|
Содержание
Введение
Процессы, происходящие в современном обществе, делают актуальными проблемы взаимодействия личности и общества, индивидуальных и общественных интересов, прав и свобод человека и гражданина, меры его ответственности, зрелости, способности реализовать свои права и свободы без ущерба для других людей и социума в целом. Возникают естественные вопросы о пределах этих прав и свобод, о возможности их практической, а не декларативной реализации, как впрочем, и об их реальном наличии и адекватности внутренним запросам личности. Возникает вопрос о социальных ограничениях. С одной стороны, это что-то знакомое, интуитивно ясное, само собой разумеющееся, то, с чем все мы сталкиваемся на каждом шагу своей социальной жизни, не задавая себе вопроса: что же это такое на самом деле, каково их содержание, структура, функции, результаты? Зачем вообще эти ограничения нужны, откуда и почему они появились, кто и кого ими ограничивает? Казалось бы, исследуй эту проблему сколько хочешь, бери культуру, или ее фрагменты – право, мораль, язык, определяющие, что можно, а что нельзя говорить и делать, а значит и задающие какие-то социальные границы, ограничения, но почему-то таких исследований не заметно. Точнее, они есть, но все как бы о чем-то другом, не о том, не о социальных ограничениях. С.Г.Кара-Мурза писал: "...В мышлении интеллигенции произошел тяжелый методологический провал, связанный со сдвигом от реалистичного сознания к аутистическому. Категория ограничений была почти полностью устранена из рассмотрения" (191а, с.224). "Никаких размышлений о структуре несвободы, о ее фундаментальных и вторичных элементах не было" (191, с.407). Возможно, подобная ситуация есть следствие бессознательного западничества сознания интеллигенции, так как в западной культуре ограничения воспринимаются как наказание, в отличие от восточной культуры, подчеркивающей важность самоограничения в религиозных целях. Но непонимание несвободы ее серьезно усиливает, ибо незаметность ограничивающих факторов препятствует их преодолению и ликвидации: проблему, которой нет, не нужно решать. Возникает эффект незаметности несвободы, увеличивающий ее власть. О чем же тогда у нас предпочитают писать, имплицитно подразумевая социальные ограничения? Например, у нас написано очень много исследований о тоталитаризме, о преследовании там инакомыслящих, подавлении свобод, лишении прав, беззакониях. Вроде бы ясно, если где-то тоталитаризм – значит свободы, социальной, по крайней мере, там нет, значит много социальных ограничений. А если либерализм, "свободный рынок", то значит, социальных ограничений мало, или их может быть, совсем нет? Почему же тогда Н.Луман считает, что там, где применяется насилие, власть исчезает? Может быть в тоталитарных, репрессивных режимах нет власти, которая может кого-то ограничивать и подавлять? Или может быть дело здесь в другом, и надо просто поменять ракурс видения проблемы и вести речь не о "демократии", "либерализме", "тоталитаризме", а разбирать содержание, структуру и функции социальных ограничений (и свобод) в каждом конкретном случае, сравнивая их? Однако, об этом сторонники тех или иных социальных проектов, идеологий, программ, концепций и реформ предпочитают умалчивать. Обычно они или манят нас обещаниями свободы и светлого будущего, или просто говорят "так надо", "иного не дано", "таков магистральный путь развития цивилизации" или (и) законы "свободного рынка" (смены общественно-экономических формаций). Может быть стоит несколько изменить постановку вопроса и спрашивать не о том, что тот или иной проект даст, а что он у нас возьмет, что мы потеряем в результате его реализации, в чем он нас ограничит? Например, каковы изменения в структуре социальных ограничений у идущих по "магистральному пути"? Об этом обычно ничего не говорят, и не случайно: ясное знание содержания и структуры социальных ограничений, претерпевающих изменения в результате реализации любого социального проекта дает возможность объективного понимания и оценки его целей и сути, лишает возможностей манипуляции сознанием, позволяет сделать осознанный выбор и занять четкую позицию, что создателям социальных ограничений обычно не нужно. Актуальность исследования обусловлена тем, что изучение