|
Оглавление
От автора
В начале 80-х годов меня в плановом порядке послали в университет марксизма-ленинизма для повышения идеологической квалификации. Я никогда не был диссидентом и нахожу, что диссидентство не убеждения, а особое состояние души. Однако по окончании этого заведения мне захотелось что-нибудь написать не то чтобы в адрес, но по поводу диалектического материализма и эволюционизма. По известным причинам изложить свои соображения, как выражаются дипломаты, "клерным текстом" я не мог. Поэтому я выбрал показательный в смысле идеологии, но косвенный в смысле авторитетности литературный источник, содержание которого, однако, связано с философией языка, – "Мировые загадки" Эрнста Геккеля, одного из любимых писателей В.И.Ленина. В "Материализме и эмпириокритицизме" есть даже глава "Эрнст Мах и Эрнст Геккель". Геккель написал в "Мировых загадках", между прочим, также и о языке, ибо, как истинный материалист, он писал обо всем, что знал и чего не знал, и "Мировые загадки" были примерно столь же популярны в среде демократической полуинтеллигенции, как ныне "Код да Винчи". Давний друг моего отца и мой Иван Александрович Хабаров, который тогда заведовал кафедрой философии Института иностранных языков им.Мориса Тореза, предложил написать популярную книжку о филологии и о философии языка. Мы решили назвать ее "Шестой мировой загадкой". Иван Александрович делал часть философскую, а я – филологическую. С тех пор прошло много времени. В один прекрасный день издательство URSS неожиданно предложило переиздать эту книгу – я с благодарностью согласился. Я хорошо помнил о замысле, но плохо помнил о том, что было написано в книге. Философская составляющая книги, представленная в первоначальном тексте и совершенно неизбежная по тем временам, меня решительно не устраивает. Поэтому я устранил из текста всю прежнюю философскую часть и добавил в него оценки Геккеля, материалистического монизма и диалектического материализма, которые, хотя и в смягченном виде, более соответствуют моим о них представлениям. Добавлены были и некоторые разделы. Ивана Александровича давно нет в живых. Я искренне уповаю, что будь Иван Александрович ныне жив, он иначе, чем прежде, отнесся бы к "основному вопросу философии" и некоторым другим философским проблемам, но текст остается текстом, и выдавать под именем Ивана Александровича собственные взгляды считаю себя не вправе. Вот почему было решено изменить и название книги, сохранив, однако, элементы прежнего. Вместе с тем, мне не хотелось бы, чтобы эту книгу рассматривали как направленную "против" материализма, полемика с которым вовсе не входит в мои намерения, она – "за" идеализм в любом угодном смысле этого слова. Введение
В 1899 году в Штутгарте вышла книга знаменитого ученого-естествоиспытателя Эрнста Геккеля "Мировые загадки". Семь мировых загадок – или важнейших научных и философских проблем – занимали философскую и научную мысль с древнейших времен. Книга Геккеля была полемической и, в свою очередь, вызвала острую полемику. Целый ряд крупных ученых и философов, как Р.Вирхов, Э.Дюбуа-Реймон, в полемике с которым и была написана книга Геккеля, Ф.Паульсен, О.Лодж, И.Райнке, резко критически отнеслись к способу решения мировых загадок Геккелем, справедливо обвиняя его в некомпетентности и авантюризме. Но таковы уж законы пропаганды: чтобы добиться успеха и утвердить свои воззрения как догму, нужно, игнорируя специалистов, обратиться к широкому кругу читателей с захватывающей воображение скандальной идеей. А когда она получит признание у публики и журналистов, скомпрометировать в газетной кампании ученое сообщество как сборище ретроградов и заставить критику умолкнуть. Широкое использование этой техники закономерно привело к компрометации науки и размыванию научной этики, и Геккель может заслуженно считаться, наряду, пожалуй, с Артуром Шопенгауэром и Карлом Марксом, ее первооткрывателем. Итак – "мировые загадки". Первая мировая загадка – проблема сущности окружающей нас действительности. Какова природа материи и силы? Почему мир устроен именно таким образом и мог ли он быть устроен иначе? Вторая – происхождение движения. Что такое движение? Является ли оно обязательным свойством материи, или, наоборот, всякое тело стремится к покою и неподвижности? Третья – происхождение жизни. Как возникло живое? Чем оно отлично от неживой материи? Зародилась ли жизнь сама по себе как результат саморазвития неживой природы, или ей был дан внешний толчок? Четвертая – целесообразность природы. Мир устроен умно; явления, наблюдаемые человеком, – движение небесных тел, устройство живого организма, смена времен года, деятельность самих людей – обнаруживают повторяемость и взаимную связь. Какова природа этой связи? Является ли она следствием замысла, или, наоборот, связь эта объясняется природой вещей? А может быть, наш разум видит порядок там, где на самом деле царствует хаос? Пятая – появление сознания. Человек называет себя царем природы. Прав ли он, придавая себе столь большое значение? Был ли человек сотворен или он продукт биологического развития? Являлось ли возникновение человека с его разумом необходимым следствием развития животного мира или фактом, противопоставившим его царству природы? Шестая – о ней и пойдет речь в этой