|
Содержание
От автора
Настоящие очерки не представляют собой сколько-нибудь полного или систематического освещения основных сторон русской семасиологии. Находящееся в заглавии этой работы слово "очерки" употреблено здесь в его собственном значении, то есть оно должно указать на то обстоятельство, что предлагаемая работа не ставит задачей последовательное и, так сказать, равномерное освещение подсказываемых второй частью заглавия вопросов. В ряде случаев автор только вскользь касался некоторых очень существенных теоретических вопросов, что, конечно, можно поставить ему в вину, но не всегда следует объяснять его легкомыслием или небрежностью. Еще одно обстоятельство требует разъяснения. В предлагаемых очерках речь идет о "лексической семасиологии ". Такое ограничение диктовалось не только внешними причинами. Оно основано на том убеждении, что значения слов представляют собой качественно иную реальность, чем значения других элементов языка. Самое понимание "лексического значения", которому следует автор, во многом традиционное, как можно предвидеть, удовлетворит далеко не всех. Согласно этому пониманию, лексическое значение слова выступает в двояком аспекте. Оно определяется местом слова в лексической системе языка (парадигматическими и синтагматическими связями слова), и оно определяется соотнесенностью слова с понятиями и его "предметной" прикрепленностью. В этом плане и говорится далее о "значении слова". Конечно, эти факторы лексического значения могут быть исследованы отдельно, но, как кажется, нет никаких веских причин полагать, что их одновременный учет равнозначен "смешению" разных аспектов исследования. Другое дело, что корректное совмещение этих аспектов – довольно сложная задача, на разрешение которой никак не претендует автор. Он решается выпустить настоящую работу в надежде, что собранный им материал (воспроизводимый непосредственно в самом тексте в качестве иллюстраций к некоторым высказанным положениям) может оказаться небесполезным при дальнейшем обсуждении проблемы. Автор предполагает, что и самый факт появления работы, хотя и краткой, из области описательной семасиологии русского языка, в которой давно не наблюдалось каких-либо творческих устремлений, может быть, в какой-то мере будет способствовать критической (а следовательно, в каком-то плане и созидательной) мысли. Введение
Семасиология – наука о значениях слов – в настоящее время привлекает к себе все большее внимание исследователей различных направлений. Вместе с тем нужно отметить следующее. Хотя как самостоятельная лингвистическая дисциплина она оформилась в конце XIX века (самый термин "семасиология" был впервые употреблен немецким лингвистом Э.Рейзигом в первой половине XIX века) и с тех пор был накоплен огромный материал, демонстрирующий различные пути и способы изменения значений слов, сделаны важные обобщения и намечены основные принципы семасиологического исследования, – до сих пор семасиология остается той областью языкознания, в которой больше всего неопределенного и даже в известном смысле "ненаучного". Недоверчивое и скептическое отношение к семасиологическим проблемам со стороны значительной части лингвистов, наблюдавшееся в последние десятилетия, сменялось попытками подойти к семасиологии во всеоружии новых, более точных методов, выработанных в других разделах языкознания. При этом высказывались очень интересные соображения, касающиеся как природы самого "значения", так и возможных путей его изучения. Однако изучение конкретных фактов продолжалось главным образом в отрыве от этих общих соображений, так что и в настоящее время можно было бы с некоторыми оговорками повторить слова С.Ульмана, которыми он начал одну из своих статей, написанную десять лет тому назад: "Семасиология остается в стороне от общего направления современного языкознания". Такое положение семасиологии в кругу других лингвистических дисциплин объясняется не в последнюю очередь тем, что словарный состав языка не только практически безграничен, но, по существу, и не очерчен в каждый момент существования языка с достаточной определенностью, Действительно, тогда как в отношении тех или иных фонем и грамматических форм мы всегда с полной категоричностью можем сказать, существуют они в языке или нет, относительно слов и значений слов это иногда не так легко сделать. Например, можно вполне определенно утверждать, что аорист и имперфект не принадлежат системе глагольных форм современного русского языка (их реликтовое сохранение в отдельных фразеологических застывших формулах, конечно, не в счет), но входят ли в словарный состав современного русского языка такие слова, как ланиты, втуне, вельми и под.? Или такие, как кейф, кейфовать (ср. у Достоевского: "...