|
Оглавление
Вместо предисловия
Вениамин Александрович Каверин. Даты жизни – 6 (19). IV. 1902 г. – 02. V. 1989 г. 87 лет отпущенной земной жизни. Из них – 66 лет в литературе. В 2002 году российская общественность отметила 100-летие со дня рождения писателя. Одна из первых статей о нем, опубликованная в 1931 году в пятом томе Литературной энциклопедии, начиналась словами: "Современный беллетрист и литературовед", а одна из последних в изданном в 1998 году биобиблиографическом словаре "Русские писатели. XX век" – "Каверин Вениамин Александрович – прозаик" (173: 581). Первой книгой, в которой была предпринята попытка целостного осмысления творческого наследия Каверина, стал появившийся в 1986 г. критический очерк О.Новиковой и Вл.Новикова "В.Каверин". Каким человеком был Вениамин Александрович, что он любил, а что ненавидел, об этом можно судить не только по его произведениям. 25 октября 1988 г., незадолго до своей кончины, Каверин ответил на вопросы анкеты, присланной ему, как и многим другим деятелям культуры, С.Д.Дрейденом. Из нее видно, что в мужчине он выше всего ценил "мужество", в женщине – "талант любви", что его собственная отличительная черта – "неуклонное исполнение намеченной цели", а самым большим несчастьем он считал "невозможность работать", что "предательство" вызывало у него отвращение, что самую большую антипатию среди исторических лиц у него вызывал Сталин, а среди литературных героев – Петр Верховенский; самыми любимыми были Герцен и княгиня Дашкова, а среди литературных персонажей – Андрей Болконский. Любимыми были А.Пушкин, Ин.Анненский, Г.Гейне, Ф.Шопен, М.Чехов, С.Эйзенштейн. А вот пять книг, которые ему были особенно дороги: "Хозяин Балантрэ" Стивенсона, Библия, сборник стихов Пастернака, "Война и мир" Л.Толстого, "Смерть Вазир-Мухтара" Ю.Тынянова. Он признавался, что из написанных им самим книг ему всего дороже роман "Перед зеркалом", а любимых изречений у него было два: знаменитый девиз поэта Альфреда Теннисона "Бороться и искать, найти и не сдаваться!" и рубаи О.Хайяма: Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало, О Каверине-человеке написано и сказано очень много добрых и справедливых слов. Удивительная скромность, душевное благородство (в самые трагические годы их жизни писатель помогал Н.Заболоцкому и М.Зощенко, участвовал в "реабилитации" исторической прозы Ю.Тынянова и драматургии М.Булгакова, выступал в защиту А.Синявского, Ю.Даниэля, А.Солженицына, помогал многим молодым писателям и пр., и пр.), высокая порядочность отличали его. Е.Шварц писал о своем друге: "Ни тени предательства, ни попытки бросить товарища в трудную минуту, отказаться отвечать на его горе мы не видели за все тридцать лет дружбы от Каверина" (Цит. по: 21: 131). Позднее в своем письме по поводу публикаций каверинских заметок-воспоминаний "О последних днях Б.Пастернака" В.Быков написал: "Теперь я вижу, что Вы и Д.С.Лихачев – вот два апостола духа, сбереженные судьбой для нашего Сегодня" (Цит. по: 38: 142). И – комментарий В.А.Каверина в письме к Д.С.Лихачеву, свидетельствующий о его невероятной скромности: "А ведь он (Быков – Э.Ф.) очень серьезный, не склонный к выспренному мышлению человек. Ну какой же я апостол? У меня нет и десятой доли Вашей научной смелости, Ваших необъятных разносторонних познаний" (Цит. по: 11: 142). Внешне литературная судьба Каверина выглядит вполне благополучно: три собрания сочинений, десятки книг, вышедших отдельными изданиями, многие из которых были экранизированы в кино и на телевидении, полученные Сталинские премии, награждение орденами, закрепившийся титул "одного из основоположников советской литературы", а главное – миллионы читателей, любивших его светлые и мудрые книги, "исполненные, – по точному замечанию А.Арьева, – прямого душевного благородства" (21: 129). Самому Каверину пришлось пережить многое: были обвинения в "формализме", настойчивый интерес Управления ленинградского НКВД, до середины 50-х годов почти каждую книгу писателя ожидала грубая критика, даже в 70-е годы была опубликована необъективная статья С.