Горобец Б.С. Круг Ландау:
ФИЗИКА ВОЙНЫ И МИРА. № 3. Изд. стереотип.

Оглавление

От автора

Второе издание "Круга Ландау", увеличившееся в объеме более чем вдвое, выходит в виде трилогии. Названия трех отдельных книг: (1) "Круг Ландау: Жизнь гения", (2) "Круг Ландау: Физика войны и мира", (3) "Круг Ландау и Лифшица". Далее при ссылках по отдельности на книги трилогии будут даваться индивидуальные части названий двух первых книг и полностью название третьей книги.

Книга "Жизнь гения" посвящена биографическим событиям, происходившим вокруг самого Л.Д.Ландау, главы даются в хронологическом порядке, от рождения до последнего трагического отрезка жизни Л.Д.Ландау. Объем этой книги увеличился на 35\% по сравнению с соответствующим материалом 1-го издания "КЛ". В "Жизнь гения" вошли: Предисловие А.А.Рухадзе, Главы: 1. "Оптимистическая", 2. "Харьковская", 3. "Тюремная", 4. "Семейная", 5. "Характерологическая", 6. "Катастрофическая", Послесловие Б.Я.Зельдовича, Приложения: "Из "Дела УФТИ""; "Протоколы из "Дела Ландау""; "Справка КГБ об академике Ландау"; также приведено несколько менее объемных документов.

Книга "Физика войны и мира" посвящена научной и педагогической деятельности Л.Д.Ландау и его участию в Атомном проекте СССР. Объем материала этой книги увеличился примерно вдвое по сравнению с соответствующим материалом 1-го издания. Книга состоит из трех больших глав: Глава 1 "Ядерная", Глава 2 "Научно-популярная" и Глава 3 "Научно-педагогическая"; также в книгу вошли Приложения: "Список научных трудов Л.Д. Ландау", "Лекция Е.М.Лифшица "Л.Д.Ландау – ученый, учитель, человек"", заметки "Популярная математическая "игра Ландау"" и "Как академики задачу решали".

Глава 1 "Ядерная" написана заново на основании только что рассекреченных документов, опубликованных в серии книг "Атомный проект СССР" (1999–2007, всего около 7 тысяч страниц). В этой главе впервые систематически и достоверно описан вклад Ландау и его сотрудников в работы по атомной проблеме в 1944–1953 гг. Ранее на этот счет существовали лишь отрывочные, нередко противоречивые сведения, домыслы и легенды. Теперь мы видим реальные достижения группы Ландау, состоявшей из него самого, Е.М.Лифшица, И.М.Халатникова и С.П.Дьякова, сочлененной с вычислительным бюро под руководством Н.С. (Н.Н.) Меймана. Их главным достижением явился расчет КПД (коэффициента "выгорания" ядерной взрывчатки) атомной и водородной бомб, сделанный на основе "рабочей формулы Ландау", которой затем многие годы пользовались ядерщики при проектировании ядерных и термоядерных бомб. Л.Д.Ландау и К.П.Станюковичу также принадлежит идея имплозии (взрывного обжатия ядерного заряда) с целью создания его надкритичности и первые соответствующие расчеты (1944). Л.Д.Ландау и его ученики И.Я.Померанчук, В.Б.Берестецкий, А.И.Ахиезер и другие физики создали теорию гетерогенного ядерного реактора. Л.Д.Ландау и И.Я.Померанчук дали формулу для разделения изотопов (1944), которая использовалась для расчетов при выделении дейтерия и урана-235. Видную роль в Атомном проекте играли ученики Ландау: В.Г.Левич, работавший в центральном аппарате Научно-технического совещания Первого главного управления при Совнаркоме СССР, и А.С.Компанеец, работавший в Лаборатории N4 и в Институте химической физики. В этой главе показывается мистическая картина гигантского государственного научно-производственного проекта – создания ядерного оружия в СССР – в условиях запредельной секретности и максимально возможной мобилизации сил и средств страны под управлением диктаторского административного аппарата во главе со Сталиным и Берия.

Глава 2 посвящена популярному изложению основных научных достижений Л.Д.Ландау. За основу изложения приняты знаменитые скрижали с записями формул 10 высших результатов Ландау. Затронуты еще пять работ Л.Д.Ландау, ставших классическими. Специальный раздел "Ошибался ли Ландау?" написан как компиляция сведений из различных литературных источников, в нем разобраны те моменты, в которых гений физики, как оказалось, был неправ.

В Главе 3 "Научно-педагогической" подробно рассказывается о создании 10-томного Курса теоретической физики, о семинаре Ландау и о его "теорминимуме". Всего в знаменитом Курсе Ландау и Лифшица было пять соавторов, включая соавтора трех томов Л.П.Питаевского и соавторов по одному разу (тому) Л.М.Пятигорского (том 1) и В.Б.Берестецкого (том 4). История "мерцающих" соавторов не лишена драматичности и временами трагичности, последнее относится к Л.М.Пятигорскому (о котором подробно рассказано в книге "Жизнь гения"). Драматические перипетии в процессе создания Курса происходили и с единственным "сквозным" соавтором всех 10 томов, Е.М.Лифшицем, они начались после автокатастрофы, в которую 7 января 1962 г. попал Ландау. Высший подвиг Евгения Михайловича состоит в том, что он нашел в себе силы и талант закончить Курс, написав три отсутствовавших тома, найдя себе помощников, преодолев попутную тяжелую коллизию с одним из них (В.Б.Берестецким) и с семьей Л.Д.Ландау.