социальных ограничений выводит нас к рефлексивному осмыслению и новому видению и пониманию таких извечно значимых проблем как социальная свобода и необходимость, мораль и право, взаимодействие личности и общества, общества и государства, человек и его способности, права и интересы и многих других. Исследование данного вопроса сохраняет, и будет сохранять актуальность, пока существует человек, культура и общество, а, следовательно, и какие-то социальные пределы, ограничения и нормы. Без понимания данной проблемы невозможно ни выстроить грамотную социально-экономическую и культурную политику, ни разумную линию индивидуального поведения, ни оптимально реализовать в обществе свой врожденный и приобретенный потенциал, ни осмыслить и обрести феномен свободы. Все это составляет вневременной базис актуальности означенной темы. "Ограничения – запреты есть категория более фундаментальная, нежели категория цели. Недаром самый важный вклад науки в развитие цивилизации заключается в том, что наука нашла метод отыскивать и формулировать именно запреты, ограничения" (191а, с.225). В более узком ракурсе сегодняшнего дня тема актуальна по причине наблюдаемой нами трансформации систем социальных ограничений как в России, в ходе перехода от советского к несоветскому типу общества, так и во всем мире в результате процессов глобализации, переселения народов, политического оформления американоцентричного однополярного мира. Политические, правовые, экономические, информационные, демографические границы постоянно меняются и без понимания системы социальных ограничений адекватно воспринять, понять и реагировать на эти процессы вряд ли возможно. Можно даже сказать, что мир непонятен без осмысления наличествующих в нем ограничений. Непонятное и непонятое в свою очередь становится опасным, непредсказуемым и хаотичным. Таким образом, неведение ограничений лишает нас свободы. Однако, исследований социальных ограничений в прямом, а не в опосредованном виде у нас нет. Представляется, что это следствие известной табуированности, вытесненности в подсознание данной темы. Такая ситуация не случайна и психологически понятна: если свобода представляется чем-то положительным и приятным, то противоположное ей, в том числе ограничения вытесняется из ориентированного на удовольствия внимания. Видимо поэтому, мы имеем популярную идеологию либерализма, но не имеем идеологии "детерминализма", которая завлекала бы в свои ряды поклонников ценностью детерминации. Соответственно и сочинений о свободе существует немало. С другой стороны, исследование какого-либо вопроса неизбежно подразумевает возможность его переосмысления, что можно интерпретировать как разрушение. В случае социальных ограничений это может сознательно или бессознательно пониматься как угроза анархии и хаоса, в результате разрушения социальных границ и норм. Поэтому, мы оказываемся перед выбором: или продолжать жить в имеющейся структуре социальных ограничений, принимая законы "Об ограничении..." без ясного понимания категории "ограничения", а значит, испытывая от них оправданные или неоправданные неудобства, или попытаться как-то разобраться в данной проблеме. Непоставленность вопроса о социальных ограничениях, требует дать определение понятию и существенно затрудняет исследование, делая его вынужденно неполным и требующим дальнейших разработок. Имеет место противоречие между актуальностью заявленной темы, наличием значительного массива косвенно отражающих ее исследований и отсутствием целостной социально-философской концепции социальных ограничений. Но на пути исследования проблемы стоят не только политические и социально-психологические препятствия, но и методологические. Дело в том, что исследование этого вопроса требует комплексного и междисциплинарного подхода, иначе мы получим социально ограниченное исследование социальных ограничений. Так произойдет потому, что любая частная гуманитарная или социальная наука ограничена (социально!) полем и предметом своего исследования и господствующей научной парадигмой, предполагающей определенную теорию и методологию познания и исследования. Следовательно, при разработке темы необходим синтез философских, культурологических, социологических, политологических и исторических методов исследования и