книге – связана с проблемой языка и мышления. Что такое наше мышление? Отражает оно действительно происходящее или создает только призрак мира? Способны ли мы познать сущность вещей, или она неизбежно ускользает от нас, оставляя только внешний след действительности? И что такое наше слово? Когда мы называем словом какой-нибудь предмет, выражает ли слово его сущность или оно только условный знак, фиксирующий в уме случайно схваченный признак? Можем ли мы, говоря о словах, рассуждать одновременно и о природе вещей, ими обозначаемых? А что такое язык человека? Как он "устроен" и почему сформирован именно таким образом? Многие животные пользуются знаками, – тогда отличается ли в принципе наш язык от языка животных? Как он возник: развился постепенно или был даром некоей внешней силы, человеческим проявлением которой и явился? И не видим ли мы мир таким, каким нам представляет его язык? Все ли языки одинаковы как средство выражения мысли: существуют ли хорошие и плохие языки? Наконец, седьмая мировая загадка – свобода воли. Ответствен ли человек за свои действия? Если все его поступки являются результатом физиологических процессов или он принуждается к ним некоей внешней силой, то можно ли говорить, например, о преступлении? Если же, напротив, только дух, воля, существующие сами по себе, определяют наши действия, то зачем человеку нужно общество подобных ему? Уж не для того ли, чтобы эту волю проявлять? Человек свободен в своих действиях или принужден поступать определенным образом, потому что подчинен природе вещей и давлению среды, общественной нормы, которое осуществляется через слово? Если решать эти мировые загадки, – а человечество с древнейших времен занималось ими, – то, какой бы вопрос оно перед собой не поставило, обязательно придет именно к шестой загадке. Занимаемся ли мы физикой, космологией, историей, философией, моралью, биологией, философией, но рано или поздно вынуждены спросить себя, в каком отношении к окружающей действительности мы находимся и в состоянии ли мы хотя бы в принципе познать действительную сущность вещей. Способны ли мы выразить это знание так, чтобы оно стало достоянием других? Не обманывает ли нас в познании и в поступках наш язык? Не опосредует ли слово все без исключения связи и отношения в обществе людей и все без исключения связи нашего внутреннего человека с внешним миром: не является ли язык, а не какие-нибудь "экономические отношения", действительным "базисом" общества? Появление "Мировых загадок" в последний год XIX столетия было не случайным – автор подводил итог развития научной культуры истекавшего столетия и в известном смысле предсказывал состояние науки наступавшего XX века. Э.Геккель, как и большинство "образованных" людей того времени, видел путь решения мировых загадок в использовании эволюционной теории – этого первого тоталитарного мифа XIX века, на основе которого сложились все тоталитарные идеологии века XX. Основные ее положения сводятся к следующему: 1. Все в мире изменяется закономерно. Изменения являются конечным результатом взаимодействия физических тел. 2. При сходных условиях в природе наблюдаются сходные изменения. 3. Изменения постепенны, при этом сложное взаимодействие вещей происходит по взаимно независимым законам, которые, однако, совокупным действием могут приводить к сложным процессам (например, одновременное действие на ландшафт выветривания и смены температуры). 4. В процессе развития возникают формы тел или организмов, наиболее приспособленные к условиям окружающей среды, которая, изменяясь в свою очередь, воздействует на них как на имеющийся материал, создавая из него новые формы. Поэтому процесс эволюции бесконечен. 5. Мироздание едино, все в нем без исключения – и неживая природа, и животный мир, и общество – развивается, или эволюционирует, на основе одинаковых или сходных законов. Естественная история была для Э.Геккеля мерилом оценки любых проблем, стоящих или могущих возникнуть в принципе. Естественнонаучный материализм, или, как называл его Геккель, монизм, казался ему мировоззрением, единственно достойным мыслящего и просвещенного человека. Этому мировоззрению были подчинены все социальные, политические, нравственные, эстетические взгляды ученого. Эрнст Геккель относился к мировым загадкам по-разному в зависимости от близости их к его научным интересам, убеждениям или кругу знаний. Он считал, что проблемы сущности материи и силы, природы движения, появления ощущений и сознания "устраняются понятием о субстанции", то есть философским положением о материальном единстве мира, единых законах, управляющих процессами неорганической и органической материи. Вопрос о свободе воли, как полагал Геккель, вообще находится вне компетенции науки – она должна заниматься тремя "трудными, но разрешимыми проблемами": происхождением жизни; целесообразностью, причинностью или случайностью в природе и обществе; происхождением разумного мышления и языка. В книге же своей он, естественно, высказался о всех семи мировых загадках и выводил из этих суждений следствия по важнейшим вопросам общественной жизни. Итак, шестая мировая загадка из числа трех, провозглашенных эволюционизмом XIX века, – "разумное мышление и тесно связанное с ним происхождение речи". Посмотрим, как решал ее Эрнст Геккель. В главе седьмой "Мировых загадок" он рассуждает о мышлении, языке и их происхождении следующим образом. 