Панов Е.Н. ЗНАКИ, СИМВОЛЫ, ЯЗЫКИ:
Коммуникация в царстве ЖИВОТНЫХ и в мире ЛЮДЕЙ. №11. Изд. стереотип.

Оглавление

От автора

Как общаются между собой животные, к каким средствам прибегают они, чтобы добиться взаимопонимания и согласованности своих действий? Этот вопрос имеет столь же древнюю историю, как и сама зоология.

В последние десятилетия, в связи с постоянно растущим интересом людей к проблемам управления и передачи информации в живых и неживых системах, загадки "языка" животных начинают волновать уже не только зоологов, издавна и кровно заинтересованных этой темой, но и ученых, занятых, казалось бы, совершенно иными изысканиями. Неожиданно оказалось: не обладая достаточно полными и детализированными познаниями о способах общения наших соседей по планете, лингвисты не в состоянии четко объяснить, что же такое человеческий язык.

Известный американский языковед Чарлз Хоккет писал в конце 60-х годов: "...минутного размышления достаточно, чтобы понять: мы не можем узнать, что представляет собой данный предмет, если мы не знаем, чем он не является". В самом деле, все познается в сравнении. "Кто бы мог подумать 15 лет тому назад, – продолжает Хоккет, – что нечто существенное для лингвистики мы сможем узнать, наблюдая пчел".

Ни эволюционная лингвистика, ни выросшая из нее наука о знаках – семиотика, не в состоянии обойтись сегодня без основательных знаний о "языках" животных. Это признают все выдающиеся лингвисты, и многие из них в последние годы проявляют все больший интерес к этой теме. С другой стороны, зоологи и этологи, для которых изучение способов коммуникации насекомых, птиц, млекопитающих оказывается главным делом их жизни, в последние годы острее сознают ответственность перед коллегами – лингвистами, психологами, нейрофизиологами, кибернетиками. В попытках найти с ними общий язык исследователи поведения животных начинают гораздо внимательнее знакомиться с фундаментальными успехами лингвистики и других наук о человеке и о его деятельности. Причина этого очевидна. Коль скоро (как уже было справедливо замечено) мы не можем до конца понять, что есть наш язык, не сопоставив его с "языком" пчелы, чайки, человекообразной обезьяны, то точно так же невозможно оценить характерные особенности и основополагающие свойства "языков" животных, не обладая минимальными научными представлениями о сущности языка людей.

Многие виды животных располагают богатейшими средствами сигнализации, которые на первый взгляд заманчиво рассматривать в качестве систем связи, имеющих много общего с языковым поведением человека. Но, спрашивается, имеем ли мы здесь дело с истинным сходством или же только с отдаленной аналогией? Кит внешне похож на рыбу, и люди долгое время считали его рыбой. Однако сходство между этим водным млекопитающим и холоднокровными обитателями рек и морей в высшей степени поверхностно и вызвано к жизни только общими потребностями передвижения в толще воды.

Точно так же язык человека и "языки" животных сходны лишь в одной своей функции – выполнять роль средства общения. Но наш язык является также (а вероятно, и прежде всего) главным инструментом мышления, познания окружающего мира. Этого уже никак нельзя сказать о системах сигнализации даже тех высших животных, которые обладают высокоразвитой психикой.

В этой книге я попытался изложить с точки зрения биолога некоторые наиболее существенные представления о языке человека, без знания которых невозможны сколько-нибудь продуктивные сопоставления между ним и "языками" животных.

В первых пяти главах мы познакомимся с теми фактами и гипотезами, которыми располагают сегодня ученые, исследующие возможные пути становления языка в эволюции человека, многообразные связи языкового поведения с особенностями нашего мозга, всевозможные способы коммуникации, созданные людьми на базе естественного разговорного языка.

Я надеюсь, что располагая всеми этими сведениями, читатель сможет затем самостоятельно и с достаточной беспристрастностью оценить всю меру тех коренных и принципиальных различий, которые отделяют язык человека – эту уникальную знаковую систему – от "языков" всех прочих обитателей планеты. Описанию некоторых таких "языков" посвящены главы 6, 7 и 10 этой книги.

