Ковалевский М.М. Современные социологи:
Критический обзор ТЕОРИЙ И КОНЦЕПЦИЙ КРУПНЕЙШИХ СОЦИОЛОГОВ XIX ВЕКА (К. Маркс, Г. Тард, Ф. Гиддингс, Л. Гумплович, Г. Зиммель, Э. Дюркгейм, С. Бугле, А. Кост, Б. Кидд, А. Лориа). Изд. стереотип.

Оглавление

Из вступления

Живя частiю во Францiи, частью въ Италiи, я посещал по временамъ Англiю, Соединенные Штаты Америки и немецкiя страны, я имелъ возможность сделаться свидетелемъ ускореннаго двйженiя въ области соцiологической мьiсли. Оно проявилось начиная съ дввяностыхъ годовъ протекшаго столетiя. Это явленiе было до некоторой степени неожиданнымъ. Ни что въ философской литературе не предвещало его наступленiя. И въ Англiи, и во Францiи, и въ Италiи, не говоря уже о Германiи и Соединенныхъ Штатахъ, метафизическiя ученiя прiобретали снова интересъ новизные благадаря теорiи непозншваемаго, ешъ искусно развитой Гартманомъ, благодаря также литературному таланту великаго противника Гегеля – Шопенгауера и доступности, съ какой Гюйо, а въ новейшее время Ницше умели беседовать съ публикой объ основныхъ вопросахъ мiрозданiя и этики. На ближайшихъ пропагандистовъ ученiя о закономерностж общественныхъ явленiй также падаетъ до некоторой степени ответственность за слабые успехи научно-философской мысли за последнюю четверть века. Со смертью Конта, Милля, Бокля, Литрэ и съ прекращенiемъ издававшагося последнимъ въ сообществе съ Вырубовымъ "Обзора положительной философiи", позитивизмъ все более и более принималъ во Францiи и Англiи характеръ религiознаго сектантства, характеръ, присущiй ему въ настоящее время и наглядно сказавшiйся на недавнихъ поминкахъ Конта по случаю постановки ему памятника въ Париже. Спенсеръ, правда, продолжалъ неутомимо завершенiе своей системы синтетичеокой философiи, но подъ влiянiемъ болезни и умственной усталости выпускъ отдельныхъ частей его соцiологiи откладываемъ былъ на рядъ летъ, такъ что читателю не удаваюсь охватить общимъ взглядомъ всего богатства ея содержанiя. Этнографическiя работы, предпринятыя по однохарактерному со Спенсеромъ плану недавно скончавшимся Летурно, встречали довольно холодный прiемъ въ публике, частью благодаря излишнему накопленiю авторомъ сырого матерьяла, частью въ виду отсутствiя достаточной критики въ его выборе. Неудачныя подражанiя бiологическимъ аналогiямъ, испробованнымъ Спенсеромъ въ первомъ томе его Соцiологiи, подражанiя, сделавшiя одно время известными имена Шефле и Лилiенфельда, компрометировали въ конце концовъ самую науку, обоснованiемъ которой они должны были служить. Такимъ образомъ ни успехъ метафизики, ни ложный путь, избранный соцiологiей въ 80-хъ годахъ протекшаго столетiя, не мало не подготовляли насъ къ тому несомненному возрожденiю литературы по абстрактному обществоведенiю, какое можетъ быть констатировано въ наши дни.