В Главе 3 также подробно говорится об оригинальной концепции школ Л.Д.Ландау и его единомышленников Я.Б.Зельдовича и В.И.Арнольда, касающейся преподавания математического анализа в физических и физико-технических вузах. Эта животворная физическая концепция становится все более актуальной по мере научно-технического прогресса и глобализации образования, но как у нас продолжает довлеть догматическая концепция "бурбакианства" (математики поймут, о чем речь).

Книга "Физика войны и мира" снабжена обширным справочно-ссылочным аппаратом, что отличает ее от всех других мемуаров о Ландау, почти не документированных.

С благодарностью перечислю тех, кто предоставил новые материалы (в том числе фотографии) и/или принимал очное или заочное (в Интернете) участие в обсуждении, способствуя устранению неточностей как в целом, так и по отдельным темам книги. Это З.И.Горобец-Лифшиц (ветеран ЖЭТФ), В.И.Коган (Курчатовский институт, МИФИ), А.А.Рогожин (ВИМС, Москва), А.А.Рухадзе, В.П.Макаров и А.А.Самохин (ИОФ РАН), Л.А.Фальковский (Институт теоретической физики имени Ландау), И.О.Лейпунский (ИХФ-ИЭПХФ РАН, Москва), В.Ю.Зицерман (ИВТ РАН), Ф.К.Щелкин (ветеран ВНИИТФ, Челябинск-70), В.И.Манько и Ю.Б.Брук (ФИАН, МФТИ), Р.О.Зайцев (МФТИ), С.Е.Войнова и Ю.В.Гапонов (РНЦ КИ), В.М.Жданов (МИФИ), С.Н.Щеголькова (выпускница физфака МГУ времен Ландау), А.Ю.Семенов (внук Ю.Б.Харитона и Н.Н.Семенова) (биофак МГУ), А.И.Калиничев (ИФХ РАН), В.Б.Гундырев (сын Л.М.Пятигорского) (НИИЭТ, г.Зеленоград), Б.Д.Рубинский (МИХМ-МГУИЭ), А.Б.Манукин (ИФЗ РАН), Ю.Н.Ранюк и В.И.Карась (ННЦ ХФТИ, Харьков, Украина), Игорь Ландау (ИФП; Цюрих, Швейцария), Александр Либин (Израиль), Борис Зельдович, Борис Кушнер, Дэвид Холловэй (все США), Евгений Беркович (Германия).

От автора: о второй книге второго издания

Ввиду двукратного увеличения объема книги, подготовленной для второго издания, она разделена на две части: "Круг Ландау. Книга 1. Жизнь" и "Книга 2. Наука". Материалы книги 1 посвящена событиям, происходившим в основном с самим Л.Д.Ландау, и изложены в хронологическом порядке, от рождения Л.Д.Ландау до его последнего трагического отрезка жизни. Объем материала этой части увеличился на 35% по сравнению с 1-м изданием книги. В книгу 1 вошли: Предисловие А.А.Рухадзе, Главы: 1. Оптимистическая, 2. Харьковская, 3. Тюремная, 4. Семейная, 5. Характерологическая, 6. Катастрофическая, Послесловие Б.Я.Зельдовича, Приложения: Из "дела УФТИ", Протоколы из "Дела Ландау", "Справка КГБ об академике Ландау" и др.

Книга 2 посвящена научно-педагогической и прочей деятельности Л.Д.Ландау, ряда его учеников и лиц, так или иначе с ним связанных. Объем материала этой части увеличился вдвое по сравнению с 1-м изданием. Приблизительно вдвое расширилась Глава 1 "Ядерная" за счет включения в нее новых, недавно рассекреченных документов, касающихся работы Л.Д.Ландау в Атомном проекте СССР, а также документов о разведданных, о режиме секретности, о роли в Атомном проекте И.В.Курчатова и П.Л.Капицы как в общем аспекте, так и, в особенности, в отношении участия в нем Л.Д.Ландау. Новыми источниками явились опубликованные в последние годы тома документов под общим названием "Атомный проект СССР" (1999–2007).

Глава "Научно-персональная" (1-е изд.) разделена во 2-м издании на две главы: Главу 3 "Научно-педагогическую" и Главу 4 "Научно-персональную". Глава 3 дополнена новыми сведениями о семинаре и "теорминимуме Ландау", о новом подходе Л.Д.Ландау и Я.Б.Зельдовича к преподаванию математики в вузах. Сильно расширилась Глава 4. Во-первых, в ней увеличились по объему очерки, имевшиеся в 1-м издании. В особенности это относится к очерку о И.М.Лифшице за счет включения материалов из сборника о нем, только что вышедшего в Харькове, и очерку о И.М.Халатникове за счет включения в него сведений из журнальных публикаций. Во-вторых, появилось шесть новых очерков.