бульдог расположился среди комнаты и лениво наслаждался своим послеобеденным кейфом"; у Лескова: "Правитель с полицмейстером вышли в кабинет, а мы опять начали прерванный кейф"; у Чехова: "После обеда, когда я кейфую на диване..."; "...а с обеда до вечера кейфует и наслаждается отдыхом"; у Куприна: "...и вообще предаются временному легкому кейфу"; у Горького: "И так он сидел, кейфовал..." и т.п.), фрыштик (ср. у Достоевского: "...петербургский русский никогда не употребляет слово "завтрак", а всегда говорит: "фрыштик", особенно напирая на звук фры"), бомонд (ср. у Чехова: "Поставив Оленьку на подобающее ее аристократическим поползновениям место, я стал позади бомонда и занялся наблюдениями"), бонмо и т.д. или дансинг, сомбреро, вигвам (ср. в переводе "Песни о Гайавате") и мн.др.? Другой особенностью семасиологии, затрудняющей введение в нее методов, успешно применяемых в других областях языкознания, является то, что, будучи наукой о значениях слов, она тем самым неизбежно обращена к внеязыковой действительности, так как совершенно ясно, что значение слова не может быть определено безотносительно к тому предмету или явлению, для обозначения которого это слово используется. Конечно, возможно изучение значений слов на основе учета их лексической л синтаксической сочетаемости, то есть рассмотрение лексических контекстов и синтаксических конструкций, в которых они выступают. Но такое изучение, очень важное для семасиологии, не является само по себе изучением значений слов. Оно дает возможность объективно охарактеризовать и в известной мере классифицировать эти значения, но оно не может раскрыть подлинной природы существующих между ними различий. Нужно согласиться с О.С.Ахмановой, писавшей: "Если, например, слепой от рождения никогда не видал ни мела, ни молока, ни снега, ни вообще каких-либо белых предметов, значение слова "белый" никогда для него по-настоящему не раскроется" (Можно напомнить также старый анекдот, легший в основу иронического выражения знает толк в молоке (смысл его вполне согласуется с высказанным выше убеждением): Вожатый похвалился, что похлебал молока. "А какое оно?" – спросил слепой. – Сладкое да белое. – А что такое белое? – Как гусь. – А что такое гусь? – Вожатый согнул руку костылем: Вот такой. Слепой пощупал и понял, что такое молоко (В.И.Даль, Пословицы русского народа, Гослитиздат, М., 1957, стр, 456)). Прилагательные, обозначающие разные цвета, имеют, конечно, различную лексическую сочетаемость. Но конкретное значение их определяется не особенностями сочетаемости, а особенностями самих признаков реальных (или воображаемых) предметов, для обозначения которых они служат. Сколь бы ни было важно для семасиологии разграничение "собственно семантических" связей между словами и таких связей, которые непосредственно отражают отношения, существующие между предметами и явлениями реальной действительности, – оно не должно приводить к тому, что эти "отраженные связи" исключались бы из исследования как не относящиеся к "науке о значениях слов". Это было бы неоправданно хотя бы по той причине, что, исследуя семантические отношения, объективно существующие в языке, мы, по сути дела, должны брать их во всей совокупности, чем бы они ни были обусловлены. Кроме того, и те отношения между значениями слов, которые могли бы быть признаны внутриязыковыми, в конечном счете, также подчинены внеязыковым отношениям. Так, иногда указывается, что объединение слов, обозначающих, например, "части тела" или "степени родства", основано на классификации не слов как единиц языка, а самих предметов, поэтому данные единицы не образуют лексико-семантических групп; собственно же языковыми можно считать лишь объединения слов, имеющих, например, синонимический характер и т.д. (в данном случае такие, скажем, как глаза, очи, зенки; отец, батюшка, папаша и т.