Степанов Ю.С.Ак Индоевропейское предложение Изд. стереотип.

Оглавление

Contents (abridged)

Введение

Главный предмет этой книги – лексические вхождения в структурные схемы предложений и, как результат, некоторые новые аспекты в картине индоевропейского предложения. Такой подход, характерный для наших дней, составляет, по-видимому, третий этап в историческом изучении предложения.

Первый этап, связанный с идеями младограмматизма, завершился итоговой работой К.Бругманна [Brugmann 1925] о синтаксисе простого предложения в индоевропейском. Типы предложений характеризовались в ней в соответствии с "психическими актами" говорящего – утверждением, приказанием, просьбой, пожеланием и т.д.

Второй этап, отмеченный идеями и методами структурализма, завершен книгой У.Леманна [Lehmann 1974; 1980] о протоиндоевропейском синтаксисе. В ней доминирует исследование формальных связей, главным образом порядка слов, в предложении и словосочетании. Но отдельная, небольшая, глава была уже посвящена проблеме лексических вхождений.

Третий этап ознаменовался всеобщим интересом лингвистов к семантике и лексике предложения. Сочетание формального и, в меньшей степени, семантического анализа намечено в работе Т.В.Гамкрелидзе и В.В.Иванова [1984].

Итогом этого многоэтапного процесса исследования оказывается гораздо более ясная, чем даже десятилетие назад, и, в сущности, простая в своей принципиальной организации картина протоиндоевропейского предложения. Ее можно резюмировать следующим образом. Протоиндоевропейское простое (в синтаксическом смысле) предложение описывается сочетанием двух параметров: а) некоторым, сравнительно небольшим, набором структурных схем (синтаксических моделей, формальных моделей, пропозициональных функций, – все эти термины – синонимы, принадлежащие разным системам описания), б) наборами лексем, занимающих места предикатов и актантов в каждой из структурных схем, – что и называется лексическими вхождениями. Вхождения служебных слов и частиц составляют особый разряд (по отношению к ним термин "лексические вхождения", конечно, условен). Несколько структурных схем, каждая со своим специфическим набором лексических вхождений, образуют так называемые главные типы простого индоевропейского предложения.

Согласно данным современных исследований, мы застаем древнее индоевропейское, или протоиндоевропейское, предложение на этапе его перестройки от "активного" строя к современному номинативно-аккузативному. В соответствии с этим главными семантическими признаками лексем, как имен, так и глаголов, оказываются "активность"-"неактивность" и их дальнейшие проявления.

Более полная картина предложения требует введения третьего параметра – в) описания взаимодействия главных типов, приводящего к появлению новых синтаксических конструкций. Имеются два основных способа таких взаимодействий. Во-первых, это взаимные отношения между структурными схемами предложений, т.е. отношения формально-синтаксические, описываемые обычно как трансформации. Во-вторых, это взаимные отношения между лексическими вхождениями в предложения (один класс лексем входит одновременно в два разных типа предложений, или, наоборот, расщепляется между ними и т.п.), – т.е. то, что мы называем перифразами.

В то время как отношения трансформаций, в общем, одни и те же для всех индоевропейских языков и многих неиндоевропейских (в особенности, если это языки номинативно-аккузативного строя), отношения перифразирования национально специфичны даже в пределах индоевропейской семьи. В них отражаются отношения между строем предложения и членением словаря, специфическая лексикализация каждого языка, и т.д. Разумеется, в силу родства языков некоторые виды перифразирования принадлежат языковой семье в целом (здесь они затрагиваются главным образом в главе I). Отношения перифразирования являются в настоящее время центральной проблемой синтаксической реконструкции.

Новый взгляд на предложение, ячейку синтаксиса, влечет появление новой картины синтаксиса в целом. Какой "образ синтаксиса" складывается в настоящее время?

