|
Содержание
От редактора
Предлагая читателямъ въ первомъ выпуске трудъ Ренана, написанный въ 1848 г., на заре его литературной деятельности, но появившiйся въ светъ почти черезъ полвека, когда Ренанъ могъ гордо обозревать свою литературную и общественную деятельность,-я руководился следующимъ соображенiемъ. L'Avenir de la science (Будущее науки) представляетъ исповедь молодого человека, только начинающаго свою жизненную карьеру. Оправившись после тяжкаго духовнаго кризиса, уничтожившаго последнiе остатки прежняго мiровоззренiя, Ренанъ составилъ себе новое, въ которомъ нашли себе место все частности. Ведь только такое полное мiровоззренiе, разработанное до мелочей, могло удовлетворять человека, которому католицизмъ давалъ ответы на все вопросы жизни. И Ренанъ, какъ натура деятельная, не могъ таить въ себе того, что казалось ему истиной, что, по его мненiю, должно было занять место прежняго рутиннаго мiровоззренiя, тормозящаго прогрессъ человечества. Результатомъ этого явился объемистый трудъ, носящiй широковещательное названiе "L'Avenir de la science". Ренанъ хотелъ немедленно приступить къ печатанiю рукописи, но советы друзей, научныя командировки, постоянно представляющiяся новыя научныя работы помешали Ренану немедленно выступить передъ публикой со своимъ трудомъ. Ренанъ все время былъ такъ занятъ научной деятельностью, что "L'Avenir de la science", его литературный первенецъ, залежалось въ его портфеле до 1890 года. Въ "Будущемъ науки" мы имеемъ неоценимый документъ для оценки Ренана, какъ человека и какъ мыслителя. Такихъ документовъ почти нетъ для оценки другихъ писателей. Немногiе изъ нихъ составляли такую полную программу въ начале своей деятельности и немногiе изъ нихъ такъ твердо держались своихъ юношескихъ верованiй и убежденiй. Документъ этотъ темъ более важенъ, что личность Ренана почти не выяснена, На русскомъ языке мы имеемъ всего несколько статей (Слонимскаго, Чуйко, Страхова, Арсеньева и др.) и довольно полный бiографическiй и критическiй очеркъ о Ренане, составленный С.Годлевскимъ. Последнiй признаетъ, что современная наука и критика еще далеко не разъяснили умственнаго богатства, оставленнаго Ренаномъ намъ въ наследство. Действительно, Ренанъ писалъ о столь разнообразныхъ вопросахъ, что трудно составить себе полное представленiе о его общемъ мiровоззренiи, о его основныхъ понятiяхъ. Къ такому ознакомленiю можетъ привести только подробное ознакомленiе съ его трудами въ хронологическомъ порядке, причемъ необходимо начинать съ "Будущаго науки". Дело въ томъ. что Ренанъ не отступилъ отъ главныхъ своихъ убежденiй юности, изложенныхъ съ недостаточной, конечно, полнотой въ "Будущемъ науки". "Итакъ, я былъ правъ, когда въ самомъ начале моего умственнаго поприща, твердо веровалъ въ науку и поставилъ ее целью моей жизни. Если бы мне пришлось начинать снова, я сделалъ бы тоже самое". Вотъ слова Ренана, написанныя имъ въ 1890 году въ предисловiи къ своему первому большому труду. Действительно, основныя идеи "Будущаго науки" проходятъ красной нитью черезъ все произведенiя Ренана. Вера въ постепенное развитiе (эволюцiю) заложенныхъ въ человечестве элементовъ, вера въ науку, которая объединитъ въ себе всю духовную жизнь человечества, и горячее стремленiе къ физической и нравственной свободе личности,-вотъ основные элементы, изъ которыхъ составились все позднейшiя сочиненiя Ренана. Немногiе мыслители могутъ съ такой гордостью говорить, что они выполнили планы своей юности, что они не отступили отъ намеченной цели и выполнили свою миссiю на земле. Немного такихъ счастливцевъ, которымъ не приходилось бы радикально менять свои верованiя и