подходов при преобладании философского. Степень разработанности проблемы определяется с одной стороны тем, что эксплицитно, явно она не выступала в качестве темы специального исследования, но имплицитно и фрагментарно она находила свое выражение в разных аспектах в трудах очень многих мыслителей и ученых прошлого и настоящего. Найти исследований по социальным ограничениям в каталогах ведущих научных библиотек РФ – РГБ, ИНИОН РАН и других автору не удалось. Даже такого словосочетания как "социальные ограничения" в систематических каталогах этих библиотек нет, что свидетельствует о выпадении из общественного сознания данной категории. Иные названия "данной" темы закономерно скрывают и иное ее раскрытие и понимание. Даже простое переименование социальных норм в социальные ограничения не является всего лишь словесной игрой, но открывает новые ракурсы и смыслы в видении проблемы, показывая нормальное ограниченным. Это означает, что нет не только соответствующих исследований, но и сама проблема фактически не поставлена. Сходную ситуацию мы имеем и в предметных указателях к собраниям сочинений Аристотеля, Гегеля, Т.Гоббса, И.Канта, К.Маркса и Ф.Энгельса, Платона, В.С.Соловьева, Шеллинга и других авторов. Особенно пикантным и странным это выглядит в случае К.Маркса и Ф.Энгельса, тем более что очевидно присутствие у них этой темы. Получается, что с одной стороны, например вся законодательная деятельность, представляет собой изменение структуры социальных ограничений, а с другой стороны такой проблемы в сочинениях крупнейших социальных философов как бы нет. Принципиальную ограниченность социального бытия отмечал Лао-цзы и его школа, идеалом выступал максимально приближенный к природе, живущий в гармонии с Дао человек. Напротив, поддержанием социального порядка и созданием для него систем социальных ограничений были озабочены конфуцианцы и легисты. Подобные системы социальных ограничений в рамках описания идеальных и оптимальных социальных устройств выстраивали многие авторы утопий и социальных проектов: Платон, Аристотель, Данте, Н.Макиавелли, Т.Мор, Т.Кампанелла, Т.Гоббс, Б.Мандевиль, К.Маркс, Ф.Энгельс, О.Шпенглер, К.Поппер, Д.Ролз и другие. В тесной взаимосвязи с социальным проектированием и утопизмом находилась и находится традиция критики различных социальных неурядиц и проблем, выступающих де-факто в роли социальных ограничений, которые следует преодолеть. Социальную критику, помимо уже перечисленных авторов можно найти в трудах Цицерона, Э.Роттердамского, Б.Спинозы, Ш.Монтескье, социалистов-утопистов, М.Вебера, В.И.Ленина, Т.Веблена, Г.Зиммеля, В.Зомбарта, Р.Генона, К.Н.Леонтьева, Н.А.Бердяева, С.Л.Франка, И.Л.Солоневича, Г.Дебора, Г.Маркузе, М.Фуко, Ю.Эволы и многих других авторов. Таким образом, имеется очень обширная литература, посвященная как социальному проектированию в целом, так и его критике и критике наличной социальной реальности, но прямо и отчетливо о системах социальных ограничений там, как правило, не говорится, что затрудняет правильное их понимание. Обычной в подобной литературе является следующая установка: раскритиковать "чужую" систему социальных ограничений без определения ее именно как системы социальных ограничений и представить свою как гарантию процветания и свободы без указаний на ее теневые, ограничительные аспекты. Однако следует отметить, что любая социальная критика так или иначе направлена против каких-то социальных ограничений, поэтому на основе ее анализа и синтеза выявляются содержание и структура тех ограничений, против которых она направлена. Существует весьма значительное количество отечественных и зарубежных работ, затрагивающих проблему социальных ограничений. Какие-то ее аспекты, так или иначе, рассматриваются и исследуются во всех пятистах с лишним работах представленных в списке литературы по диссертации. Но далеко не везде ясно осознается сама проблема, а тем более ее системный характер. Например, Ю.М.