Еще одна важная задача, которую я ставил перед собой, состояла в том, чтобы донести до читателя объективную информацию о тех опытах по "обучению животных языку", которые проводятся во многих психологических лабораториях мира начиная с 60-х годов прошлого века. Задача это казалась мне актуальной, поскольку большинство сведений об этих исследованиях преподносятся публике в существенно искаженном виде. К сожалению, в распространении дезинформации, идущей со страниц популярных изданий и с экрана телевизора, участвуют не только журналисты, далекие от профессионального понимания происходящего, но и люди, принадлежащие к научному сообществу биологов.

Не скажу, что такого рода публикации можно охарактеризовать как прямую ложь. Дело обстоит много хуже, поскольку все они основаны на полуправде, с которой бороться гораздо труднее, чем с откровенными выдумками. Попробуй возразить автору, указав ему на подтасовки и передержки в его тексте! Ответ при этом будет таков: "Но как же, ведь об этом написано в такой-то и такой-то книге!"

Но дело-то в том, что в книге написано и многое другое, о чем ее интерпретатор не знает либо умалчивает, поскольку в противном случае снизилась бы мера сенсационности открытий, в которые нас посвящают. Нередко бывает и так, что популяризатор искренне заблуждается. Он свято верит в то, что дело происходило именно так, как это видится ему на основе беглого знакомства с оригинальными литературными источниками. И вера эта настолько сильна, что здравому смыслу и скептицизму ученого уже не остается места.

В главах 9, 11 и 12 я попытался показать, насколько осторожны в своих выводах сами авторы исследований, направленных на попытки выявить зачатки "языковых способностей" у дельфинов, шимпанзе и других животных.

К величайшему сожалению, при конспективном пересказе того, что было сделано этими учеными в действительности, немало по-настоящему ценного оказывается утраченным. Сначала все спорные (и наиболее принципиальные) моменты вуалируются в изложении популяризаторов-профессионалов, а затем, следуя проторенной дорожкой, к делу приступают журналисты. Им-то правда и вовсе не нужна – была бы сенсация! В итоге несомненно интересные (хотя и вполне скромные) продвижения вперед по пути познания предстают сначала в качестве некой "научной революции", а затем быстро превращаются в околонаучный миф.

Случается и так: лицо, приложившее руку к созданию подобного мифа, бывает очень недовольно тем, что скептики отказываются покорно поглощать сладкую кашицу, наскоро приготовленную им из нескольких "неопровержимых фактов". Оказывается, эти неверующие суть дремучие ретрограды, а их единственный мотив – это страх перед тем, что достоинство Человека Разумного может быть поколеблено, скажем, открытием зачатков языковых способностей у шимпанзе.

Вот лишь один пример того, как популяризаторы, несущие "свет науки" в массы, отзываются о тех, кто не привык принимать на веру информацию, приходящую к ним не от автора исследования, а из вторых или третьих рук: "Никто не вздрагивает от того, что миллиарды болтунов грозят друг другу и договариваются об опаснейших вещах. Но стоило нескольким обезьянкам, почти истребленным в дикой природе, научиться общаться, выйдя на уровень малых детей, – и холодок заструился по спине... Вообще, в аудитории перед антропологом всегда находятся желающие продемонстрировать оскорбленную духовность. Обычно они ищут не истину, а повод для самоутверждения.".

Следует признать, что подобная постановка вопроса приобретает все большую популярность среди обывателей в силу самых разных причин идеологического и пропагандистского характера. Вспомним хотя бы происходящую на наших глазах борьбу за "права животных", которая в современном мире, сотрясаемом социальными катаклизмами, выглядит не слишком-то серьезно, а подчас и совершенно абсурдно. Я имею в виду попытки радетелей о правах животных запретить использование лабораторных мышей и крыс в опытах, на которых держится все развитие современной медицины.