убежденiя. Немногiе такъ крепко держались противъ соблазновъ земной жизни и не изменяли своимъ идеаламъ. Ренанъ принадлежалъ къ числу зтихъ счастливыхъ людей. Ему удалось выполнить самый обширный планъ своей юности, именно написать исторiю христiанства, этого грандiознаго явленiя мiровой исторiи. Основныя идеи перваго труда Ренана не только стали общимъ местомъ, не требующимъ даже доказательства, но даже нашли себе выраженiе въ жизни. Конечно, оптимизмъ юноши не могъ остаться такимъ цельнымъ. Жизнь слишкомъ щедро расточаетъ удары всему светлому, чистому, чтобы не вызвать въ конце концовъ реакцiи. И действительно, многiе безсильно падаютъ въ борьбе, изменяютъ сво имъ прежнимъ убежденiямъ, становятся врагами молодой мысли и подвергаются духовной смерти. Ренанъ не принадлежалъ къ числу такихъ несчастныхъ. "Когда мне приходится подвести итогъ всемъ моимъ мечтамъ, жившимъ въ моей голове полвека тому назадъ, когда я пытаюсь подсчитать, что оказалось химерой и что осуществилось, то я, откровенно говоря, испытываю довольно ясное чувство нравственнаго удовлетворенiя. Въ общемъ я былъ правъ: Прогрессъ, за немногими исключенiями, пошелъ потому пути, который я предполагалъ. Изъ взглядовъ Ренана, нашедшихъ себе место въ "Будущемъ науки" изменились главнымъ образомъ взгляды его по вопросу о будущемъ обществе и значенiи демократiи. "Не мало иллюзiй было также въ то отдаленное время въ моемъ отношенiи къ соцiальнымъ идеямъ 1848 года. Я все еще продолжаю верить, что лишь наука можетъ улучшить жалкое положенiе человека здесь на земле; но я уже не думаю, что разрешенiе этой проблемы такъ близко отъ насъ, какъ мне казалось тогда. Неравенство лежитъ въ самой природе". Но это нельзя назвать измененiемъ, а скорее разработкой мысли, которая, конечно, не могла сразу вылиться въ определенную форму. Главныя же идеи сохранились. Все труды Ренана по исторiи религiй, сравнительной филологiи, философiи, все публицистическiя статьи и речи представляютъ ответъ на вопросы, поставленные уже въ "Будущемъ науки". Соображенiя техническаго характера заставили меня разбить произведенiе Ренана на две части. Но это нисколько не вредитъ произведенiю, такъ какъ такое деленiе естественно. Предлагаемыя въ первомъ выпуске первыя 13-ть главъ представляютъ общiя разсужденiя, на которыхъ основаны ответы на частные вопросы следующихъ главъ, которыя составятъ второй выпускъ. В. Михайловъ
Предисловие
1848 годъ произвелъ на меня очень сильное впечатленiе. Да того времени я никогда не думалъ о соцiальныхъ проблемахъ. Но съ техъ поръ, какъ ихъ внезапное появленiе, какъ бы изъ подъ земли, навело ужасъ на мiръ, оне овладели моимъ умомъ и заняли значительное место въ моей философiи. До самаго мая месяца у меня почти не было времени для того, чтобы прислушиваться къ доходящему отъ внешняго мiра шуму. Мое вниманiе было всецело поглощено монографiей относительно изученiя греческаго языка въ среднiе века. Я взялся за эту монографiю, чтобы ответить на вопросъ, поставленный Академiей надписей и изящной литературы. Потомъ въ сентябре я держалъ экзаменъ на званiе адъюнкта философiи. Толька въ октябре я очутился лицомъ къ лицу съ самимъ собой. Я ощущалъ потребность резюмировать ту новую веру, которая заняла въ моей душе место оставленной. Это заняло последнiе два месяца 1848 г. и пять первыхъ месяцевъ 1849 года. Какъ начинающiй писатель, я наивно мечталъ о томъ, чтобы тотчасъ напечатать написанный томъ, и потому 15 iюля 1849 года поместилъ въ журнале "Liberte de penser" краткое изложенiе содержанiя его и упомянулъ, что книга выйдетъ въ светъ "черезъ несколько недель". Это было очень самонадеянно съ моей