п.). Но и синонимичность слов, будучи внутриязыковым явлением в том смысле, что она определяется закономерностями, существующими в языке, в то же время совершенно явно зависит от предметной отнесенности данных слов. Основной задачей семасиологии является исследование именно того, как в единицах языка (словах) отображается внеязыковая действительность. Те связи и взаимоотношения между явлениями действительности, которые главным образом и обусловливают лексико-семантическую систему языка, являются, конечно, внешними по отношению к самому языку. Но всякая знаковая система служит для обозначения как раз того, что находится за пределами самой данной системы (понятно, что, когда сам язык описывается при помощи того же языка, он, как предмет исследования, совершенно так же находится вне данного конкретного сообщения о нем), и значение знака раскрывается только вне данной системы (в противоположность значимости знака, которая определяется его положением внутри системы). Сказанное никоим образом не следует понимать как какое-либо преуменьшение роли собственно языковых особенностей лексико-семантической системы языка. О существовании в языке таких особенностей, которые должны быть признаны собственно языковыми, или внутриязыковыми, свидетельствует хотя бы тот хорошо известный факт, что значения слов в разных языках редко полностью совпадают, или тот факт, что те же отрезки действительности неодинаково членятся лексикой разных языков. Точно так же сдвиги в значениях слов, развитие у слов новых значений, образование новых слов и т.д., будучи обусловлены изменениями в объективной действительности, вместе с тем не могут происходить в языке независимо от уже существующих в нем семантических отношений. Исследование внутриязыковых факторов семантических изменений, происходящих в языке, нельзя, однако, произвести, не установив того, чем вообще могут быть вызваны эти изменения, то есть без учета и внешних по отношению к системе языка факторов. Нужно заметить, что лексико-семантические изменения в гораздо большей степени, чем какие-либо другие изменения в языке, демонстрируют связь языка с жизнью и деятельностью говорящего на данном языке коллектива. Семантическая история слов во многих случаях достаточно отчетливо отражает изменения в условиях жизни общества. На первых этапах своего развития семасиология понималась именно как историческая наука, изучающая изменения значений слов. Только с распространением взглядов Ф. де-Соссюра, введшего в языковедение понятия синхронии и диахронии и требовавшего их строгого разграничения, среди подлежащих семасиологическому исследованию вопросов была выделена проблема изучения значений слов и отношений между ними в какой-то определенный момент существования языка, то есть как сосуществующих элементов сложной, но единой системы. Значения слов, так же как и соотношения между значениями одного и того же слова и между значениями различных слов, обусловлены, конечно, историей языка, связанной с историей народа. Однако самые эти значения и соотношения выступают в каждый отдельный момент развития языка независимо от их истории в том смысле, что для языкового общения важна не история тех или иных элементов языка, а результаты истории, то есть самые эти элементы в их отношении друг к другу. Совершенно ясно, что ознакомление с историей слова часто помогает понять особенности его употребления в современном языке. Но не менее очевидно и то, что уже пройденный словом путь не может иметь значения для установления места и функций слова в современном языке, как, например, общность происхождения слов начало и конец никак не влияет на их противопоставленность в современном языке, а этимологическое "тождество" русского черствый и чешского cerstvy, означающего "свежий", – на их противоположные значения (ср. сочетания черствый хлеб и cerstby chleb). Различие между синхроническим и диахроническим (историческим) подходом к семантическим явлениям легко увидеть хотя бы на таком примере. Хорошо известно, что в ряде случаев метафорическое употребление слова становится более или менее устойчивым и ведет к образованию особого переносного значения, проявляющегося свободно или в определенных фразеологических сочетаниях. Однако "переносное" с исторической точки зрения значение в тот или иной период развития языка может стать его основным значением; употребление же слова в исторически "основном" значении будет ощущаться говорящими как какая-то реализация его метафорических возможностей. Ср., например, распределение значений у слова красный в современном русском языке. Его "цветовое" значение воспринимается говорящими (и регистрируется словарями современного русского языка) как основное значение слова. Фразеологически (и стилистически) ограниченное употребление слова в значении "прекрасный", "красивый", "хороший " представляется своеобразной, несколько архаичной, языковой метафорой (красная девица, красная изба, красное солнышко, красный денек; ср. пословицы: не красна изба углами, красна пирогами; долг платежом красен и т.