Скорее всего синтаксис можно уподобить обширному континууму, в котором имеется хорошо структурированная часть – сетка, или решетка, состоящая из узлов (структурных моделей предложений) и линий отношений (трансформаций), связывающих узлы, и в котором одновременно имеются почти непрерывные ряды синтаксических единиц, различающихся вариациями в своем типичном лексическом составе (лексическими вхождениями) и заполняющих промежутки между узлами и линиями решетки. Отличия одной вариации от другой (перифразы) могут быть минимальны, но крайние члены каждого вариативного ряда принадлежат уже разным узлам – разным моделям предложений. Больше всего эта картина напоминает фонетико-фонологическую систему, где фонетические вариации представляют собой континуум, а фонемные оппозиции – жесткую решетку, выкроенную в этом континууме. С той, однако, существенной разницей, что в фонетике звуковой континуум чаще всего укладывается тоже в некоторые ряды, т.е. множества, хотя и нечеткие, но группирующиеся вокруг их ядер – четких фонемных множеств, фонем; в синтаксисе же, напротив, ряды синтаксических конструкций чаще всего не сохраняются в виде рядов, даже и нечетких, а сливаются друг с другом, образуя подлинный непрерывный континуум по всем направлениям.

Примером может служить такой русский (и, по структуре, в значительной части общеиндоевропейский) фрагмент синтаксиса: 1. С утра зной парит – С утра парит (вариации от личного предложения к безличному); 2. Хозяева натопили комнату – Комнату натопили (вариации по линии введения или устранения субъекта); 3. Комнату натопили – В комнате натоплено (вариации от действия к состоянию, перфекту или стативу); 4. В комнате жарко – Там жарко – Жарко (вариации от определенной референции места к неопределенной); последние члены всех четырех рядов, по существу, сливаются в одной модели Натопили/Натоплено//Парит//Жарко, в которой безличность, устраненный субъект, перфективность или стативность, неопределенная референция сопутствуют друг другу.

Новый "образ синтаксиса", в свою очередь, влечет новый подход к реконструкции. Прежде, в особенности в период младограмматизма, доминировал морфологический подход: происхождение синтаксической модели рассматривалось главным образом в свете происхождения ее морфологических показателей (форм предиката, союзов, относительных слов и т.д.). В 1950-е годы Е.Курилович и Э.Бенвенист выдвинули понятие чисто синтаксического основания (fondement syntaxique), которое явилось диахроническим аналогом понятия синхронного отношения трансформации (см. в книгах [Курилович 1962; Бенвенист 1974, 195 и сл., 241, 435]). Полтора десятилетия назад Т.П.Ломтев [1973] и Ж.Одри [Haudry 1978, 175–176 et passim] независимо сформулировали положение о том, что диахронической структурной трансформации синтаксической модели сопутствует лексическое преобразование (например, расщепление глагола на две лексемы). Однако диахронический аналог синхронного отношения перифразирования все еще отсутствовал. Он формируется при новом взгляде на синтаксис.

В свете нового "образа синтаксиса" реконструируемые синтаксические формы должны рассматриваться как результат и диахронических структурных трансформаций и диахронических лексико-семантических перифраз. В некоторых случаях при реконструкции эти два процесса легко разделимы, обнаруживая два различных источника результирующей модели, в других случаях они предстают как единый процесс. (Многочисленные примеры этого читатель найдет в главах IV и V). Что касается морфологических формантов реконструируемых форм, то у них, естественно, сохраняется морфологический источник (которой обычно только и учитывали младограмматики).

Таким образом новый взгляд на синтаксис влечет допущение в общем случае – не обязательно в каждом конкретном – двух или трех источников реконструируемых форм: либо морфологического в сочетании с синтаксической трансформацией, либо трансформации и перифразы и т.д.

Простой иллюстрацией понятия двойного источника может служить следующая возможная реконструкция флексии рус. -те в формах императива: 1) морфологическим источником этой флексии является перенос флексии 2 л.мн.ч. типа берёте–>берите–>берёмте; 2) синтаксическим источником той же флексии императива, во всяком случае в формах типа берёмте, возьмёмте "пусть мы возьмем", является и.-е. частица *te, принадлежащая синтаксической модели, в которую входила форма императива. Ср. литовскую частицу te', употребляющуюся, когда что-либо дается или предлагается Те', mergele, aukso Z^vieda, "На, девица, золотое кольцо" (по происхождению эта частица, возможно, идентична с другой литовской частицей, означающей пожелание: te' + глагол в настоящем времени "Пусть делается или сделается то-то"); ср. также гр.гомеровскую частицу taw*etha "на, бери", употребляющуюся всегда с императивом.