стороны. Вскоре после того, какъ я написалъ эти строки, Викторъ Леклеръ задумалъ поручить мне и моему другу Шарлю Дарембергу различныя работы въ итальянскихъ библiотекахъ, связанныя съ литературной исторiей Францiи, а также съ сочиненiемъ объ аверроизме, за которое я и принялся. Путешествiе, продолжавшееся восемь месяцевъ, произвело огромное влiянiе на мой умъ. Искусство, передъ которымъ до техъ поръ глаза мои были закрыты, предстало предо мной въ сiянiи лучей, несущихъ людямъ утешенiе. Мне казалось, что какая-то волшебная фея говоритъ то же, что говоритъ церковь, обращаясь къ древу Св. Креста: Flecte ramos, arbor alta, Какъ бы теплое дуновенiе ветра смягчило мою суровость; все иллюзiи 1848 г. оказались невозможными и исчезли. Я увиделъ роковые законы человеческаго общества; я примирился съ такими условiями творенiя, при которыхъ для созданiя небольшого количества добра необходимо существованiе большого количества зла и въ которыхъ для полученiя незначительнаго количества аромы нужно иметь огромную caput mortuum разложившагося вещества. Я примирился въ некоторыхъ отношенiяхъ съ реальностью, и когда взялъ въ руки книгу, написанную годомъ раньше, то показался самому себе сухимъ, догматичнымъ и жестокимъ. Моя мысль въ своемъ первоначальномъ виде походила на какую-то цепкую ношу, цепляющуюся за все, за что ни придется. Мои мысли, слишкомъ цельныя для разговора, были еще менее годны для последовательнаго изложенiя. Германiя, которая уже въ теченiе несколькихъ летъ была моей руководительницей, произвела на меня слишкомъ сильное влiянiе именно въ той области, которая ей не свойственна,-im Buchermachen. Я чувствовалъ,что французской публике все это покажется невыносимо неуклюжимъ. Я попросилъ совета у друзей, въ особенности у Огюстена Тьерри, который всегда отличался отеческой добротою по отношенiю ко мне. Этотъ прекрасный человекъ откровенно отсоветовалъ мне выступить впервые въ литературе съ такимъ огромнымъ томомъ. Онъ предсказывалъ мне полную неудачу у публики и посоветовалъ дать въ Revue des deux Mondes и Journal de Debats рядъ статей по разнымъ вопросамъ, для того, чтобы разбить на части весь тотъ идейный матерiялъ, который въ виде компактной массы могъ бы привести читателей въ ужасъ. Смелость моихъ теорiй произвела бы такимъ образомъ мене, отталкивающее впечатленiе. Люди нередко принимаютъ по частямъ то, отъ чего они отказываются въ целомъ. Немного спустя те же советы далъ мне де-Саси. Старый янсенистъ хорошо замечалъ мои ереси; когда я читалъ ему свои статьи, онъ улыбался при всякой почтительной или льстивой фразе. Конечно, увесистый томъ, изъ котораго все это исходило, съ своею грузностью и нелитературными замашками, внушали ему только ужасъ. Мне стало ясно, что необходимо оставить часть моего багажа, если я хочу, чтобы меня слушали образованные люди. Мысль появляется у меня обыкновенно въ сложной форме и становится ясно лишь после работы, которую можно сравнить съ работой садовника, обрезывающаго деревья, очищающаго ихъ отъ сучьевъ и располагающаго ихъ въ стройномъ порядке. Такъ я сбылъ по частямъ толстый томъ, запряталъ его на дно ящика согласно собственнымъ благимъ намеренiямъ и добрымъ советамъ другихъ. Последовавшiй вскоре государственный переворотъ окончательно привязалъ меня къ Revue des deux Mondes и Journal des Debats и внушилъ отвращенiе къ народу, который насмешливо смотрелъ 2 декабря на трауръ, надетый добрыми гражданами. Меня поглотили спецiальныя работы и путешествiя; въ особенности мое "происхожденiе христiанства" въ теченiе двадцати пяти летъ не давало мне возможности думать о чемъ-нибудь другомъ. Я повторялъ себе, что старая