Можнугяна о романе "Перед зеркалом", причиной появления которой было выступление В.А.Каверина в защиту А.Синявского и Ю.Даниэля. Но, несмотря ни на что, писатель Каверин состоялся. Он не только сумел сохранить в себе молодость души и присущий молодости этический максимализм, но и стал высоким профессионалом. В одной из своих статей А.Арьев заметил: "Когда-то, начиная литературный путь, Каверин со всем пылом молодости заявил: "Из русских писателей я больше всего люблю Гофмана и Стивенсона". Через полвека он мог бы свой парадокс заключить не менее энергично: "А из западных – Герцена"". С таким представлением о своей литературной эволюции писатель не только был согласен, но даже заметил как-то, что если писать о нем книгу, то аннотацию к ней можно было бы свободно ограничить двумя подобными суждениями. Оставаясь самим собой, от юношеского "языка остранения" он все настойчивее обращался к герценовскому "языку мысли" (21: 130). Своеобразный талант Каверина сразу оценил М.Горький, который читал все его произведения, начиная с книги "Мастера и подмастерья", вышедшей в 1923 году. Он предупреждал молодого писателя, что его путь в литературе не будет легким: "Однако вы должны знать, что вас не сразу поймут и оценят. Вам надо вооружиться терпением в пути, на который вас обрекает характер вашего таланта. Его надо очень любить, очень беречь, – это цветок оригинальной красоты, формы, я склонен думать, что впервые на почве литературы русской распускается столь странное и затейливое растение" (51: 172). Что же увидел М.Горький в произведениях начинающего писателя? Почему он советовал ему, что "следует дорожить" его "склонностью" к сюжету, за которую Каверина часто упрекали? Совет М.Горького запомнился. В своем "Очерке работы" Каверин писал: "Я всегда был и остался писателем сюжетным и никогда не понимал, почему это могучее оружие находится в пренебрежении у многих писателей и критиков, считающих, что сюжетность и второсортность – близкие, если не тождественные понятия" (I: 16). Для ранних произведений В.А.Каверина была характерна сложная совокупность острых сюжетных ходов, нарушающих логически обоснованное, мерное течение действия: неожиданные события, необычайные ситуации, пространственно-временные смещения, появление новых, иногда таинственных персонажей, изменяющих судьбы других, составляли основную интригу многих его произведений. С этим была связана и характерная для творчества Каверина фабульная парадоксальность, которая могла быть преобразована в психологическую, предполагающую изображение загадочного характера персонажа. Еще на одну особенность таланта Каверина обратил внимание Е.Замятин, прочитав его "Хронику города Лейпцига": "Есть у Каверина одно оружие, какого, кажется, нет ни у кого из других Серапионовых братьев, – это ирония. <...> На наших российских полях этот острый и горький злак до сих пор произрастал как-то туго; тем ценнее попытка посеять его и тем больше своеобразия дает она лицу автора" (71: 7). Ироническую игру на грани реальности и фантастики вел Каверин в "Пятом страннике" – повести, имеющей подзаголовок "Театр марионеток"; пародийно-ироническую – в новеллах "Бочка" и "Столяры"; игра с "мировой волей" ведется в "Большой игре"; веселой игровой стихией отмечена повесть "Конец хазы", в которую Каверин ввел "смеховую культуру" уголовного мира; в "Двух капитанах" шла игра в "дальние страны". В прозе Каверина большое место занимала не только ирония (самоирония), но и элементы сатиры. Писатель обладал талантом переводить в фельетонный план даже серьезные темы, как, например, в новелле "Ревизор". Он всегда мастерски решал проблему гармоничного соотношения серьезного и игрового начал в своих произведениях. Е.