Отдельные очерки посвящены близкому другу Л.Д.Ландау с юности академику энергетику М.А.Стыриковичу; ярчайшему физику Я.Б.Зельдовичу, который как теоретик сам себя причислял к школе Ландау; руководителям учреждений, в которых работал Л.Д.Ландау: академикам А.И.Лейпунскому (УФТИ, Харьков) и П.Л.Капице (Институт физпроблем), а также "вечному декану" физического факультета МГУ профессору В.С.Фурсову – в контексте современной им эпохи и событий, роли и участия в них Л.Д.Ландау и его окружения во взаимоотношениях с властью, а также некоторых нетривиальных, с точки зрения автора, эпизодов, характеризующих названных лиц. Очерк 12.2 базируется на материалах историко-мемуарной книги А.А.Рухадзе. На ее основе нами составлена последовательность фрагментов, которые колоритно оттеняют портреты известных физиков эпохи Ландау, как его учеников, так и физической среды, близкой Ландау: Нильса Бора, И.Я.Померанчука, В.Г.Левича, Р.З.Сагдеева, С.П.Дьякова, Э.Л.Андроникашвили, Е.Л.Фейнберга, И.Е.Тамма, В.Я.Файнберга, В.П.Силина, В.И.Гольданского, Л.А.Арцимовича, В.И.Когана, наконец, самого А.А.Рухадзе.

Автор понимает, что физики школы и круга Ландау представлены в книге неравномерно по объему и детальности материалов, а главное, далеко не все и даже не все самые объективно выдающиеся из них.

Неправильно было бы считать, что автор "не заметил того или другого физика в кругу Ландау", как было сказано в одном из писем откликов на 1-е издание. Просто у меня не было материалов о многих ученых, входящих в этот круг, и работа шла, естественно, с теми материалами, которые уже были или подходили в процессе написания. Поиск же и обработка материалов сверх того, что вошло в книгу, потребовали бы большого дополнительного времени; это также превысило бы предельный объем двух томов, указанный в договоре с издательством. Остается надеяться, что физические институты, связанные со школой Ландау, с помощью профессиональных физиков-историков, много лет разрабатывающих тему Ландау, создадут гораздо более полные и объективные тома о Ландау и его великой школе.

Особенностью книги является развитой справочно-ссылочный аппарат, поэтому в ней содержится обилие цитат, сносок и примечаний. Это одно из главных отличий данной книги от всех других книг о Ландау и призвано сделать ее более документированной.

С благодарностью перечислю тех, кто предоставил новые материалы и/или принимал очное или заочное (в Интернете) участие в обсуждении материалов, включенных в эту 2-ю книгу 2-го издания дилогии – как в целом, так и по отдельным темам. Это З.И.Горобец-Лифшиц (ветеран ЖЭТФ), В.И.Коган (РНЦ КИ, МИФИ), Л.А.Фальковский (ИФТ им.Ландау), И.О.Лейпунский (ИЭПХФ РАН, Москва), А.А.Рогожин (ВИМС, Москва), В.Ю.Зицерман (ИВТ РАН), А.А.Рухадзе, В.П.Макаров, А.А.Самохин (ИОФАН), Щелкин Ф.К. (ветеран ВНИИТФ), С.Е.Воинова, Ю.В.Гапонов (РНЦ КИ), С.Н.Щеголькова и В.В.Попова (выпускницы физфака МГУ), Л.П.Стрелкова и А.С.Илюшин (физфак МГУ), Ю.Б.Брук (ФИАН), С.В.Белуков, М.Б.Генералов, Б.Д.Рубинский, Н.В.Филин (МГУИЭ), А.И.Калиничев (ИФХ РАН), О.Я.Зельдович (ИТЭФ), М.Я.Овчинникова (ИХФ), А.Б.Манукин (ИФЗ РАН), Р.О.Зайцев (МФТИ), Г.Н.Гельперин (КБ Нудельмана), Ю.Н.Ранюк и В.И.Карась (ННЦ ХФТИ, Харьков, Украина), Игорь Ландау (ИФП; ЦЕРН, Швейцария), Татьяна Пятигорская, Фред Басс, Павел Иоффе, Александр Либин и Михаил Гафт (все Израиль), Борис Зельдович, Дмитрий Лихачев и Борис Кушнер (все США), Е.М.Беркович (Германия).

Предисловие Б.Кушнера

Борис Кушнер
Трансцендентность человеческой души

Вот уже несколько месяцев я с волнением и интересом читаю появляющиеся в сетевом альманахе "Еврейская старина" главы из книги Бориса Горобца "Круг Ландау" (1-е изд.).

Личность выдающегося физика всегда привлекала общественное внимание. Помню круги, расходившиеся по ученому сообществу от знаменитого семинара Ландау (острые слова, замечания быстро становились своего рода академическим фольклором). Помню газетную статью об автокатастрофе. В трагическом финале его жизни было нечто шекспировское. Появившиеся в последние годы публикации о Ландау сопряжены с острыми дискуссиями. Споры вокруг жизни и личности замечательного физика не стихают.