рукопись будетъ напечатана после моей смерти и доставитъ наслажденiе избраннымъ умамъ и что, быть можетъ, благодаря ей мiръ обратитъ на меня свое вниманiе, въ которомъ такъ нуждаются бедные мертвые, находящiеся въ невыгодныхъ условiяхъ конкуренцiи съ живыми. Такъ какъ жизнь моя продлилась дольше, чемъ я предполагалъ, то я решился въ последнее время стать издателемъ своихъ произведенiй. Я думалъ, что, можетъ быть, прочтенiе этихъ воскресшихъ страницъ принесетъ пользу кому-нибудь, и что особенно юноши, не уверенные въ выборе пути, съ удовольствiемъ будутъ следить за темъ, какъ думалъ сорокъ летъ тому назадъ откровенный и оченъ искреннiй человекъ ихъ возраста. Молодые люди любятъ читать произведенiя ихъ сверстниковъ. Въ моихъ произведенiяхъ, предназначаемыхъ для светскихъ людей, мне пришлось пожертвовать многимъ тому, что во Францiи называютъ вкусомъ. Но здесь читатель найдетъ маленькаго добросовестнаго бретонца, который въ одно прекрасное утро бежалъ исполненный ужаса изъ семинарiи св. Сюльпицiя, такъ какъ ему показалось, что часть того, что говорили ему его наставники, не заключала въ себе полной истины. Если мои критики скажутъ когда-нибудь, что Revue des deux Mondes и Jounal des Debats испортили меня темъ, что научили меня писать, т.е. прiучили меня постоянно ограничивать и очищать свои мысли и следить за своими недостатками, то имъ понравятся, быть можетъ, эти страницы, за которыми я прошу признать только одну заслугу, а именно, что они изображаютъ въ естественномъ виде молодого человека съ горячей головой, живущаго только умомъ и фанатически верующаго въ истину. Недостатки моего перваго произведенiя действительно настолько велики, что, при малейшей доле авторскаго самолюбiя, я.долженъ былъ бы исключить его изъ моихъ сочиненiй, которыя вообще задуманы по известному стройному плану. Мысли выражены здесь безъ всякой опытности. Моя книга похожа на обедъ, для котораго взяты вполне доброкачественные продукты, но который худо приготовленъ и поданъ вместе со всеми отбросами. Я слишкомъ много думалъ о томъ, чтобы ничего не упустить. Опасаясь быть непонятнымъ, я делалъ слишкомъ сильныя ударенiя; желая вбить гвоздь, я считалъ своимъ долгомъ удваивать удары. Искусство композицiи, вызывающее за собой много печальныхъ порубокъ въ лесу мысли, не было мне известно. Никто не начинаетъ съ краткости въ изложенiи. Французскiя требованiя ясности и молчаливости, принуждающiя нередко говорить лишь часть своихъ мыслей и приносящiя вредъ ихъ глубине, кажутся мне тираниiей. Французскiй языкъ хочетъ выражать только ясныя вещи, а между темъ все наиболее важные законы, т.е. те, которые относятся къ измененiямъ жизни, совсемъ не ясны; мы видели ихъ всегда въ какомъ-то полусвете. Благодаря этому, Францiя первая открыла те истины, которыя теперь называютъ дарвинизмомъ и, несмотря на это, признала его после всехъ. Все это было вполне понятно, но выходило изъ обычныхъ пределовъ языка и нарушало округленную форму фразъ. Такимъ образомъ Францiя прошла мимо драгоценныхъ истинъ; она, правда, видела ихъ, но отбросила какъ нечто невозможное, или какъ нечто такое, чего нельзя выразить. Въ своихъ первыхъ опытахъ я хотелъ сказать все и часто говорилъ скверно. Я старался уяснить неуловимые оттенки, которые старый французскiй языкъ считалъ чемъ то не стоющимъ вниманiя, и рисковалъ стать неуловимымъ. Хотя въ области изложенiя я изменилъ свой слогъ, къ худшему или къ лучшему, но въ своихъ основныхъ мысляхъ я изменился очень мало съ того времени, когда началъ свободно мыслить. Моей религiей всегда остается прогрессъ разума, т.