Замятин отметил в каверинских произведениях и присутствие в них "стойких сплавов из фантастики и реальности" (70: 61). Действительно, для Каверина вопрос о соразмерности реального и фантастического, о таком их соединении, при котором они бы "удваивали друг друга", но не уничтожали, был всегда актуальным. Так, например, в "Пятом страннике" он сумел "...философски углубить перспективу как бы путем параллельных зеркал" (там же). Среди особенностей поэтики В.Каверина можно выделить сквозные мотивы его творчества (мотивы сна, театра, игры, двойничества, тайны, памяти), его умение осваивать романное пространство, способность к острой наблюдательности, использование гротеска, приема "остранения", способность пародировать различные стили литературы, интерес к документу и многое другое. Хотя В.А.Каверин работал в разных жанрах, мы остановимся на вопросе о романном пространстве его произведений. С.Бочаров в книге "Сюжеты русской литературы" заметил, что еще в девятнадцатом веке изменился статус отдельного произведения: "произведение становится "миром", столь же единственным и уникальным (внутри "себя" не предполагающим существования вне себя других произведений-"миров"), как и сам послуживший ему источником, моделью и материалом внелитературный "объективный" мир" (34: 7). Не отвергая мысли Федора Степуна о том, что каждое произведение "одиноко", как абсолютная личность, что оно представляет собою "всеисчерпывающий эстетический космос", что каждое произведение искусства "живет в атмосфере полного одиночества" и "абсолютно трансцендентно всем другим, и все другие абсолютно трансцендентны каждому" (134: 257), С.Бочаров выдвинул тезис о существовании общего пространства литературных произведений, о "действиях и событиях, происходящих в этом общем пространстве, представляемом как метапроизведение" (34: 8). Произведения и "творческие миры" писателей – по мнению исследователя – не одиноки, и между ними можно выявить контакты, даже не предусмотренные самими авторами. В качестве примера он прослеживает общие "скрытые сюжеты" у таких писателей, как А.Пушкин, Н.Гоголь, Ф.Достоевский. В литературоведении двадцатого столетия появилось новое понятие – "метароман", – которое определяет идею целостности романного пространства в творчестве того или иного писателя. Оно не является простым суммативным целым, организованным определенным жанровым каноном, а представляет собой самостоятельную и внутренне завершенную систему, включающую в себя уникальное авторское мышление, его миропонимание, его концепцию мира и человека в нем. В "метаромане", в отличие от "цикла", нет жесткого соотнесения частей, ибо каждый из романов является самостоятельным произведением и может быть прочитан независимо друг от друга, хотя каждый из них обогащает содержание другого и расширяет наше понимание авторской концепции бытия. Что касается каверинских произведений, то в них реализуется общая идея бытия-в-творчестве. Этико-философские и этические представления Каверина о человеке связаны с типом человека-творца, поэтому вполне допустимо предположить и то, что несколько его произведений можно рассматривать как "метароманный цикл", ведь общее пространство каверинских романов составляет мир творческой личности – художника, писателя, ученого, исследователя, а при чтении их возникают бесконечные сравнения и "отталкивания" одного персонажа от другого, что позволяет выявить определенные типологические ряды героев. А.Л.Бем в статье "Сумерки героя" высказал мысль о том, что Достоевский "может быть, и сам того не сознавая", постоянно находился "во власти литературных припоминаний" и что творческий анамнесис был его писательским методом (29: 114). О власти "литературных припоминаний" (теории анамнесиса) размышлял и В.Набоков: "Не хочется припутывать сюда Платона, к которому я равнодушен, однако похоже, что в моем случае утверждение о существовании целостной, еще не написанной книги в каком-то ином, порою прозрачном, измерении является справедливым, и моя работа состоит в том, чтобы свести из нее на землю все, что я способен в ней различить, и сделать это настолько точно, насколько оно человеку по силам" (10: 40–41). "Во власти литературных припоминаний" часто оказывался и В.