Шейнин писал: "Свобода в человеческом обществе не может носить абсолютный характер. Она всегда ограничена – в ущерб одним и на благо другим. Ограничение свободы имеет двоякую природу – социальную и естественноисторическую. Что касается социальных ограничений, то в антагонистическом обществе они отнюдь не совпадают с "категорическим императивом" Канта" (454, с.64–65). "Тенденция развития коммунистического общества состоит в том, чтобы вплотную приблизить социальные ограничения свободы человека к естественноисторическим ограничениям" (454, с.66). На этом рассуждения автора о социальных ограничениях заканчиваются. Как видно словосочетание "социальные ограничения" у Ю.М.Шейнина есть, а определения его как понятия нет. Данное словосочетание аналогичным образом иногда употребляют и другие авторы, что делает актуальным более основательный его разбор и изучение, тем более что подобное определение отсутствует и в словарях. Среди исследований современных российских авторов, косвенно затрагивающих проблему социальных ограничений можно выделить работы Ю.П.Аверина, Л.Ф.Авилова, А.А.Агамова, О.Г.Антоновой, Ю.К.Бегунова, М.Б.Бекова, Л.Е.Бляхера, А.П.Большакова, В.И.Бородкина, А.В.Бузгалина, И.М.Быховской, И.В.Василенко, К.С.Гаджиева, Я.И.Гилинского, И.А.Гобозова, Э.Н.Грибакиной, Н.И.Даниловой, Б.А.Диденко, Г.Г.Дилигенского, А.Г.Дугина, Ю.А.Ермакова, А.А.Зиновьева, С.П.Золотарева, А.Г.Зуба, А.А.Кара-Мурзы, С.Г.Кара-Мурзы, О.Карпухина, Р.Х.Кочесокова, О.Л.Краевой, В.В.Крамника, А.И.Кугая, Е.С.Курбановой, В.А.Кутырева, В.А.Лисичкина и Л.А.Шелепина, С.П.Лужницкого, Э.Макаревича, В.П.Макаренко, С.А.Макеева, С.А.Модестова, К.Х.Момджяна, Л.С.Николаевой, А.В.Новикова, А.С.Панарина, Э.А.Позднякова, А.Г.Погоняйло, В.С.Полосина, П.А.Сапронова, Н.И.Сидоренко, Э.Г.Соловьева, В.Г.Тахтамышева, Ж.Т.Тощенко, Г.Л.Тульчинского, Е.М.Харитонова. В них разобраны, в частности, такие непосредственно связанные с социальными ограничениями вопросы как социальная монополия (М.Б.Беков), социальный хаос (Л.Е.Бляхер), социальная деградация (А.А.Кара-Мурза), социальное неравенство (Э.Н.Грибакина), социальная мобильность (И.В.Василенко, С.А.Макеев), социальный контроль (О.Г.Антонова, Я.И.Гилинский, О.Карпухин, Э.Макаревич, А.В.Новиков), социальные нормы (Н.И.Сидоренко), бюрократизм (В.П.Макаренко), глобализация (А.В.Бузгалин, В.А.Лисичкин, Л.А.Шелепин, А.С.Панарин), идеология (А.А.Зиновьев, С.П.Золотарев, В.Г.Тахтамышев), манипуляция сознанием (Ю.А.Ермаков, С.Г.Кара-Мурза), свобода (А.А.Агамов), самозванство (Г.Л.Тульчинский), власть (Ю.П.Аверин, П.А.Сапронов, Е.М.Харитонов), политика (Ю.К.Бегунов, И.А.Гобозов, Э.А.Поздняков), биополитика (А.Г.Зуб), тоталитаризм (К.С.Гаджиев, А.А.Зиновьев, Р.Х.Кочесоков), либерализм (С.П.Золотарев), насилие (А.И.Кугай), информационная война (В.А.Лисичкин, Л.А.Шелепин), традиция и современность (А.Г.Дугин, В.Г.Федотова), психофизический потенциал человека и общество (И.М.Быховская, О.Д.Гаранина, О.Л.Краева, В.И.Столяров) и другие. Однако проблема социальных ограничений в целом в них не ставится, что свидетельствует о наличии существенного, но восполнимого, с учетом уже проделанных исследований, пробела в социально-философском знании. Проблема социальных ограничений затрагивалась и в советской литературе. Были исследованы такие ее проявления и сопряженные вопросы как тоталитаризм (С.А.Гомаюнов, С.Н.Зимовец) и фашизм (А.А.Галкин), организация общества (А.А.Богданов), социальная мобильность (Т.М.Алпеева, С.А.Макеев), социальный контроль (А.А.Рябов), стандартизация (Г.В.Кончаков), принуждение (В.П.Федоров), деидеологизация (Л.Н.Москвичев), личные и общественные интересы (В.В.Заплетин) социальные нормы (Л.А.Андреев, С.А.Даштамиров, Е.М.Пеньков). В ряде исследований изучались различные фрагменты системы социальных ограничений. Например, Н.И.Сидоренко предпринял попытку исследовать социальные нормы (368). Однако, камнем преткновения для этого автора стала проблема происхождения социальных норм. В разделе "научная новизна" своего автореферата Н.И.Сидоренко утверждает: "выявлен источник генезиса социальных норм в первобытном обществе, заключающийся в необходимости фиксации усложняющихся стереотипных операций (курсив мой) в развивающемся сознании людей для упорядочивания их деятельности по поддержанию жизни" (368, с.7). Сразу же возникает вопрос, какие стереотипные операции фиксируют любые запретительные нормы, например табу или "не убий", "не укради"? Из утверждений Н.И.