е. науки. Но очень часто, перечитывая эти юношескiя страницы, я находилъ путаницу въ некоторыхъ выводахъ. Интенсивная культура, постоянно увеличивающая капиталъ познанiй человеческаго ума, вовсе не тождественна съ культурой экстенсивной, которая распространяетъ эти познанiя для блага безчисленныхъ человеческихъ существованiй. Чемъ шире слой воды, темъ онъ тоньше. Около 1700 года Ньютонъ выработалъ взглядъ на мiровую систему, безконечно превышающiй все, что думали до него, но это замечательное открытiе не произвело тогда ни малейшаго влiянiя на образованiе народа. Съ другой стороны очень легко можно представить себе крайне несовершенное состоянiе первоначальнаго обученiя, наряду съ отсутствiемъ крупныхъ прiобретенiй въ высшихъ наукахъ. Истинный поводъ къ защите первоначальнаго обученiя заключается въ томъ, что народъ, лишенный его, бываетъ обыкновенно фанатиченъ, а фанатичный народъ представляетъ опасность для науки, потому что догматичность часто опутываетъ мысль крепкой сетью всякаго рода стесненiй. Итакъ, мысль о цивилизацiи, основанной на равенстве, въ такомъ виде, какъ она выражена на страницахъ этого произведенiя,есть мечта. Школа, въ которой законы писались бы самими учениками, пришла бы въ очень печальное состоянiе. Представителями света, нравственности и искусства въ человечестве будетъ всегда меньшинство, -рыцарскiй орденъ, стоящiй на страже истины, добра и красоты. Нужно только остерегаться, чтобы этотъ орденъ не располагалъ силой и для сохраненiя своей власти не прибегалъ къ предразсудкамъ и лицемерiю. Не мало иллюзiй было также въ то отдаленное время въ моемъ отношенiи къ соцiальнымъ идеямъ 1848 года. Я все еще продолжаю верить, что лишь наука можетъ улучшить жалкое положенiе человека здесь на земле, но я уже не думаю, что разрешенiе этой проблемы такъ близко отъ насъ, какъ мне казалось тогда. Неравенство лежитъ въ самой природе; оно является неизбежнымъ следствiемъ свободы, а свобода индивидуума-неизбежный постулатъ человеческаго прогресса. Этотъ прогрессъ связали съ крупными пожертвованiями индивидуальнымъ счастьемъ. Напримеръ, въ настоящемъ состоянiи человечества совершенно необходимо существованiе нацiй, которое представляетъ изъ себя тяжелое бремя для человечества. Такое состоянiе, которое давало бы индивидууму возможно большее счастье, было бы, съ точки зренiя благородныхъ стремленiй человечества, состоянiемъ крайняго упадка. Существенной ошибкой этикъ старыхъ страницъ является преувеличенный оптимизмъ, не видящiй того, что зло еще живо, и что нужно дорого эаплатить собственными привиллегiями за власть, которая охраняетъ насъ отъ него. Для того, чтобы это произведенiе не было лишено интереса, необходимо было удовлетворить одному требованiю: я долженъ былъ выпустить въ светъ эту юношескую пробу пера въ его наивной, разбросанной, нередко шереховатой форме. Если бы я решился исправить ея многочисленныя несовершенства или видоизменить целый рядъ мыслей, которыя теперь кажутся мне преувеличеннымй или же утратили свою истинность, то мне пришлось бы написать новую книгу; да и, кроме того, теперь я составилъ бы для своего произведенiя совсемъ другой планъ. Итакъ, я ограничился исправленiемъ лишь такихъ оплошностей, такихъ грубыхъ ошибокъ, которыя замечаются только въ корректуре, и которыя я, конечно, устранилъ бы, если бы напечаталъ книгу въ то время. Все примечанiя я поместилъ вместе въ конце тома. Во многихъ местахъ читатель улыбнется, но меня это не будетъ печалить, если только онъ увидитъ въ этихъ страницахъ выраженiе интеллектуальной честности и полной искренности. Большое затрудненiе возникло вследствiе того, что я решилъ
напечатать свою старую П у р а н у въ томъ виде, какъ она есть.