А.Каверин. А если учесть, что он был не только писателем, но и филологом, который в своих статьях часто осмыслял и анализировал свои и чужие произведения, размышлял над вопросами истории русской и западноевропейской литературы, а в его произведениях явно прослеживаются традиции мировой литературы: соединение реального и фантастического планов, умение переводить серьезные проблемы в так называемый памфлетный стиль, пересечение в романном пространстве "параллельных" сюжетных линий (например, в романе "Два капитана" – линии Татаринова и Григорьева), соединение серьезного и игрового начал, что он творчески осваивал документальные, архивные и мемуарные источники (например, в романе "Перед зеркалом" и в мемуарах "Освещенные окна", "В старом доме", "Вечерний день"), что он во многих своих произведениях использовал прием игры на грани реальности и фантастики (например, в "Пятом страннике"), то можно говорить о роли "литературных припоминаний" в его творчестве и о существовании общего пространства его произведений – о "метаромане" В.А.Каверина. И не случайно авторы исследования творчества В.А.Каверина О.Новикова и Вл.Новиков во вступлении к своему очерку "В.А.Каверин", замечали: "Перед нами совокупность произведений, написанных на протяжении более чем шестидесяти лет. Мы будем говорить о них, имея в виду, что все созданное писателем и есть текст его жизни, и что в построении этого текста имеются свои внутренние закономерности" (115: 5). Каковы же основные слагаемые художественного мира каверинских произведений? В них можно выделить такие проблемно-тематические компоненты, как тема памяти, тема творчества и нравственной ответственности таланта перед людьми, тема становления творческой личности, драматических отношений между людьми науки (искусства) и лженауки (псевдоискусства). Писатель всегда стремился осмыслить ключевые проблемы искусства и законы "сцепления". Уже в ранний период творчества Каверина заинтересовало открытие Лобачевского, который скрестил в бесконечности параллельные линии. Это заставило писателя задуматься над вопросом: "...что же мешает мне скрестить в бесконечности два параллельных сюжета?" (VII: 437). Об этом он вспоминает в "Освещенных окнах", когда пишет о своей работе над "Одиннадцатой аксиомой". По мнению О.Новиковой и Вл.Новикова, "задача "скрещения параллельных в бесконечности" выходит далеко за пределы индивидуального опыта Каверина. Это, по сути говоря, ключевая проблема искусства двадцатого столетия, искусства, отмеченного духом аналитизма и одновременно страстной жаждой синтеза" (115: 19). В доказательство этого тезиса они обращаются к произведениям Фолкнера, булгаковскому роману "Мастер и Маргарита", к творчеству В.Хлебникова, которого Ю.Тынянов называл "Лобачевским слова". Одна из тенденций историко-литературной эволюции восприятия текста позволяет заметить общее движение научной (филологической) мысли, которую Ю.М.Лотман определял как тенденцию интеграции – "превращение контекста в текст" ("творчество всей жизни как одно произведение") (100: 131). Это имеет прямое отношение к писателю В.А.Каверину. А.П.Чудаков, размышляя о его мироощущении, отмечал "некое единое восприятие им мира, которое проявляется во всех... порожденных им текстах, закрепленных им самим или кем-либо другим" (156: 220). Главный тезис статьи А.Чудакова "Единство видения: письма Чехова и его проза" таков: "все произведения писателя написаны одной рукой". Доказательство его зиждется на утверждении того, что "в поэтике прозы Пушкина, его исторической прозы, публицистики, литературно-критических статей, автобиографических записок гораздо больше сходства, чем различий" (156: 221). Индивидуальный стиль, тип художественно-предметного видения, общность словаря писателя относится, по мнению А.