Сидоренко также логически следует, что эти стереотипные операции совершались изначально вне норм, автоматически – бездумно, стихийно, сами по себе, что, мягко говоря, сомнительно. Далее еще интересней: "выяснено, что действие детерминант, обуславливающих человеческую деятельность, в состоянии фиксироваться с помощью социальных норм, которые служат средствами подчинения проявлений необходимости определенному нормами порядку" (368, с.7). Человеческую деятельность, как известно, обуславливают разные детерминанты, например природно-климатические. Из утверждения Н.И.Сидоренко можно сделать вывод, что допустим, социальная норма сначала фиксирует наступление зимы (1 декабря), а если зима наступает по видимости раньше, то она ее подчиняет как бы говоря "зима стой, еще рано", "Солнце вперед" и т.п. Еще Н.И.Сидоренко полагает, что "анализ накопленных сведений убеждает, что появление норм – это результат, возникающего в процессе взаимодействия человека с миром осознания необходимости, целесообразности, последовательности и упорядоченности деятельности людей для гарантированного удовлетворения потребностей" (368, с.16). На самом деле анализ накопленных сведений совершенно в этом не убеждает. Нормы очень часто создаются господствующими классами и группами в целях удовлетворения их корыстных потребностей и интересов, зачастую разрушительных для целесообразности, последовательности и упорядоченности в деятельности людей. Как неработающий закон, который, кстати, тоже является нормой, соотносится с осознанием необходимости, целесообразности, последовательности и упорядоченности деятельности людей для гарантированного удовлетворения потребностей? Работа Н.И.Сидоренко и аналогичные ей исследования свидетельствуют о серьезнейших пробелах и недостатках в исследовании социальных ограничений и норм. Прямо рассматривались проблемы правовых ограничений (имплицитно данный вопрос ставится практически в любой правоведческой работе, так как любая норма является ограничением) в работах А.В.Малько, А.А.Подмарева, С.А.Денисова, В.А.Коннова. В диссертационных исследованиях данных авторов было введено и обосновано понимание права как инструмента ограничения: прав и свобод граждан (В.А.Коннов, А.А.Подмарев), бюрократии (С.А.Денисов). В диссертации А.В.Малько разработана концепция правовых стимулов и ограничений, как способов реализации основанного на двоичном коде социального управления. В этих работах отмечается, что в советской правоведческой литературе вопрос о правовых ограничениях, об ограничительной функции права прямо не поднимался. Перечисленные работы не являются единственными, в которых изучены правовые ограничения, их особенностью являются вынесение темы ограничения в заглавие, что делает ее ключевой. Проблема экономических ограничений исследовалась в диссертационных работах Д.Ю.Васильева, Н.И.Ильина. Первый автор обнаруживает сам факт наличия экономических ограничений, а второй на основе изучения теневой экономики разрабатывает механизм ее ограничения, в том числе и экономическими методами. Также экономические ограничения изучались, описывались и критиковались в публикациях Ж.Аттали, Д.Белла, Ж.Бодрийяра, С.Н.Булгакова, А.В.Бузгалина, Т.Веблена, С.Ю.Глазьева, А.Г.Дугина, А.А.Зиновьева, Г.Зиммеля, А.К.Крыленко, В.А.Кутырева, Л.Ларуша, В.И.Ленина, К.Маркса, Г.Маркузе, Д.Неведимова, А.С.Панарина, А.П.Паршева, Д.Сороса, В.Г.Федотовой, Ф.Хайека, Ю.Эволы, Ф.Энгельса, Р.Эпперсона и других авторов. Языковые ограничения, существующие в русском языке рассматривались в диссертации О.А.Михайловой. Проблема языковых ограничений поднималась также в работах Н.Т.Абрамовой, А.М.Анисова, Ж.Батая, Н.П.Безлепкина, Ж.Бодрийяра, С.Н.Булгакова, Л.Витгенштейна, Г.-Г.Гадамера, В.Гумбольдта, Ж.Делеза и Ф.Гваттари, Ж.Деррида, А.Г.Дугина, И.А.Ильина, С.Г.Кара-Мурзы, И.Г.Корсунцева, А.И.Кугая, Н.А.Купиной, А.Ф.Лосева, Г.Маркузе, Ф.Ницше, В.А.Смирнова, Р.А.Уилсона, П.А.Флоренского, М.Фуко, А.С.Хомякова. Исходя из разработанной автором модели системы социальных ограничений, можно выделить и другие их отдельные формы, исследованию которых (имплицитно и под другими названиями) посвящена обширная литература. В частности это идеологические, этические, эстетические, политико-управленческие, информационно-образовательные, технико-технологические, структурно-демографические ограничения. Ситуация с их исследованием аналогична ситуации с экономическими и языковыми ограничениями: наличие большого массива литературы, где они рассматриваются изолированно от других элементов данной системы и в иных ракурсах, с иных идейных позиций чем в данной работе. Ограничения, существующие на пути становления гражданского общества в России, показывает Л.