Книга Горобца принадлежит к смешанному жанру – отчасти это историческое исследование, отчасти – мемуары. Каждый писавший и публиковавший свои воспоминания понимает связанные с этим трудности и опасности. Дело здесь, разумеется, не только в несовершенстве памяти. Проблема в героях повествования, живых людях, которые, с одной стороны, видят события иначе, каждый по-своему, а с другой – решительно не узнают себя в своих литературных портретах. <...> Что же говорить об острых страницах, каковых – при спокойном, интеллигентном тоне повествования – немало в книге Горобца. Отдаю должное его смелости, стремлению выявить историческую и человеческую правду, при всей непостижимости таковой. А истина в конечном счете действительно непостижима – к ней только можно неограниченно (это – оптимистическая оценка) приближаться <...>. Позволю себе продолжить метафору "квадратуры круга", которую использовал в заглавии своей критической статьи известный историк физики Геннадий Горелик. Неразрешимость знаменитой задачи (построить классическими инструментами квадрат, равновеликий данному кругу), в сущности, установлена сравнительно недавно (что такое сто с четвертью лет по сравнению с античным возрастом проблемы). В 1882 г. Ф.Линдеман доказал, что число pi трансцендентно, и тем самым поставил окончательную точку в бесконечной истории попыток "квадрировать" круг. Мне кажется, что человеческая личность, душа тоже по сути своей трансцендентна. <...> Интересно, что трансцендентный статус приобретают и настоящие произведения искусства. Творцы их теряют власть над своими героями, которые начинают жить собственной жизнью, во многом неожиданной для тех, кто их создал, – в конечном счете, – также по своему образу и подобию. <...> Мне кажется, что упрек Геннадия Горелика в адрес Бориса Горобца несправедлив – Борис Соломонович ни на какую "квадратуру круга Ландау" не претендует. Он искренне и аргументировано высказывает свою точку зрения, свое восприятие событий. И то и другое оказалось для меня интересным и поучительным. <...> Вообще же, мемуары пишутся не для участников событий, не для их профессиональных историков, а для нас, читателей. Именно нам они и открывают совершенно новые миры и горизонты.

Я не могу и не хочу высказываться по предмету разногласий двух уважаемых авторов, относящихся к медицинской и семейной стороне дела. Мне вообще жаль, что эта тема занимает такое место в "ландауведении". Как говорил Маяковский: "Я – поэт. Этим и интересен". Разумеется, эта максима относится не только к поэтам. С другой стороны, человеческая любознательность (любопытство?) воистину неистощима – личности незаурядные привлекают особенное внимание, их частная жизнь в результате становится достоянием публики, предметом пристального, часто сенсационного, а подчас и недоброжелательного интереса. Последний, питаемый, очевидно, сознательной или несознаваемой завистью, вполне может найти для себя почву, поскольку особо одаренная личность вне своей профессиональной области вполне может оказаться заурядным, а то и плохим человеком. Каждый яркий талант как бы окружен гравитационным полем, притягивающим публику. Для одних неодолимо очарование таланта, для других столь же неодолимо стремление принизить неординарную личность, чтобы не ослепляла своим сиянием. Не говорю сейчас о третьей категории, стремящейся из всего этого попросту извлечь большие деньги. Боюсь, от физика Ландау мало что останется в фильме, который, если я правильно понимаю, о нем собираются снимать в России.

Не скрою, меня огорчило иронизирование Горелика в адрес докторской степени Горобца. Геология, минералогия – не лжеистория КПСС <...>. Это серьезные науки, и докторские степени в них достигаются огромным трудом и талантом. Борис Соломонович, помимо сказанного, имеет физико-математическую степень. И, в конце концов, не учебник же физики он нам предлагает! Читатель, не имеющий должной подготовки, может попросту пропускать формулы, не вникать в термины и т.д. Связность изложения не будет нарушена. С другой стороны, физика достойно представлена в книге Горобца, что засвидетельствовано первоклассным физиком Б.Я.Зельдовичем. Портреты физиков, включая главных героев повествования – Л.Д.Ландау и Е.М.Лифшица, написаны Горобцом любовно, выпукло, с полным пониманием неоднозначности этих экстраординарных личностей, неисчерпаемости сюжета и ограниченности возможностей любого автора, не исключая себя самого.

Сильное впечатление производит рассказ о страшном предвоенном времени, арестах, расстрелах. Уму непостижимо – до сих пор есть немало людей, отрицающих преступный характер большевистского режима, даже воспевающих таковой. Больно читать о трагической истории Л.М.Пятигорского, соавтора первого тома знаменитого Курса теоретической физики. Как и Горобец, я брал в университетской библиотеке потертый том "Механики" Ландау и Пятигорского, а позже удивлялся исчезновению второго имени с обложек позднейших изданий. Апокалиптическое время ставило людей перед чудовищными альтернативами, калечило их души. Не берусь судить ни преданного идее коммуниста Пятигорского, ни пламенного М.А.Кореца, сыгравшего роковую роль в судьбе Ландау. И хочется призвать всех пишущих об этом инфернальном времени к осторожности.