П.Чудакова, к "наджанровым понятиям" и "единообразно проявляется" в любых жанрах, к которым обращается писатель, а В.А.Каверин писал рассказы, повести, романы, мемуарные произведения, эссе, сказки, статьи, драматические произведения. И все эти тексты создали художественный мир Каверина. В нем большинство персонажей являются своеобразным alter еgo автора. В данном случае уместна аналогия с набоковским "метароманом", в котором В.Ерофеев выделил "метагероя", некое "метароманное Я", полагая, что все "избранники" ("творцы") Набокова являются двойниками друг друга, а соединенные вместе они составляют образ авторского Я: "Я" "метаромана" дробится и множится, это – спутники, вращающиеся вокруг той планеты, которую можно назвать набоковским, авторским "Я" (63: 16). Думается, что можно говорить и о "метароманном Я" каверинских произведений, потому что в них многие персонажи тоже являются "спутниками" "авторского Я" писателя: и литературовед Ногин ("Скандалист, или Вечера на Васильевском острове"), и художница Лиза Тураева ("Перед зеркалом"), и герой мемуарной трилогии "Освещенные окна", и многие другие. Это является доказательством того, что в художественной философии В.Каверина идея творчества понимается и как создание художественного произведения, и как созидающее, креативное сознание героя. Тип героя, внутренне близкого самому писателю, – это человек, наделенный способностью к творчеству, способный испытывать моменты вдохновения, делать открытия, что дает ему возможность воспринимать мир как "мерцающую радость". В произведениях Каверина, как и в произведениях Набокова, присутствуют два типа героев – тип "творца", "избранника", "представителя" и тип "пошляка". Герои-"избранники" – это люди, обладающие творческим даром. Причем, у обоих писателей – у Набокова и Каверина – "творец" может быть представителем мира искусства (набоковский писатель Годунов-Чердынцев, каверинская художница Елизавета Тураева), или не иметь к нему отношения (набоковский "странник" Мартын Эдельвейс, каверинский летчик Саня Григорьев). Большинство исследователей творчества В.Набокова (В.Варшавский, П.Пильский, Т.Адамович, М.Осоргин) относят Мартына Эдельвейса к типу "странника", путешественника, что предполагает всегда наличие мужества. Максим Д.Шраер в работе "Набоков: темы и вариации" прямо утверждает героическое начало характера Мартына Эдельвейса: "Возвращение Мартына в Советскую Россию представляет собой героическую экспедицию..." (166: 125), а вся жизнь Мартына – "счастливое и мучительное путешествие". Это и дает нам право проводить параллель между ним и Саней Григорьевым, совершавшим "героическую экспедицию" в поисках следов капитана Татаринова. "Творец", "настоящий человек", по Набокову, всегда "...поэт, волонтер свободной зоны" (110: 204). Каверин расширяет значение слова "поэт": таковым может быть у него и ученый, способный ощутить "поэзию мысли", как Ногин из "Скандалиста...", Татьяна Власенкова из "Открытой книги", Коншин из "Двухчасовой прогулки". И В.Набоков, и В.Каверин показывают своих "творцов" как духовных и интеллектуальных личностей, утверждая, что творческий дар – это не только "демиургическое блаженство", но и большая ответственность перед миром и перед самим собой. Но если у Набокова не все "творцы" оказываются достойными их "дара" (они могут сойти с ума, стать убийцами или кончить жизнь самоубийством, как, например Лужин в "Защите Лужина", Горн в "Камере Обскура", Герман в "Отчаянии"), то каверинские "творцы" всегда душевно здоровы и целеустремленны. Если вспомнить замечание Н.М.Чиркова о том, что все персонажи "Войны и мира" Л.