И все же только что отмеченный фактъ отнюдь не можетъ считаться случайнымъ и неорганически развившимся. Онъ стоитъ въ тесной связи съ прогрессомъ конкретныхъ наукъ объ обществе, съ обоснованiемъ научной этнографiи и этнологiи, съ успехами исторической юрисируденцiи, сравнительной филологiи и мифологiи, наконецъ, съ приложенiемъ метода развитiя и трансформизма къ области экономическихъ явленiй. Все это, если не говорить о сравнительномъ языкознанiи, явленiя последней половины, скажу более, последней четверти протекшаго столетiя. Въ самомъ деле, чемъ была сравнительная мифологiя, этнографiя и этнологiя до работъ Тейлора и Тилэ, Бахофена, Макъ-Ленана и Моргана? Что могла въ свою очередь привести въ доказательство своего права считаться самостоятельной научной дисциплиной историко-сравнительная юриспруденцiя до того момента, когда Iерингъ въ Германiи, на основанiи, главнымъ образомъ, матерiала римскаго законодательства, и Мэнъ въ Англiи, съ помощью непосредственнаго знакомства съ источниками права и административной практикой Индiи, а также со сводами решенiй древнихъ ирландскихъ посредниковъ и обстоятельной разработкой, какой германскiе обычая подвергнуты были исторической школой, охватилъ единымъ взглядомъ судьбы родового быта, сельской общины и феодальнаго поместья, одинаково на востоке и западе, отъ береговъ Ганга до береговъ Атлантическаго океана. Пойдемъ далее и спросимъ себя, чемъ была исторiя не однихъ экономическихъ доктринъ, но и хозяйственнаго быта Европы еще въ середине протекшаго столетiя, когда Дюро де ла Майль, Бланки и всего более Рошэръ, Джибрарiо и Кольмейро пытались собрать въ одну общую сокровищницу знанiя отрывочныя и неполныя указанiя древнихъ и средневековыхъ писателей о рабстве и крепостничестве, о поместномъ хозяйстве и происхожденiи вольно-наемныхъ отношенiй, о первоначальномъ накопленiи капиталовъ въ промышленности и торговле, о запрещенiи роста, не остановившемъ развития банковъ и кредита, и т.д. и т.д., какъ не какимъ-то обширнымъ археологическимъ музеемъ, въ которомъ всегда имелись налицо факты, доказывающiе преимущество переживаемаго нами экономическаго порядка надъ прошлыми? Только съ того времени, когда на исторiи экономическаго развитiи Англiи почти одновременно и независимо другъ отъ друга, съ одной стороны, Марксомъ, съ другой Роджерсомъ, указана была возможность изучить выгодныя и невыгодныя стороны более раннихъ перiодовъ хозяйственной жизни и ихъ тесную связь со всемъ современнымъ имъ общественнымъ и политическимъ укладомъ, съ исторiей хозяйственнаго развитiя произошла та же перемена, какую въ исторiи права знаменуетъ, положимъ, переходъ отъ Германскихъ юридическихъ древностей Гримма къ Немецкой Правовой Исторiи Бруннера. На этомъ не остановился однако переворотъ, совершившiйся за последнее двадцатилетiе въ исторической разработке экономическаго матерьяла. Тогда какъ отъ середины столетiя дошла до насъ только одинокая попытка Гильдебранда классифицировать формы народнаго производства, обмена и распределенiя, въ три преемственныя категорiи, натуральнаго, денежнаго и кредитнаго хозяйствъ, тогда какъ первые опыты охватить общимъ взорамъ развитiе экоцомическихъ доктринъ ограничились указанiемъ на исконную борьбу индивидуализма и коммунизма, въ настоящее время, благодаря расширенiю области изследованiй одинаково на Германiю, Францiю, Испанiю, Англiю, Италiю, а за последнее время и Россiю, благодаря восхожденiю къ первоисточникаэдъ и тщательному изученiю архивовъ, наконецъ, благодаря сближенiю теорiй съ современной имъ действительностью, явилась возможность построить более или менее полную картину прогрессивнаго развитiя формъ хозяйства, начиная съ охотничьихъ и пастушескихъ, переходя затемъ къ мiрскимъ порядкамъ первыхъ земледельцевъ съ ихъ разнообразными видами коллективнаго пользованiя, сперва захватнаго, затемъ передельнаго и наконецъ двороваго при сохраненiи въ нераздельности однихъ общинныхъ угодiй.

За первобытными формами хозяйственной деятельности, къ числу которыхъ надо отнесть въ области обрабатывающей промышленности и домашнюю или, точнее, дворовую, изъ которой со временемъ развивается кустарная, следуетъ хозяйство поместное. Оно выступаетъ передъ нами одинаково въ форме римской виллы и средневековаго феода, fief или manor. Оно сохраняетъ отъ предшествующихъ ему формъ хозяйства стремленiе къ всестороннему удовлетворенiю местныхъ нуждъ, благодаря совокупной деятельности рабовъ и крепостныхъ, участiю техъ и другихъ въ производстве предметовъ первой необходимости, начиная отъ пищи и напитковъ и оканчивая одеждой и утварью. Некоторые предметы роскоши или вооруженья прiобретаются, однако, уже путемъ обмена; для нихъ устраиваются те ярмарки, которыя, восполняя перiодическую деятельность городскихъ рынковъ, подготовляютъ дальнейшую трансформацiю самодовлеющаго хозяйства въ хозяйство меновое. Ролъ этихъ городскихъ рынковъ и ярмарокъ, какъ первыхъ очаговъ отрешившейся отъ удовлетворенiя однехъ домашнихъ нуждъ обрабатывающей промышленности и возрастающаго въ широте обмена, связаннаго въ свою очередь съ развитiемъ кредитныхъ сделокъ, выяснена въ настоящее время съ достаточной подробностью. Это обстоятельство не позволяетъ намъ более говорить, вследъ за Родбертусомъ, о древности, какъ не знавшей другого хозяйства, кроме самодовлеющаго или натуральнаго. Мы не станемъ также утверждать после работъ Сальвiоли, что съ переходомъ въ среднiе века натуральное хояяiйство сделалось снова общимъ правиломъ на протяженiи всей Европы, не исключая Италiи, где, наоборотъ, въ большихъ центрахъ, какъ Римъ, Равенна, Миланъ, и въ быстро расцветпшхъ приморскихъ портахъ Сицилiи и Великой Грецiи, а затемъ въ Пизе, Генуе и Венецiи, сталъ сосредоточиваться обменъ товарами севера съ югомъ и востока съ западомъ. Еще не достаточно изученная исторiя древнейшихъ ярмарокъ Шампани и Фландрiи, а также Великобританiи и внутренней Германiи, по всей вероятности, докажетъ более раннiй разрывъ съ порядками самодовлеющаго хозяйства на всемъ западе, чемъ обыкновенно допускали прежнiе историки-экономисты. Примеръ крепостной Россiи, жившей не однимъ изготовляемымъ въ поместьяхъ товаромъ, способенъ навести на мысль, что первые зародыши денежнаго и капиталистическаго хозяйства совпадаютъ во времени съ начальными стадiями разложенiя хозяйства натуральнаго или самодовлеющаго. А ими всюду была замена личной барщины оброкомъ и соответственное обращенiе прежняго крепостного въ кустаря-коробочника. Гораздо лучше выяснены, прежде всего благодаря трудамъ Маркса, отдельные фазисы капиталистическаго развитiя.