Материальное совпадение форм является непременным условием реконструкции в области морфологии (ср. понятие архетипа в смысле Н.Э.Гаджиевой и Б.А.Серебренникова [1988]; ср. [Степанов 1962]), а его отсутствие в синтаксической реконструкции часто (и не всегда обоснованно) становилось в вину этой последней. Понятие "синтаксического источника" реконструируемой формы, как мы его здесь формулируем, вводит в синтаксическую реконструкцию элемент материального совпадения форм, например, синтаксической частицы и глагольного форманта. Конечно, такие случаи, как упомянутый выше, довольно специфичны. Но именно с ними мы имеем дело в первую очередь, во всяком случае в материале данной книги (см. многочисленные примеры в главе III, в связи с вопросом о происхождении форм перфекта и герундива, в главе V в. связи с историей балто-сл. "инъюнктива", и др.).

Наиболее важным системным результатом применения понятия перифраз к диахронии оказываются две взаимосвязанные теории – перифрастическая теория индоевропейских падежей (гл.IV) и перифрастическая теория диатез-видов балто-славянского глагола (гл.V). (Первая из них является итогом работы небольшой группы лингвистов – Г.П.Мельникова, А.Ф.Дремова и автора; вторая – целиком авторское построение).

В соответствии с идеей двойного источника каждая из соответствующих глав могла бы иметь двойное название: глава IV, посвященная "Перифразам по линии актантов", могла бы называться (с морфологической точки зрения) "Система падежей"; глава V, рассматривающая "Перифразы по линии предикатов", могла бы иметь название "Сложение глагольных парадигм". Точно так же вторые (морфологические) названия могли бы иметь и другие главы: глава II могла бы называться главой о синтаксических частицах, глава III – главой о частицах непосредственного указания, дейксисе. Общая причина такой двойственности заключается, как уже было сказано-, в том, что в описании (и реконструкции) синтаксиса можно идти двумя путями – либо от морфологических средств и элементов синтаксической системы, либо от предложения как ее цельной ячейки. Для композиции этой книги, в соответствии с ее главной темой, выбран второй путь.

Об авторе

Степанов Юрий Сергеевич

Доктор филологических наук, профессор, академик РАН (с 1990 г.), член Парижского лингвистического общества (с 1985 г.), профессор honoris causa Вильнюсского университета (Литва; с 2003 г.). Окончил филологический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова по специальности «Испанский язык и зарубежная литература» и аспирантуру по кафедре общего и сравнительно-исторического языкознания. В 1957–1958 гг. стажировался в парижском университете Сорбонна. Работал старшим преподавателем курсов иностранных языков МИД СССР, личным переводчиком глав правительства СССР; заведовал кафедрой французского языка, кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания МГУ. С 1971 г. — старший, затем главный научный сотрудник Института языкознания АН СССР (РАН). Выступал с лекциями и докладами в различных мировых научных центрах и на конгрессах (Франция, Румыния, Дания, Германия, Испания, Италия, США, Куба и т. д.). Лауреат Государственной премии РФ (1995), удостоен Золотой медали РАН имени В. И. Даля (2001). Ю. С. Степанов занимался такими направлениями теоретической лингвистики, как семиотика и философия языка. Основные его труды: «Семиотика» (М.: URSS), «Язык и метод: К современной философии языка», «Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования», «Имена, предикаты, предложения: Семиологическая грамматика» (М.: URSS), «Французская стилистика (в сравнении с русской)» (М.: URSS), «Методы и принципы современной лингвистики» (М.: URSS), «В трехмерном пространстве языка» (М.: URSS), «Индоевропейское предложение» (М.: URSS), «Мыслящий тростник: Книга о воображаемой словесности» и др., учебные пособия «Основы языкознания» (М.: URSS) и «Основы общего языкознания» (М.: URSS).