Толстого делятся на "людей войны" и "людей мира", то во многих каверинских произведениях его ученых можно разделить на "людей науки" и "людей лженауки". Критерием в оценке этих персонажей является не талант (он был и у Крамова в "Открытой книге", и у Врубова в "Двухчасовой прогулке"), а нравственное отношение к Делу, которому они служат. О труде ученых писать сложно. После работы над "Открытой книгой" Каверин понял (в этом он признается в своем "Очерке работы"), что "в романе о людях науки познавательная сторона (стоившая так много труда), в сущности, не является предметом искусства и нужна только в том случае, когда она органически входит в сюжет" (I: 23). И кем бы ни был ученый – биологом, математиком, историком, – он всегда зависим от своих нравственных принципов. Каверин вспоминает толстовское высказывание о том, что герои действуют не так, как он им приказывает, а так, как они не могут не действовать, потому и "люди науки, подобно литературным героям, действуют так, как они не могут не действовать" (там же). Основу конфликта большинства произведений В.Каверина о людях науки ("Скандалист, или Вечера на Васильевском острове", "Двойной портрет", "Открытая книга", "Двухчасовая прогулка") составляет острое столкновение представителей истинной науки с лжеучеными. "Творцам" в произведениях и Набокова, и Каверина всегда противопоставлены "пошляки", суть которых определил Г.Хасин, заметив, что пошлость является "доказательством онтологической катастрофы", ибо в ней "...соединяются два элемента: обман и корысть, мошенничество и самореклама..." (151: 189). Г.Хасин отметил и агрессивность пошлости, что обязательно требует противостояния: "Именно вследствие своей агрессивности пошлость не может быть оставлена на усмотрение ее носителей как безвредный недостаток вкуса – она требует постоянного отпора, ибо посягает на все окружающее" (там же). Набоковские "пошляки" отпора не встречают. Стремясь обрести спасение в своем искусственно созданном мире, набоковские "творцы" всячески избегают контакта с "пошляками", представляющими всю "пеструю пустоту" реальности: Ганин – Алферова, Годунов-Чердынцев – Щеголева, Цинциннат – мсье Пьера, Лужин – родителей жены. А вот каверинские "творцы" всегда выбирают активную жизненную позицию и дают отпор Ромашовым ("Два капитана"), Врубовым и Осколковым ("Двухчасовая прогулка"), Снегиревым ("Двойной портрет"). "Творцы" В.Каверина всегда находятся в состоянии внутренней гармонии, их душевные и интеллектуальные силы направлены на поиски истины, "пошляки" же, часто ведя двойную игру, разрушают себя, свою жизнь, как Николай Татаринов в "Двух капитанах", Снегирев в "Двойном портрете", Осколков в "Двухчасовой прогулке". Все герои каверинской прозы различаются не по социально-бытовым, а по психологическим характеристикам – по способности ощущать огромность мира, жить творческой жизнью, нести людям радость, или по неспособности преодолеть эгоистическую замкнутость своего мирка и найти того, Другого, с кем можно было бы вести диалог. Большинство из обозначенных выше вопросов и составили содержание предлагаемой читателю книги, состоящей из четырех глав, в основу которых положен анализ произведений В.А.Каверина, главным героем которых всегда является "творец" – исследователь, писатель, художник, ученый. Благородство и интеллигентность Каверина-человека реализовалась в нравственных позициях героев его книг, что заставляет еще и еще раз возвращаться к его произведениям. Об авторе
Эмилия Яковлевна Фесенко
Заместитель директора по научной работе Северодвинского филиала Поморского государственного университета им. М.В.Ломоносова, кандидат филологических наук, профессор кафедры теории и истории литературы. Ученый секретарь совета по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук по специальностям "Русская литература" и "Русский язык". Почетный работник высшего профессионального образования России, действительный член Международной академии наук о природе и обществе. Является руководителем научного направления "Актуальные вопросы современного
литературного процесса", в рамках которого защищены три кандидатские
диссертации. Научный редактор ученых записок |
|||||||||||||||||||||||||||||||||