В последнее время в открытых источниках появились настолько подробные материалы о развитии советского ядерного оружия, что иногда просто не веришь собственным глазам. Даже на этом фоне глава о ядерном оружии в книге Горобца читается на одном дыхании. Поражает, среди прочего, не только физическое, но и инженерное, конструкторское проникновение в немыслимо короткие интервалы времени, в которые должны уложиться инфернальные ядерные процессы "слойки". <...> Борис Горобец прекрасно показывает и нежелание Ландау участвовать в программе, и его серьезный вклад в расчеты советского ядерного оружия. Кстати сказать, в своих воспоминаниях А.Д.Сахаров высоко оценивает работу группы И.М.Гельфанда, а Б.Л.Иоффе столь же высоко расценивает вклад А.С.Кронрода (работавшего с Л.В.Канторовичем). При всей секретности слухи об этих занятиях выдающихся математиков в наших кругах циркулировали. Как и печальная история самоубийства начальника секретного отдела Отделения прикладной математики (позже Института прикладной математики). Но только сейчас, от Горобца я узнал, что была потеряна бумажка с собственноручной сахаровской схемой "слойки". "Слойка" в серию не пошла, конкуренты ее сами "вычислили", а человека не стало...

Интересны, хотя и не бесспорны соображения Горобца о ядерном противостоянии, о необходимости прервать ядерную монополию США. Сходные проблемы волновали и американских физиков, и не эти ли волнения частично объясняют феерический успех советского ядерного шпионажа? Разумеется, значительную роль в достижениях советской разведки сыграла детская болезнь левизны в капитализме, которой страдала заметная часть научной элиты. Болезнь эта на удивление прилипчива: ни разоблачение беспрецедентных преступлений коммунистических режимов, ни их крушение здесь не помогают. Мир через розовые либеральные очки выглядит вообще довольно своеобразно. <...> Идея ядерного сдерживания, невозможности глобальной войны именно изНза мощи ядерного оружия приходила в голову ученым по обе стороны океана. Горобец цитирует высказывания Ландау на сей счет. Со всем этим, однако, соседствует печальное осознание необратимого факта: наша планета стала попросту мала для нового оружия. Вообразите себе скандал на московской коммунальной кухне, в котором стороны кидают друг в друга гранаты. Впервые человек получил физическую возможность за считанные минуты уничтожить на Земле все живое – и можно ли надеяться, что осознание этого факта окажется неодолимой сдерживающей силой? <...>

Следует отдать должное мужеству группы советских ученых, пытавшихся в самом начале военной атомной эры предупредить руководство страны о фатальных последствиях ядерной войны. Процитирую снова Б.Л.Иоффе:

В том же (1954. – Б.К.) году И.В.Курчатов, А.И.Алиханов, И.К.Кикоин и А.П.Виноградов написали статью, в которой анализировались возможные последствия атомной войны и делался вывод, "что над человечеством нависла огромная угроза прекращения всей жизни на земле". До этого официальным утверждением советской пропаганды было, что новая мировая война означала бы конец капиталистической системы. Статью подписал также министр среднего машиностроения В.А.Малышев, и она была направлена Маленкову, Хрущеву и Молотову. Маленков, по-видимому, разделял точку зрения авторов статьи, поскольку в одном из своих выступлений сказал, что новая мировая война приведет к гибели мировой цивилизации. Однако Хрущев в январе 1955 года осудил эти взгляды, назвав их "теоретически неправильными, ошибочными и политически вредными". Партия вернулась к старой формуле, и статья опубликована не была.

Вспоминаю в связи с этим кругом проблем трагедию, разыгравшуюся с одним моим сослуживцем по Вычислительному центру АН СССР, чудесным веселым дружелюбным человеком. А. (Александров. – Б.Г.) развивал вместе с академиком Н.Н.Моисеевым концепцию ядерной зимы. При этом (по крайней мере, на наших семинарах и в нашей печати) обычно говорилось, что может случиться после взрыва сотни "Полярисов". Я как-то спросил его в коридоре, – а не будет ли то же самое, если взорвутся советские ракеты? Он засмеялся в ответ: "Ну, ты же понимаешь". А. начал часто выезжать за границу, сотрудничать с учеными США и других стран, если мне не изменяет память, выступал в конгрессе или в сенате, получил аудиенцию у Римского Папы. Все это оборвалось, когда он исчез во время командировки в Испанию. Интенсивные розыски (запрашивали ЦРУ, обращались за содействием к Э.Теллеру) ничего не дали. Человек исчез бесследно. Остались жена и двое детей...

