Антонович М.А. ЕДИНСТВО ФИЗИЧЕСКОГО И НРАВСТВЕННОГО КОСМОСА:
Избранные философские сочинения. Изд. стереотип.

Содержание

Единство физического и нравственного космоса (отрывок)

Под словом "космос" разумеется весь мир, вселенная, словом, всё существующее, всё, что действует на наши чувства и что может быть представлено нашим умом. Но обыкновенно "космосом" называют только физический мир, внешнюю природу, макрокосмос, в противоположность невещественному, моральному миру человека, микрокосмосу, целому тоже громадному миру, созданному человеком и состоящему из совокупности человеческих действий и отношений. – Пределы даже одного физического, вещественного космоса необъятны; человеческая мысль не может охватить не только действительных пределов его, как они есть, но даже и тех, до которых уже достиг проницательный и дальнозоркий взгляд науки.

Высокие горные цепи, безграничные степи и океаны поражают и уже почти подавляют человека своим громадным, необъятным величием. Но их громадность исчезает и кажется ничтожеством в сравнении со всем земным шаром – громадой, поперечник которой составляет 1719 немецких или географических миль в 7 вёрст. Но и эта громада принимает скромные размеры в сравнении с планетою-товарищем нашей земли, Юпитером, поперечник которою равняется 19251 геогр.миле. В свою очередь и эта величина кажется ничтожеством перед громадными размерами солнца, поперечник которого составляет 192631 геогр.милю. В солнечном шаре мог бы поместиться земной шар со всем пространством, описываемым лунною орбитою, и при этом между луною и поверхностью солнца еще осталось бы расстояние почти в 40 тысяч миль. Объём солнца превосходит объём земли почти в 1300000 раз. Маленькая песчинка, лежащая на ладони, может служить грубо наглядным приблизительным выражением отношения между дисками нашей планеты и её солнца. И таких солнцев, ещё гораздо больших, бесчисленное множество в небесных пространствах!

Громадность, бесконечность этих пространств совершенно подавляет ум и ещё более внушает земле сознание её ничтожества. Расстояние между землёю и луною составляет 51800 геогр.миль, или 60 земных радиусов. Для наглядного представления этого пространства можно вообразить, что поезд железной дороги, идущий безостановочно со скоростью около 43 вёрст в час и могущий объехать всю землю по экватору в 36 суток, должен употребить около года, чтобы пробежать это пространство между землёю и луною.

Расстояние между землёю и солнцем в 400 раз больше этого пространства; оно составляет 24000 земных радиусов, или 51 тысячу 800 миль, помноженные на 400. Поезд с указанною скоростью дошёл бы от земли до солнца в 400 лет.

Свет, пробегающий в секунду более 41000 географ.миль, употребляет на прохождение этого пространства более 8 минут. Расстояние самой крайней внешней планеты, Нептуна, от солнца более чем в 30 раз превосходит это пространство между землёю и солнцем и составляет более 600 миллионов геогр.миль. Поезд с указанною быстротой употребил бы на прохождение этого расстояния 12000 лет, а свет – около 4 часов.

И этих расстояний мы уже не можем представить себе с некоторою, определённостью и живостью; но они составляют каплю в море, просто ничто в сравнении с расстояниями, тянущимися в бесконечность за пределами нашей солнечной системы. Ближайшая к ней неподвижная звезда, расстояние которой определено с достоверностью, удалена от неё на расстояние, более чем в 200 тысяч раз превосходящее расстояние между землёю и солнцем. Поезд железной дороги достиг бы от нашей системы до этой звезды в 80 миллионов лет, а свет более чем в 3 года. Это расстояние уже почти ничего не говорит и никак не представляется ни нашему уму, ни нашему воображению. Но наука пошла ещё дальше этих пределов и г, вероятностью показала, что некоторые звёзды удалены от нас ещё вдвое больше этого последнего расстояния, так что свет от них доходит до нашей системы более чем в 6 лет, а от некоторых в 7 или даже 8 раз больше, так что свету для достижения от них нужно около 25 лет. Здесь оканчиваются положительные, достоверные данные науки относительно небесных расстояний; но далеко ещё не оканчиваются самые расстояния.