Я.Орлова, откуда можно сделать вывод о наличии социальных ограничений, мешающих формированию гражданского общества. Вопрос ограничения средств и методов ведения войны, наводящий на мысль о том, что сама по себе война является формой социального ограничения, которую следует ограничить поднимает Ф.Кальсховен. Парадигмальные ограничения в социальных науках, развивая идеи Т.Куна, выявляет Г.В.Каныгин, подводя нас к мысли о взаимосвязи социальных и гносеологических ограничений. Принцип ограничения возможных ходов и действий противника, как главную цель шахматной игры рассматривал А.А.Мацукевич. У З.Бжезинского подобный принцип становится основой глобальной политики США. Так происходит преобразование шахматно-игровых ограничений в социальные. Все эти работы наглядно свидетельствуют об актуальности постановки самой проблемы социальных ограничений. С другой стороны их тематика и содержание показывают как отсутствие целостной модели социальных ограничений, так и необходимость ее создания, хотя бы в целях обобщения и систематизации их содержания. Отсутствует в данных работах и четкое определение социальных ограничений. Многие авторы лишь подходят к пониманию отдельных фрагментов социальных ограничений, что делает актуальной адекватную интерпретацию их публикаций, для которой отсутствуют теоретические модели. Обоснована и потребность в обобщающей модели социальных ограничений как инструменте выделения информации по данному вопросу из порой хаотических и несистематизированных высказываний того или иного автора (например, А.С.Хомякова) для историко-философской реконструкции его взглядов. Ясно, что подобная модель может быть использована для вычленения и структурирования соответствующей информации из любых информационных потоков. Кратко степень разработанности проблемы можно обозначить так: материала по данной проблеме очень много, но он не осознан, не обобщен, не структурирован. Ясно, что проблема социальных ограничений диалектически связана с проблемой свободы, особенно социальной. "Всякое осуществление свободы может казаться в то же время ее обеднением и в пределе – ее самоотменой. Всякий акт выбора уже как бы отменяет свободу... ограничивает и обязывает выбравшего. Выбирающий волен в своем выборе до конца, выбрав же, он уже невольно становится рабом объекта выбора. Свобода тут материализуется, отяжелевает и тем самым становится необходимостью. Необходимость и есть ставшая свобода – свобода, ставшая бытием" (233, с.136), – писал С.А.Левицкий. Значит проблема ограничений, в том числе социальных имплицитно ставится и решается именно в философии свободы, хотя понимается она различно. "Но вот в чем вопрос: существует ли единая проблема свободы? Действительно ли о свободе во все века спрашивают одинаково? Разве глубокомысленный миф из платоновского сочинения о государстве, согласно которому душа в своем состоянии до рождения сама избирает себе жизненный жребий,...сводится к тому же самому, что и понятие свободы, которое господствовало, скажем, в нравственной философии стоиков, с непреклонной решимостью говорившей: единственный способ быть несвязанным и тем самым свободным – это не привязываться сердцем ни к чему, что не в нашей воле?...И та же ли самая это проблема, когда мы в нашу эпоху естественных наук ставим вопрос: как надо понимать возможность свободы перед лицом сплошной детерминированности природных процессов... Проблема, поставленная вообще, – это как вопрос, ни разу не заданный по настоящему. Каждый по настоящему заданный вопрос мотивирован" (90, с.32–33), – писал Г.-Г.Гадамер. Следовательно, вопрос о социальных ограничениях должен быть поставлен, введен в научный и философский дискурс и, насколько возможно, разрешен. Об авторе
 Михайлов Владимир Владимирович Доктор философских наук, профессор Московского городского педагогического университета.
Автор более 60 научных и учебно-методических публикаций. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||