Дело въ томъ, что нельзя не заметить многочисленныхъ сходныхъ
чертъ между некоторыми страницами настоящаго тома и многими местами
моихъ сочиненiй, напечатанныхъ прежде. Кроме отрывка, напечатаннаго
въ Libert de penser и воспроизведеннаго потомъ въ моихъ
Науки историческiя и ихъ вспомогательныя науки-филологическiя
сделали огромныя прiобретенiя съ техъ поръ, какъ я въ первый
разъ сорокъ летъ тому назадъ съ такой любовью принялся
за нихъ. И все еще имъ не видно конца. Въ теченiе одного века человечество
познаетъ столько, сколько оно познало за все время своего
существованiя. Тогда придетъ время остановиться, потому что наукамъ
этимъ свойственно разрушаться, какъ только оне достигаютъ сравнительнаго
совершенства. Исторiя религiй уяснена во всехъ наиболее
важныхъ чертахъ. Познаны общiе законы развитiя цивилизацiи. Признано
неравенство расъ. Определены права всякаго человеческаго
семейства на более или менее лестный отзывъ въ исторiи прогресса.
Что касается политическихъ и общественныхъ наукъ, то прогрессъ
въ нихъ очень слабъ. Старая политическая экономiя, питавшая
такiя большiя притязанiя въ 1848 году, потерпела крушенiе. Соцiализмъ,
более глубоко и серьезно привившiйся на германской почве,
продолжаетъ смущать мiръ, хотя и не даетъ яснаго разрешенiя задачи.
Бисмаркъ заявилъ, что онъ остановитъ его при помощи репрессивныхъ
законовъ; но, очевидно, Бисмаркъ ошибся, покрайней мере
на этотъ разъ. Въ настоящее время можно сказать съ полной уверенностью,
что соцiализмъ не исчезнетъ. Конечно, соцiализмъ будущаго
будетъ отличаться отъ утопiй 1848 года. Проницательный умъ уже
въ третьемъ веке нашей эры могъ видеть, что христiанство не погибнетъ,
но онъ виделъ бы также и то, что мiръ не погибнетъ, что
человеческое общество применитъ христiанство къ своимъ потребностямъ,
и что разрушительное верованiе при первомъ властителе превратится
въ успокаивающее и консервативное по существу орудiе.
Въ политике положенiе не стало более яснымъ. Нацiональное
начало чрезвычайно развилось съ 1848 года. Повсюду почти водворилось
представительное правленiе. Но на горизонте показываются признаки
утомленiя, вызваннаго нацiональными долгами. Патрiотизмъ принимаетъ
локальную форму, нацiональное увлеченiе ослабеваетъ. Современныя
нацiи походятъ на героевъ съ гробницы Максимилiана въ
Инсбруке,-героевъ, подавленныхъ тяжестью ихъ вооруженiя: рахитическiя
тела подъ железной решеткой. Францiя, которая первой пошла
по пути нацiонализма, будетъ, согласно общему закону, прежде другихъ
бороться съ движенiемъ вызваннымъ ею. Черезъ пятьдесятъ летъ нацiональное
начало пойдетъ на убыль. Все те грубые способы, при помощи
которыхъ старыя монархическiя государства требовали жертвъ
отъ индивидуума, станутъ не возможны въ свободныхъ государствахъ:
никто не станетъ бичевать самого себя. Никто уже не захочетъ послужить
своимъ теломъ въ качестве матерiала для постройки такихъ
башенъ, какiя строилъ Тамерланъ. Стало слишкомъ ясно, что счастье
индивидуума не находится въ прямомъ отношенiи къ величiю его нацiональности.
При томъ же очень часто случается, что последующее
поколенiе совершенно не ценитъ того, что предыдущее прiобрело ценой
своей жизни.