Наше солнце с ближайшими к нему неподвижными звездами составляет отдельную группу или кучу, подобных которой рассеяно множество во вселенной. Некоторые из них так далеки, что кажутся световидными туманностями вроде Млечного пути, и только сильнейшие телескопы открывают в них собрания звёзд. Эти кучи отстоят от нашей звёздной группы на такие расстояния, которые свет может пробежать не меньше, как в 2000 лет, и отдельные члены их тоже, вероятно, находятся одни от других на таком же расстоянии, какое существует между солнцем и соседними с ним неподвижными звёздами. Если бы мы могли перенестись на одно из туманных пятен, то с них увидели бы другие, дальнейшие туманные пятна, отстоящие от них настолько, насколько они отстоят от нашей звёздной группы. Эти расстояния, взятые вместе, представляют совершенно невообразимые пространства, на прохождение которых свет употребил бы десятки тысяч лет. Но за вторыми туманностями существуют третьи, ещё дальнейшие, за третьими четвёртые и т.д., и расстояния разрастаются в громады, проходимые светом в миллионы лет.

А дальше что? можем ли мы когда-нибудь дойти до туманностей, дальше которых уже нет ничего и которые составляют границу, край мира? Другими словами, есть ли где начало и конец света? Этот вопрос о начале и конце мира в пространстве, так же, как и параллельный ему вопрос о начале и конце мира во времени и о причине его, относятся к числу тех головокружащих, захватывающих дыхание и как-то странно щекочущих ум вопросов, на которые одинаково возможны два совершенно противоположные ответа, одинаково удовлетворительные и названные Кантом антиномиями. Мир как материальный предмет, имеющий пространственное протяжение, должен иметь начало и конец во времени и в пространстве; это, по нашим представлениям, существенное свойство всякой материи. Но наш ум или, лучше сказать, фантазия не довольствуется этим ответом; и к нам неотвязчиво пристают вопросы: а что же было до появления мира и что такое находится за концом и пределами его? ужели ничто в том и другом случае? Ужели за пределами мира находится уже небытие, какая-то бездонная пустота, без протяжения и границ? Чем отличается граница мира от начинающейся за нею пустоты небытия, ничто? И что было бы, если бы какой-нибудь предмет из области бытия попал в эту пустоту? Словом, наша мысль отказывается представить себе начало и конец, сопоставить бытие с небытием, и потому мир должен быть вечен по времени и бесконечен по пространству; иначе мы его и вообразить не можем; это аксиома нашей мысли. Эти вопросы и ответы такая бездна и путаница, из которой ум никак не может высвободиться иначе, как посредством героического практического рассечения узла.

Эта антиномия и другие параллельные ей доказывают только собою старую философскую поговорку, что в уме нашем нет ничего такого, что бы не бывало прежде в чувствах, не прошло через них; т.е. что вся наша умственная деятельность слагается только из материалов, доставляемых чувствами, что все наши самые отвлечённые понятия, законы, идеи суть только перегнанные чувственные восприятия, экстракты из них. Мы видим, что отдельные предметы имеют начало и конец, что, например, стол, дом, город имеют конец, и из подобных впечатлений составляется у нас общее понятие конечности; но, с другой стороны, мы нигде и никогда не видали настоящего конца, а, напротив, везде наблюдали, что за концом одного предмета, стола, дома, города, следуют начала других связанных с ними предметов, пола, соседнего дома, поля, и из подобных впечатлений непрерывной связности предметов у нас образуется общее представление о бесконечности. Поэтому, когда является предмет, выходящий из пределов нашего чувственного восприятия, то мы и можем прилагать к нему оба эти равноопытные и равносильные понятия о конечности и бесконечности. Следовательно, вопрос о приложимости к данному случаю того или другого понятия совершенно бесплоден и напрасен, так как в пользу того и другого могут быть приведены совершенно одинаковые теоретические основания, именно вследствие того, что мы видели в опыте совершенно одинаковое количество частных конечностей и бесконечностей. То же самое применяется и к происхождению мира во времени. Мы видим на каждом шагу возникновение новых предметов, нарождение новых личностей; но столь же часто убеждаемся, что в этих случаях всё происходит из чего-нибудь, и возникновение из ничего кажется нам невозможным. Оба эти отвлечения мы и можем с одинаковым теоретическим правом прикладывать к вопросу о начале мира во времени.