Трудно не согласиться с Горобцом и в его оценке мудрости президента Трумэна в послевоенные годы. Эту мысль я в публикациях на русском языке раньше не встречал. И в то же время действительно страшно думать, что само существование нашей цивилизации зависит от решения одного человека. <...> Что касается ядерных бомбардировок Японии, то мне кажется, Борис Горобец упускает один важный момент. Действительно, к августу 1945 г. Япония войну практически проиграла (Черчилль, помнится, считал, что стратегически война была безнадежна для Японии в принципе изНза несоизмеримости индустриальной мощи соперников). Но вряд ли кто-нибудь станет оспаривать, что война была практически проиграна Германией к началу, ну, к середине 1944 г. Но сколько же людей погибло прежде, чем это "практически" стало реальностью! Альтернативой атомных бомбардировок было массивное вторжение на главные японские острова. По опыту боев на море и на тихоокеанских островах было хорошо известно, как стойко, фанатично сражаются японские солдаты (это еще и Жуков после Халхин-Гола отмечал). Их решимость при защите собственного дома удесятерилась бы. Американские потери предварительно оценивались во многие сотни тысяч. О японских и вовсе страшно подумать. Надо сказать, что американское общество куда чувствительнее к потерям жизней, чем советское (о нынешнем российском обществе судить не берусь). Думаю, что эти соображения также были весомым аргументом, когда президент Трумэн принимал свое труднейшее судьбоносное решение. <...> Не спасли ли эти бомбы миллионы японских жизней?

В целом участие в разработке ядерного оружия ставило (и, думаю, ставит) перед учеными серьезные моральные проблемы. Горобец убедительно исследует здесь позицию Ландау, проводя разделительную черту между созданием атомной и водородной бомб. Толерантно относясь к первому проекту (поскольку США бомбу уже имели и применили), замечательный физик был резко настроен против термоядерного оружия в руках советского режима. <...> Этот водораздел между атомным и термоядерным военными проектами был ярко выражен у значительной части физиков на американской стороне (не следует забывать, что первая атомная бомба создавалась во время войны и совсем неясно было, насколько мог продвинуться аналогичный немецкий проект).

<...> Воспоминания Сахарова, написанные очень искренне, в этом отношении весьма характерны: из них видно, что у Андрея Дмитриевича такое понимание стало появляться только в 60-х годах прошлого века. (У некоторых, правда, это произошло раньше.) <...> Таким образом, позиция Ландау была отнюдь не ординарной. <...> Сколь труден был путь Сахарова к тому замечательному моральному лидеру, каковым он стал, показывает следующее известное место из его воспоминаний:

Чтобы кончить с темой "большого" изделия, расскажу тут некую оставшуюся "на разговорном уровне" историю – хотя она произошла несколько поздней. Но она важна для характеристики той психологической установки, которая заставляла меня проявлять инициативу даже в тех вопросах, которыми я формально не был обязан заниматься, и вообще работать не за страх, а за совесть. Эта установка продолжала действовать даже тогда, когда по ряду вопросов я все больше отходил от официозной линии. Конечно, в основе ее лежало ощущение исключительной, решающей важности нашей работы для сохранения мирового равновесия в рамках концепции взаимного устрашения (потом стали говорить о концепции гарантированного взаимного уничтожения). После испытания "большого" изделия меня беспокоило, что для него не существует хорошего носителя (бомбардировщики не в счет, их легко сбить), – т.е. в военном смысле мы работали впустую. Я решил, что таким носителем может явиться большая торпеда, запускаемая с подводной лодки. Я фантазировал, что можно разработать для такой торпеды прямоточный водо-паровой атомный реактивный двигатель. Целью атаки с расстояния несколько сот километров должны стать порты противника. Война на море проиграна, если уничтожены порты, – в этом нас заверяют моряки. Корпус такой торпеды может быть сделан очень прочным, ей не будут страшны мины и сети заграждения. Конечно, разрушение портов – как надводным взрывом "выскочившей" из воды торпеды со 100-мегатонным зарядом, так и подводным взрывом – неизбежно сопряжено с очень большими человеческими жертвами.

Одним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-адмирал Ф.Фомин (правильно – П.Ф.Фомин. – Б.К.) (в прошлом – боевой командир, кажется, Герой Советского Союза). Он был шокирован "людоедским" характером проекта и заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооруженным противником в открытом бою и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве. Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта. Я пишу сейчас обо всем этом без опасений, что кто-нибудь ухватится за эти идеи, – они слишком фантастичны, явно требуют непомерных расходов и использования большого научно-технического потенциала для своей реализации и не соответствуют современным гибким военным доктринам, в общем, – мало интересны. В особенности важно, что при современном уровне техники такую торпеду легко обнаружить и уничтожить в пути (например, атомной миной). Разработка такой торпеды неизбежно была бы связана с радиоактивным заражением океана, поэтому и по другим причинам не может быть проведена тайно.

О ядерном противостоянии мне пришлось неожиданно вспомнить весной 2001 г., когда я был в Детройте (читал лекцию по математике в одном из мичиганских университетов, а также стихи для русскоязычных аудиторий). Американская знакомая привезла меня в авиационный музей в одном из пригородов. На летном поле стояли многочисленные военные самолеты: военной и послевоенной поры. В частности, огромный B-52, намертво фиксированный замурованными в бетон расчалками. Мне рассказали, что однажды ураганный ветер все-таки сдвинул машину на несколько метров. В результате на аэродром прибыли советские инспекторы: национальные средства наблюдения зафиксировали перемещение стратегического бомбардировщика. Не знаю, правда это или (скорее всего) легенда. Гордостью музея был, однако, один из нескольких поддерживаемых в летном состоянии экземпляров B-17, знаменитой "Летающей крепости". В этот день собравшиеся вокруг машины энтузиасты любовно чистили ее специальным раствором, полировали алюминиевые поверхности. Два или три раза в год бомбардировщик выкатывают из ангара, и счастливцы кружат на нем над окрестностями Детройта. Пришло время ленча, и мы все уселись за простой дощатый стол. Нехитрая еда, разговоры людей, влюбленных в авиацию. Сидевший напротив пожилой мужчина поинтересовался моим акцентом.