Причиной этихъ измененiй является неопределенность нашихъ
идей относительно цели и конечнаго предела человечества. Когда
пришлось сделать выборъ между двумя целями политики: величiемъ
нацiи и благосостоянiемъ индивидуума, то выборъ былъ сделанъ подъ
влiянiемъ матерiальныхъ выгодъ или страсти. Ничто не говоритъ намъ,
какова воля природы или цель вселенной. Для насъ идеалистовъ осталась
истинной лишь одна трансцендентная доктрина, согласно которой
цель человечества составляетъ созданiе высшаго сознанiя, или какъ
некогда говорили, "высшей славы Божьей". Но ученiе это не можетъ
служить основанiемъ прикладной политики. Подобную цель пришлось бы, наоборотъ заботливо скрывать: люди возмутились бы, если бы
узнали, что ихъ такъ эксплоатируютъ.
Какъ долго еще нацiональный духъ будетъ господствовать надъ
индивидуальнымъ эгоизмомъе Кто будетъ ниболее полезенъ человечеству
въ будущемъ: патрiотъ или либералъ, реакцiонеръ, соцiалистъ
или ученый? Никто не знаетъ этого; однако, знать это было бы очень
важно, потому что то, что хорошо въ одной гипотезе, дурно въ другой.
Люди колеблются, сами не зная, куда они хотятъ идти. Такъ,
напримеръ, то, что делаетъ Францiя, признается дурнымъ или хорошимъ
въ зависимости отъ той цели, достиженiе которой имеется въ
виду. И другiя нацiи не более осведомлены въ этомъ отношенiи. Политика
представляетъ изъ себя пустыню, по которой люди идутъ, то
на северъ, то на югъ, потому что нужно же идти куда-нибудь. Въ соцiальной
области никто не знаетъ, въ чемъ благо. Одно только утешительно,
что въ конце концовъ люди неизбежно куда-нибудь приходятъ.
Въ той стрельбе въ цель, которой забавляется человечество,
ему всегда кажется, что то место, куда оно попало, и есть именно его
цель. Поэтому у людей, одаренныхъ благими намеренiями, совесть
всегда спокойна. Впрочемъ, среди того всеобщаго сомненiя, которымъ
мы окружены, свобода имеетъ во всякомъ случае свою ценность, потому
что она представляетъ одинъ изъ способовъ приводить въ движенiе
сокровенный факторъ, движущiй человечествомъ и всегда такъ или
иначе одерживающiй победу.
Итакъ, хотя познанiе фактовъ значительно увеличилось подъ
влiянiемъ непрерывныхъ трудовъ XIX века, все-таки судьба человечества
стала гораздо более темной, чемъ когда-либо. Самое существенное
то, что, не рискуя впасть въ легковерiе, мы не видели ни одного
средства, при помощи котораго человечеству можно было бы дать новый
доступный для него катехизисъ. Итакъ, возможно, что за паденiемъ
веры въ сверхъестественное последуетъ паденiе идеалистическихъ
убежденiй, и что действительное пониженiе нравственности началось
съ того дня, когда человечество увидело вещи въ ихъ реальной форме. Съ
помощью химеръ гориллу удалось побудить къ удивительнымъ нравственнымъ
усилiямъ; когда не станетъ химеръ, исчезнетъ и та искусственная
энергiя, которую оне вызвали. Даже слава предполагаетъ въ
некоторыхъ отношенiяхъ въ качестве движущей силы безсмертiе, такъ
какъ плоды ея можно пожинать только после смерти. Если вы отнимете
алкоголь у рабочаго, которому онъ даетъ силу, то не требуйте
отъ него того же количества работы.
Сознаюсь откровенно, что никакъ не могу представить себе возстановленiя
благодарной и счастливой жизни безъ помощи прежнихъ
мечтанiй. Намъ внушаетъ отвращенiе гипотеза, согласно которой истиннымъ
мудрецомъ является тотъ, кто отрекается отъ далекихъ горизонтовъ
и замыкается въ грубомъ наслажденiи. И не только теперь
счастiе и благородство человека опираются на ложномъ основанiи.