Экономическая литература всехъ эпохъ и народовъ отражаетъ на себе постепенную трансформацiю хозяйственныхъ формъ, синтезируя ее и обособляя отъ техъ переживанiй, какими въ каждый данный моментъ более или менее задерживается поступательный ходъ экономики. Отсюда защита ранними экономистами роли денегъ и процента, свободы внутренняго, если не внешняго, обмена, и въ меньшей степени свободнаго обращенiя земель на рынке, невозможнаго безъ окончательнаго разрыва съ надельной системой мiрского пользованiя. Хотя мы доселе не имеемъ еще ни одной исчерпывающей предметъ исторiи экономическихъ ученiй, но монографическими изследованiями вполне установленъ тотъ фактъ, что эту исторiю нельзя начинать ни съ Адама Смита, нй даже съ физiократовъ, и что уже въ XVI в. одинаково во Франции и Италiи встречаются писатели, весьма определенно сознающiе и особенности переживаемыхъ ими хозяйственныхъ порядковъ и необходимость ихъ дальнейшаго развитiя въ определенномъ направленiи.

Изъ сказаннаго о разработке экономической исторiи чигатель въ праве будетъ заключить, что мы далеки еще отъ соглашенiя по вбемъ основнымъ пунктамъ. То же въ равной степени можетъ быть сказано и о сравнительной исторiи права, сравнительной этнографiи и мифологiи. Каковы были начальныя формы общественности, и чему следуетъ уподобить первыя бродячiя группы людей, семьямъ или стадамъ, не допускающимъ въ удовлетворенiи генезическаго инстинкта никакой преграды, пока не возникнетъ система экзогамическихъ запретовъ, распространяемыхъ на всехъ женщинъ одной и той же группы или ея подразделенiй, каковъ также древнейшiй счетъ родства, только ли по матери или также по отцу, каковьт пределы родительской власти и первые ея носители, где искать источникъ происхожденiя политическаго главенства, исключительно ли въ военномъ руководигельстве, или также въ превосходстве ума и богатства, отъ чего зависитъ и частое выступленiе въ роли посредника вождя и патррна, все это вопросы, еще открытые. Мы также далеко не условились въ томъ, въ чемъ лежитъ причина дальнейшаго обособленiя духовнаго главенства отъ светскаго и въ какой связи стоитъ оно съ древнейшими верованiями, каковы, наконецъ, эти последнiя, можно ли или нельзя считать ими исключительно разнообразныя формы анимизма, при которыхъ одухотворенiе предметовъ видимой природы, т.е. фетишизмъ въ строгомъ смысле слова, развивается рука объ руку съ культомъ предковъ, наконецъ, какую роль въ установленiи последняго играютъ гипнотизирующее влiянiе чародейства и благодарная память о деянiяхъ, совершенныхъ прежними вождями. Мы не исчерпали, разумеется, и небольшой части техъ вопросовъ, которые вызываютъ разноречiе лицъ, предающихся изученiю спецiальныхъ дисциплинъ, только что нами перечисленныхъ.

Об авторе

Ковалевский Максим Максимович

Выдающийся отечественный социолог, этнограф, правовед, историк, педагог, публицист и политический деятель. В 1872 г. окончил юридический факультет Харьковского университета. С 1877 г. преподавал в Московском университете. С 1887 г. жил и работал за границей, читал курсы в университетах Англии, Бельгии, Швеции и других стран. В 1905 г. начал преподавать в Петербургском университете, активно участвуя в российской общественно-политической жизни — в 1906 г. избирался в Первую Государственную думу, основал Партию демократических реформ. В 1914 г. стал действительным членом Петербургской академии наук.

М. М. Ковалевский — автор многочисленных научных трудов, посвященных проблемам социологии, истории, экономики, создатель новой школы права, исследователь этнографии народов Кавказа. Именно он стоял у истоков социологического образования в России и оказал большое влияние на формирование научного мировоззрения своего ученика — выдающегося американского социолога российского происхождения П. А. Сорокина. Важнейшим социологическим законом М. М. Ковалевский считал закон прогресса, действующего универсально и объективно и реализующегося преимущественно эволюционным путем — при этом он полагал, что субъективные и случайные факторы не играют в истории решающей роли.