Читая книгу Горобца, я также возвращался к давним размышлениям о судьбах научных школ, о персональном стиле их лидеров. Очевидно, Ландау принадлежал к числу "молниеносных" талантов, его ум работал с невероятной скоростью. Такому человеку трудно сдерживать нетерпение, даже раздражение в общении с "медлительными" коллегами и учениками. Похоже, Ландау никогда и не пытался сдерживаться. Отсюда резкий стиль его семинаров, в которых человеческое достоинство участников, кажется, даже и не подразумевалось. Конечно, резкость возникала не сама по себе, а была частью пассионарного служения Физике. Видимо, это искупало для учеников Ландау все остальное. Тут трудно судить со стороны – при взгляде извне эта резкость кажется порою просто грубостью, неуважением человеческой личности как таковой. Но это именно – со стороны. <...>

И все же, не скрою, мне ближе другие стили и другие школы. Та же школа А.А.Маркова (мл.), к которой я принадлежал. Недавно мне довелось рецензировать том воспоминаний учеников А.Н.Колмогорова. Колмогоров, несомненно, – один из крупнейших математиков в истории этой науки. Глубина его мышления, охват всей математики в целом, техническая и концептуальная мощь были необычайными. Вполне вероятно, что и его могла раздражать "неповоротливость" некоторых учеников и коллег. Но во всем обширном томе воспоминаний, в собственном опыте (а я был частью математического сообщества более сорока лет) не могу найти ни одного случая, когда Колмогоров отнесся бы неуважительно к любому собеседнику, тем более посягнул бы на человеческое достоинство. Такая внутренняя интеллигентность человека гениального особенно драгоценна. Увы, не всегда и не всем талантам это дано.

Раз уж разговор зашел о математиках, вспомню эпизод из книги Горобца, где автор рассказывает о своих студенческих годах и о лекциях по математическому анализу доцента Э.Г.Позняка. Известный учебник, написанный последним в соавторстве с В.А.Ильиным, появился позже. Взрывная реакция Ландау на жалобу студента-физика хорошо понятна. С другой стороны, я бы не стал во всем винить Коши, Вейерштрасса, Кантора и других великих авторов "epsilon —delta" языка, строгой теории действительных чисел и пределов. Здесь многое зависит от лектора и аудитории. Кто читает, как читает и кому читает. Рискуя показаться нескромным, скажу, что я знакомлю моих студентов, большей частью будущих инженеров, с "epsilon—delta" определением предела, иллюстрируя идею кошкой, прыгающей вокруг кувшина со сметаной и, возможно, опасающейся неодобрения своего хозяина. Знакомлю, чтобы молодые люди знали: фундамент у здания математического анализа есть. А далее, конечно, работает техника исчисления. Детальное построение теории – дело специальных курсов. К этому же кругу вопросов примыкает интересный рассказ Горобца о дискуссиях вокруг книг Я.Б.Зельдовича, написанных в том неформальном духе, который предпочитал Ландау. <...> У каждой стороны того спора была своя правота. Как сказал Екклесиаст: "Всему свое время, и время каждой вещи под небом". Не верю, что Ландау настаивал бы на ликвидации абстрактной математики (Горобец, кстати, пишет о том, как Ландау учился теории групп у Чеботарева). А Зельдович вовсе не добивался внедрения своих книг на мехмате и вытеснения "большого" Фихтенгольца. <...>

В изложении Бориса Горобца подкупает еще одна интеллигентная черта: он не поддается хорошо известному искушению, при котором любой человек, так или иначе вступивший в конфликт с гением, автоматически оказывается не прав, а то и попросту объявляется негодяем. <...> Между тем, гениально одаренные люди могут обладать всеми человеческими слабостями. Например, жизнь Бетховена переполнена ссорами, конфликтами, и как часто он был абсолютно не прав! Правда, в отличие от Ландау, известен ряд писем Бетховена с идущими от сердца извинениями в адрес обиженных и с полным признанием недопустимости собственных поступков. У великого композитора была великая, но порою через край горячая Душа. <...>

Глубоко и поэтично пишет Горобец о знаменитом Курсе теоретической физики. Этому многотомному труду, пожалуй, нет параллелей в сегодняшней науке. Он останется памятником своим создателям – в первую очередь, конечно, Л.Д.Ландау и Е.М.Лифшицу. Эти два имени неотделимы в истории физики, и оскорбляющие память Е.М.Лифшица оскорбляют тем самым память Ландау. Замечательно и символично, что книга "Круг Ландау" посвящена автором памяти Е.М.Лифшица.