п.), в то время как именно это значение и было свойственно слову в древнерусском языке; употребление его в подобных сочетаниях является, таким образом, не метафорическим развитием слова, а отголоском его первоначального значения (ср. его отчетливое отражение в словах краса, красота, красивый, прекрасный; движение слова к его современному значению запечатлелось, в свою очередь, в таких словах, как красить, краска). Пример этот показывает, что оценка одного и того же явления различна при его изучении в синхроническом и историческом планах. Таким образом, выделяются две различные, хотя и взаимосвязанные области семасиологического исследования: историческая семасиология и описательная семасиология. Одним из центральных вопросов исторической семасиологии является вопрос о причинах семантических изменений. Понятно, что если в языке происходят сдвиги в значении тех или иных слов, то эти сдвиги чем-то вызваны, связаны с какими-то другими процессами в самом языке или во внеязыковой действительности. Проведенные многими исследователями наблюдения над развитием значений отдельных слов и групп слов показывают сложное взаимодействие самых разнообразных факторов, влияющих на семантические изменения. Вопрос заключается в том, можно ли достаточно последовательно разграничить эти факторы, установить их соотношение и "сферы действия". С этим вопросом тесно связан вопрос о характере самих семантических изменений, о возможности их внутренне обоснованной классификации. Можно ли в самом языковом материале найти критерии для выделения определенных типов семантических изменений? Соотносятся ли как-либо различные типы семантических изменений с вызвавшими их факторами? Как для исторической, так и для описательной семасиологии чрезвычайно важным является определение характера тех отношений, которые существуют между значениями различных слов. Признание системного характера всех сторон языка предполагает, что адекватное изучение тех соотношений и тех изменений, которые наблюдаются в значении и употреблении отдельных слов, возможно только при учете их места и значимости в составе определенного семантического целого. Однако определение последнего совсем не представляется очевидным. Именно при попытке его определения яснее всего обнаруживается, что каждое слово может объединяться со многими другими словами по совершенно различным признакам, то есть входить в разнообразные лексико-семантические ряды. Выдвинутые различными исследователями теории "поля", резко отличающиеся друг от друга и методологически, и принципами самой группировки слов, свидетельствуют не столько о субъективности выбора признаков, сколько об объективном их многообразии в языке. Об авторе
Языковед, лексиколог и лексикограф, синтаксист, академик АН СССР (1987; член-корреспондент с 1984 г.), доктор филологических наук (1969), профессор (1970). Окончил филологический факультет (1951) и аспирантуру (1954) МГУ им. М.В.Ломоносова. После аспирантуры преподавал в Орехово-Зуевском педагогическом институте; с 1958 г. и до конца жизни работал в Институте русского языка АН СССР, в котором последние двадцать с лишним лет руководил сектором, а затем отделом современного русского языка. Д.Н.Шмелев одним из первых в русистике сформулировал принципы системного семантического анализа русской лексики, описал парадигматические, синтагматические и деривационные отношения в лексике и семантике русского языка; разработал классификацию функциональных стилей современного русского литературного языка; исследовал организацию русского предложения, описал его структурные схемы и их лексическое наполнение; занимался изучением грамматических аномалий современного русского языка, а также проблемами художественной речи, эстетической функции языка, художественного образа. Автор более 100 научных работ, в том числе 6 монографий. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||