Станемъ наслаждаться этимъ высшимъ даромъ, уделеннымъ намъ
и состоящимъ въ томъ, что мы существуемъ и созерцаемъ деятельность.
Наука всегда будетъ удовлетворенiемъ наиболее возвышеннаго стремленiя
нашей природы-любопытства; она одна будетъ доставлять человеку
средства для улучшенiя его участи. Она, правда, не столько
даетъ истину, сколько предохраняетъ отъ заблужденiй, а уверенность
въ томъ, что мы не стали жертвой ошибки чего-нибудь да стоитъ.
Человекъ, сложившiйся подъ влiянiемъ этихъ наукъ, имеетъ въ окончательномъ
счете большую стоимость, чемъ инстинктивный человекъ
временъ веры. Онъ гарантированъ отъ заблужденiй, на которыя неизбежно
осужденъ человекъ необразованный. Онъ более просвещенъ,
совершаетъ менее преступленiй, менее возвышенъ, но за то менее
безтолковъ. Но кто-нибудь скажетъ: все это не стоитъ того блаженства,
котораго лишаетъ. насъ наука? Во-первыхъ, кто знаетъ, действительно ли она лишаетъ насъ этого блаженства? Да въ конце концовъ,
разве можно сказать, что кто-нибудь сталъ беднее, если у него
вытащили изъ кармана фальшивыя ассигнацiи и обезцененныя бумаги?
Лучше иметь немного хорошей науки, чемъ много дурной. Люди гораздо
меньше ошибаются, когда сознаются въ своемъ незнанiи, чемъ
если воображаютъ себя знающими все то, чего они въ действительности
не знаютъ.
Итакъ, я былъ правъ, когда, съ самомъ начале моего умственнаго
поприща, твердо веровалъ въ науку и поставилъ ее целью моей
жизни. Если бы намъ пришлось начинать съ начала, то я сделалъ бы
то же самое. Все остающееся время я посвящу продолженiю того, что
началъ. Безсмертiе состоитъ въ работе надъ чемъ-нибудь вечнымъ.
Согласно первоначальнымъ, а вместе съ темъ и истиннымъ понятiямъ
христiанства, воскреснутъ только те, кто принимаетъ участiе въ божественномъ
труде, т.е. кто содействуетъ распространенiю царства
Божiя на земле. Наказанiе злыхъ и суетныхъ будетъ состоять въ небытiи.
Здесь передъ нами возстаетъ грозный вопросъ. Можетъ-ли
наука быть более вечной, чемъ само человечество, конечность котораго
определяется уже темъ, что у него есть начало? Это не имеетъ
никакого значенiя. Не прошло и одного столетiя съ техъ поръ, какъ
разумъ работаетъ съ успехомъ надъ проблемами вещей, и за это короткое
время онъ удивительно увеличилъ власть человека. Что же будетъ
черезъ сто тысячъ летъ? Подумайте при этомъ, что никакая
истина не будетъ потеряна, и что не возникнетъ новыхъ заблужденiй.
Это даетъ большую уверенность. Намъ остается опасаться лишь
паденiя небеснаго свода, но даже если и это случится, то мы уснемъ
спокойно съ мыслью, что Существо, мимолетнымъ продуктомъ котораго
мы были, существовало и будетъ существовать вечно.
Всемирную известность Э. Ренану принесла его многотомная "История происхождения христианства" (1863–1883; в русском переводе "История первых веков христианства", 1864–1907), в которой он развил свою позицию рационалистической критики, проявившуюся особенно ярко в первом томе "Жизнь Иисуса" (1863) при объяснении чудес, сотворенных Иисусом. Опираясь на психологию современных ему религиозных людей и отчасти на свою собственную, Э. Ренан пытался воссоздать в живой картине начало христианства и ранний период его истории. Как критик и исследователь, он уступал немецким историкам, но превосходил их как художник — его книги, отличавшиеся субъективизмом в характеристиках и модернизацией явлений прошлого, и в наше время вызывают захватывающий интерес. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