Практически вопрос о пределах мира можно разрешить в том смысле, что так как мы не видали конца мира и наука со всеми своими усовершенствованными орудиями и cпocoбами не дошла до него, то в этом мы имеем практическое основание считать мир бесконечным, беспредельным.

В этом беспредельном космосе много отдельных, звёздных миров, и они отделены один от другого такими необъятными расстояниями, что ум только с некоторою робостью решается утверждать, что между всеми ими существует родственная связь и единство, что они составляют части одного целого. При виде этой бесконечной громады невольно закрадывается сомнение относительно того, действительно ли все эти звёзды, звёздные кучи, туманности, неопределённые и бесформенные, но светящиеся пары какого-то тонкого вещества – родные братья между собою, происходит от одной плоти и крови, состоят из одинаковой материи, такой же, какую мы видим в своём мировом уголке, с теми же по крайней мере существенными свойствами, какие она обнаруживает у нас.

В существенного эти сомнения разрешаются определённо и удовлетворительно. Все эти разнообразные и бесчисленные космические миры мы видим, они действуют в сущности одинаково на наше зрение, они посылают нам в сущности такой же свет, какой мы получаем от солнца, от наших свечей, ламп и пр. Как бы мы ни смотрели на свет – как на истечение световой материи из светящихся тел или как на известное движение весомого или невесомого вещества, эфира, тончайшего газа и пр., – во всяком случае свет доказывает, что вся вселенная до пределов, доступных нашему вооружённому зрению, наполнена веществом в сущности одинаковым, обладающим по крайней мере одним общим свойством, светоносностью, способностью производить на наш глаз впечатление, воспринимаемое нами как свет. Таким образом, свет есть космическая всемировая сила или явление, доказывающее единство производящей его всемировой материи...

Об авторе

Известный русский философ, литературный критик и публицист. Родился в г.Белополье Харьковской губернии, в семье дьячка. Окончил духовное училище, а затем Харьковскую семинарию (1855). В 1859 г. закончил Петербургскую духовную академию и стал кандидатом богословия. Но уже в годы учебы его взгляды принимают материалистический и атеистический характер. Решающую роль в этом сыграло изучение им трудов французских материалистов, Ж.П.Прудона, Л.Фейербаха, а также В.Г.Белинского, Н.Г.Чернышевского, Н.А.Добролюбова. В 1861 г. стал постоянным сотрудником журнала "Современник", а после смерти Н.А.Добролюбова возглавил литературно-критический отдел журнала. После закрытия "Современника" (1866) два года жил за границей. Позже занимался преимущественно переводами многочисленных трудов по истории и естествознанию, сотрудничал в различных изданиях ("Слово", "Новое обозрение", "Русская мысль" и др.). В своих последних статьях резко отрицательно оценил философские идеи авторов известного сборника "Вехи".

В истории русской философии М.А.Антонович занял место популяризатора материалистических взглядов. Опираясь на исследования Ч.Дарвина, Д.Льюиса, И.М.Сеченова, он критиковал идеалистические системы Платона, Гегеля, Канта, Шопенгауэра и их русских последователей – П.Д.Юркевича, Н.Н.Страхова и др. Будучи одним из первых дарвинистов в России, он пропагандировал дарвинизм в статьях 1860-х гг., а позже выпустил книгу "Ч.Дарвин и его теория". Помимо философских работ М.А.Антонович написал получившие широкую известность воспоминания о Н.Г.Чернышевском, Н.А.Добролюбове, Н.А.Некрасове, П.Л.Лаврове, содержащие правдивую характеристику как этих мыслителей, так и эпохи 1860-х гг. в целом.