Неожиданную поддержку такого рода настроения получили и со стороны той части общества, которой не по душе широкомасштабное наступление человечества на природные богатства нашей планеты. Бесспорно, варварский характер уничтожения лесов и загрязнения морей заслуживает самого строгого осуждения. И все же, вывернутой наизнанку мне представляется логика следующего пассажа из книги Ю.Линдена "Обезьяны, человек и язык": "Мы никогда не чувствовали себя вполне уютно, полностью отделяясь от животных, хотя охотно расточали богатства земли, считая это своим неотъемлемым правом. Постепенно становилось все труднее верить, что существа, ведущие себя так, как это делает человек, суть высшие создания во Вселенной".

Перед нами типичный пример подмены понятий, демагогического манипулирования сознанием людей. Истина, увы, лежит совсем в иной плоскости: реальная угроза полного уничтожения природы, а вслед затем – и гибели человечества как такового обусловлена, как это ни печально, как раз мощью нашего интеллекта, породившего технический прогресс. Его не остановить гневными тирадами в адрес человечества. Конструктивный подход мог бы состоять лишь в том, чтобы все и каждый отказались бы от благ цивилизации, что, разумеется, невыполнимо.

Но вернемся к содержанию книги, которую вы держите в руках. Тема, затронутая в ней, поистине безбрежна. Только по вопросам нейро- и психолингвистики и развития языка в детском возрасте, которые мне пришлось мельком затронуть в отдельных главах, ежегодно выходят сотни статей и десятки толстых сборников и монографий. В этих областях знаний происходит все большая дифференциация тем, над каждой из которых работает целая армия ученых во всех странах мира. Показательно в этом смысле, что одной лишь проблеме функциональной асимметрии мозга, тесно связанной с эволюцией языка и речи, посвящен целый международный журнал. Быстрыми шагами развивается палеоантропология, которая также имеет прямое отношение к проблеме возникновения и эволюции языка. Лавинообразно растет число публикаций, посвященных поведению приматов – как в естественных, так и в лабораторных условиях.

Понятно, что охватить весь объем информации, касающейся перечисленных тем и ряда других, не менее важных, у автора не было никакой возможности. Поэтому эту книгу следует рассматривать лишь как самое первое введение в круг вопросов, так или иначе связанных с проблемами сущности языка и его преобразований в индивидуальном развитии и в ходе органической эволюции.

Я пользуюсь случаем сказать слова благодарности Е.В.Веселовской, которая любезно согласилась прочесть главу о ранней эволюции гоминид и внести в нее поправки и уточнения. Я признателен также М.Л.Бутовской, З.А.Зориной, Н.Э.Сидоровой и М.Е.Гольцману, которые предоставили мне ряд ценных и труднодоступных литературных источников.

Об авторе

Панов Евгений Николаевич

Доктор биологических наук, профессор. В 1959 г. окончил Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова. После окончания вуза работал в заповеднике «Кедровая падь» на Дальнем Востоке в качестве зоолога. Позже, в бытность сотрудником Института цитологии и генетики СО РАН, изучал поведение животных во время многочисленных экспедиций в удаленные районы Сибири и Средней Азии. За исследования в области эволюции поведения животных Е. Н. Панов удостоен в 1993 г. Государственной премии Российской Федерации. В 1994 г. избран членом Международной орнитологической комиссии. Автор около 300 публикаций, в числе которых 12 научных и научно-популярных книг. Труды Е. Н. Панова удостоены первых премий общества «Знание» (за 1971 г.), Московского общества испытателей природы (1983, 1989 гг. — за книги «Поведение животных и этологическая структура популяций», «Гибридизация и этологическая изоляция у птиц»), а также премии организации «Общественная экология» (2002 г. — за книгу «Бегство от одиночества: индивидуальное и коллективное в природе и в человеческом обществе»). Книга «Знаки, символы, языки», где автор сравнивает коммуникацию у животных и у человека, переведена на немецкий и чешский языки, книга «Птицы Южного Приморья» — на японский язык.