Горобец не уклоняется от обсуждения болезненных приоритетных трений внутри школы Ландау. Таковые имели место. Немудрено: только незаурядные, высокоодаренные люди могли удерживаться около такого лидера. Напряжения, ревность, обиды, конфликты возникают в такой среде как бы сами собой. А в условиях непрерывного обмена идеями неизбежны приоритетные проблемы. Обо всем этом Борис Горобец пишет просто, прямо и с полным уважением к человеческому достоинству своих героев. Поэтому из-под его пера выходят живые человеческие фигуры в их живом окружении. Будущие историки науки найдут в "Круге Ландау" много полезного для себя. А я, сегодняшний читатель, глубоко признателен Борису Горобцу за волнующие часы, проведенные с его книгой, за воспоминания, вернувшиеся ко мне, за его человеческую и писательскую смелость.

Ссылки по тексту:

00:1 Электронный ресурс: http://berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer3/ Gorelik1.htm (все упоминаемые сайты посещались в феврале 2007 г.).:2 Электронный ресурс: http://berkovich-zametki.com/2007/Zametki/Nomer3/ Zeldovich1.htm.:3 Электронный ресурс: http://www.ihst.ru/projects/sohist/memory/sakhmem/ content.htm.:4 Иоффе Б.Л. Там же.:5 Мой ереванский друг, по каким-то делам командированный в этот институт, рассказывал о следующем трагикомическом эпизоде. Подходит он к проходной. Человек перед ним предъявляет охраннику пропуск. Тот долго изучает, сравнивает фотографию с оригиналом: пристальный взгляд на фото, такой же пронизывающий взгляд на лицо. И все это многократно. Наконец, пропускает и тут же затевает разговор с пропущенным. Что-то вроде: "Коля, а не поехать ли нам в воскресенье на рыбалку?":6 Иоффе Б.Л. Там же.:7 Я встречал в печати упоминания А.П.Александрова как соавтора этого письма. См., например, электронный ресурс: http://www.religare.ru/article38055.htm.:8 Многие ведущие американские политики и военные также придерживались мнения, что ядерную войну они могут выиграть.:9 См., например: Феоктистов Л.П. Оружие, которое себя исчерпало. М., 1999. С. 115. Речь идет о создании и испытании самой мощной в истории водородной бомбы (проектная мощность 100 мегатонн для испытаний (30 октября 1961 г.) была уменьшена вдвое, отсюда одно из ее фольклорных названий "Пол-Ивана" (популярно также и другое название – "Кузькина мать")). По разным источникам, тротиловый эквивалент взрыва составлял 50–57 мегатонн.:10 Колмогоров в воспоминаниях учеников / Редактор-составитель А.Н.Ширяев; текст подготовлен Н.Е.Химченко. М.: Издательство МЦНМО, 2006. Электронный ресурс: http://www.math.ru/lib/files/pdf/4kolmogorov.pdf.:11 Мне могут возразить, напомнив инцидент, когда Колмогоров дал пощечину своему учителю Н.Лузину. И все-таки здесь совершенно иная ситуация: мгновенная вспышка вырвавшегося из-под контроля темперамента, о которой Колмогоров горько сожалел и которую до конца своих дней переживал. В случае Ландау речь, как мне кажется, может идти о привычной резкости, ставшей уже частью личности, тем более неприятной, что это была резкость с позиции превосходства, т.е. не ожидающая и почти никогда не встречающая должного отпора. Трагедия великой математической школы Н.Н.Лузина могла бы стать сюжетом для Шекспира.

Об авторе

Горобец Борис Соломонович

Доктор геолого-минералогических наук, кандидат физико-математических наук; профессор математики Московской высшей школы бизнеса (МИРБИС), профессор минералогии, ведущий научный сотрудник ВНИИ минерального сырья имени Н. М. Федоровского. Окончил физический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова в 1965 г. Автор (соавтор): монографий по минералогии урана (Золотая медаль ВДНХ СССР, 1988), оптической спектроскопии минералов и руд; атласа "Спектры люминесценции минералов" (диплом I степени Всероссийского минералогического общества, 2002); исторических книг: трилогии "Круг Ландау" (М.: URSS; диплом за 2-е место на конкурсе IX Киевской международной книжной ярмарки в номинации: "Лучшее произведение художественной литературы"); "Секретные физики из Атомного проекта СССР: Семья Лейпунских" (М.: URSS); "МИХМ в Атомном проекте СССР" (медаль МГУИЭ "Золотой Атлант"); "Ядерный реванш Советского Союза" (М.: URSS; в 2 томах); развлекательно-познавательных книг: "А роза упала НЕ на лапу Азора. Искусство палиндрома" (совм. с С. Н. Фединым; М.: URSS), "Советские физики шутят... Хотя бывало не до шуток" (М.: URSS), "Геологи шутят. И не шутят" (М.: URSS), "Ученые шутят" (совм. с С. Н. Фединым и Ю. А. Золотовым; М.: URSS), "Педагоги шутят тоже... Только строже" (М.: URSS), "Медики шутят, пока молчит сирена" (М.: URSS).