиозной культуре человечества (с.337–343).

Отмечу содержательное и сильное по форме предисловие автора к своей книге. Невозможно не согласиться с ним в его оценке контрпродуктивности советского гегелеведения и вообще всей марксистско-ленинской традиции "материалистического прочтения" гегелевского объективного идеализма. Впечатляет выявленная С.К.Абачиевым элементарно-основополагающая порочная практика написания со строчной буквы Ипостасей Творца и Вседержителя во всей советской (а зачастую – и в постсоветской) литературе, так или иначе затрагивающей религиозные вопросы (с.14). В сущности, насколько же примитивной была эта первопричина марксистско-ленинской мифологии "диалектики природы" и вообще "объективной диалектики", на которой были воспитаны два-три поколения советских философов и обществоведов! Но, насколько мне известно, С.К.Абачиев впервые ее разоблачает и выставляет на всеобщее обозрение во всей неприглядности. И это весьма актуально, так как тема "объективной диалектики" до сих пор маячит в современных отечественных учебных курсах философии.

В целом, рецензируемая книга представляется занимающей особое и достойное место в отечественной духовной и философской литературе. Конечно, квалифицированный православный богослов, историк и философ не найдут в ней особых откровений. Хотя и это не совсем так. Подача автором тем "наука и религия" (с.32–37), "религия и материализм" (с.39–51), духовной аскезы неискаженных монотеистических религий (с.158, 220 и др.) – все это представляется новаторским и, вместе с тем, богословски корректным и даже стимулирующим. Но для основной массы современной российской интеллигенции, не говоря о студентах и аспирантах, рецензируемая книга будет весьма информативной.

Свое содержательное предисловие автор заканчивает словами о том, что осведомленность новичков в тонкостях и нюансах осваиваемого предмета контрпродуктивна, если предварительно у них не сформировано понимание прописных истин (с.15). С этим невозможно не согласиться. Так дело обстоит везде, тем более – в религии, предмет которой неисчерпаем и непостижим до последних оснований. И в плане целостного приобщения к прописным истинам книга С.К.Абачиева, на мой взгляд, весьма успешна. В дальнейшем неофиты могут осваивать "Историю религии" о. Александра Меня с должной критичностью, а потом – святоотеческую и богословскую литературу. Но даже если они и не станут идти этим путем своего духовного роста, рецензируемая книга все равно даст им лучшие исходные концептуальные позиции для последующего освоения культурологии и философии. Последнее актуально не только для студентов и аспирантов, но и для весьма широких слоев современной российской интеллигенции, которая традиционно склонна к рассуждениям и спекуляциям на культурологические и философские темы.

В русской религиозной философии давно имеется религиоведческий задел в лице "Чтений о Богочеловечестве" В.С.Соловьева, который впервые разносторонне реализован о. Александром Менем во всемирно известной "Истории религии" и который в сжатой (по необходимости) форме положен в основу книги С.К.Абачиева. Но ее автор в последнем абзаце своего предисловия еще раз призывает мусульманских и иудейских богословов и философов дать свои конфессионально ориентированные и концептуально стройные версии религиоведения для светского высшего образования (с.15).

В целом, рецензируемая книга, на мой взгляд, может найти в нашей стране и, по крайней мере, в странах СНГ самую широкую читательскую аудиторию. И она должна скорее выйти в свет. Дело в том, что на рынке учебной литературы пока задают тон вчерашние специалисты по "научному атеизму", которые в лучших случаях выдают пусть по-научному добросовестные и достоверные, но сугубо частные и концептуально "рыхлые" сведения о колоссально сложном и многоукладном мировом феномене религии. При таком развитии событий книжный рынок скоро будет затоварен литературой подобного рода, но массовая учебная популяризация религиоведения в светской высшей школе от этого не станет сколь-нибудь эффективной. В результате сама идея преподавания религиоведения в светской высшей школе может быть дискредитирована – по образцу дисциплины "Концепции современного естествознания ", учебники по которой, в основном, пишутся авторами, не имеющими целостного подхода к современному естествознанию, к координации и субординации его отраслей, областей и дисциплин.

Об авторе

Абачиев Сергей Константинович

Кандидат философских наук, заведующий кафедрой общегуманитарных и естественно-научных дисциплин Института социально-экономического прогнозирования и моделирования. Область исследовательских интересов: традиционная формальная логика и эволюционная теория познания, философские проблемы труда и техники, православно ориентированные религиоведение, культурология и историософия. В разработке проблем логики и методологии науки впервые обратился к тщательной логико-гносеологической рефлексии над элементарными познавательными процессами научного и ненаучного типов. Автор прогностичной теории развития естествознания, построенной на началах основных законов эволюционной гносеологии. Автор инновационной концепции одновременной фундаментализации и гуманитаризации высшего образования любого профиля на началах базисного учебного курса современной логики.