1. Приписывать разум только человеку, отрицая его наличие у высших животных, – "тривиальное заблуждение". Высшие животные обладают разумом. Вместе с тем в ряду животных, а также и в ряду человека может быть прослежена длинная лестница постепенного его развития. Органом мышления человека и животных в одинаковой степени является кора головного мозга, а "высокоразвитые формы душевной деятельности" в такой же мере "подчиняются законам наследственности и приспособления, как и их органы". Действительно, исследование высшей нервной деятельности животных и человека, а также довольно многочисленные находки ископаемых человекообразных и предполагаемых предков человека указывают, с одной стороны, на высокое развитие у многих животных, а в особенности у человекообразных обезьян, свойств, которые палеонтологи очень хотели бы связать с интеллектом, а с другой – на то, что существа, похожие на человека (и даже называемые человеком), прекрасно уживались со своими "галечными" орудиями в животном царстве в течение более миллиона лет, а потом исчезли. Но решается ли наука назвать прямым предком человека какое-либо из этих ископаемых? 2. "Высшая ступень развития понятий, рассудка и разума, ставящая человека так высоко над животными, – указывает далее Геккель, – тесно связана с развитием у него речи". Речь человека, по мысли Геккеля, является продуктом развития коммуникаций животных. И здесь обнаруживается "длинная лестница развития" от низших ступеней вплоть до высших стадий. Язык "представляет общее преимущество всех общественных животных, всех членистоногих и позвоночных, живущих обществами или стаями...". "Но только у человека, – продолжает Э.Геккель, – развился членораздельный язык понятий, который сделал его разум способным к столь изумительным проявлениям". То, что Геккель пишет о языках животных, может быть, и верно. Действительно, человекообразные, дельфины, многие виды птиц используют системы сигналов, позволяющие им осуществлять совместные действия. Здесь, однако, остаются неясными некоторые обстоятельства. Почему именно человек развил "членораздельный язык понятий"? Зачем человеку, а не дельфину или, например, шимпанзе, понадобились эти "изумительные проявления"? И как обстоит дело со ступенями этой "лестницы" – они существуют в действительности или только в воображении? 3. "Сравнительная филология, одна из интереснейших из возникших в XIX столетии наук, учит нас, как многочисленные высокоразвитые языки различных народов медленно и постепенно развивались из небольшого числа простых наречий". Далее Э.Геккель перечисляет имена лингвистов – В.Гумбольдта, Ф.Боппа, А.Шлейхера, Г.Штейнталя. В особенности А.Шлейхер "показал, что историческое развитие языков совершается по тем же филогенетическим законам, что и развитие других физиологических функций и соответствующих им органов". Вот здесь мы и остановимся, чтобы сделать некоторые замечания. Сравнительная филология учит нас вещам, до некоторой степени противоположным тому, что утверждал Э.Геккель. Сравнительное языкознание в течение XIX и XX веков доказало следующее. Во-первых, ученый, занимающийся сравнительной фонетикой или сравнительной грамматикой родственных языков, не имеет достаточных оснований говорить о развитии языка, а только о его изменениях. Изменения фонетического и грамматического строя языка представляют собою закономерный процесс, который сам по себе не выражается в каком-либо совершенствовании языка. Те древние языки, от которых произошли современные славянские, германские, индийские языки, ни в коей мере не являлись "простыми наречиями", но содержали сложные, развитые и тонко дифференцированные системы фонетических и грамматических отношений. Во-вторых, мнение А.Шлейхера, будто так называемые "аморфные", точнее, изолирующие языки представляют первобытную стадию развития языка человека, ошибочно. Так, китайский язык является столь же совершенным инструментом мысли, как и любой язык с богатой системой словоизменения и словообразования. Об этом свидетельствует великая китайская литература, наука на китайском языке и вся многотысячелетняя культура Китая. Дарвинистские идеи А.Шлейхера о стадиях развития языка были решительно критикованы и отвергнуты его ближайшими учениками, что, вообще-то говоря, должно было быть известно Э.Геккелю, который был знаком с А.Шлейхером. В-третьих, в истории любого языка помимо собственно эволюции обнаруживаются иные виды исторических изменений. Назовем три вида исторических изменений языка: 1. Эволюционные процессы состоят в постепенных, регулярных и нерегулярных, изменениях звуков и слов. Эволюционные процессы происходят постепенно, независимо от воли говорящих и, как правило, их результаты сказываются нескоро. Новые поколения неточно усваивают речь старших поколений, слегка изменяя артикуляцию звуков, интонационный рисунок фразы, смешивая грамматические формы, например, времен и падежей или, наоборот, выделяя в употреблении новые значения форм, предпочитая одни синтаксические конструкции другим, создавая новые слова или значения слов. Поскольку язык – сложно организованная система, изменение ее элементов или их функций влечет за собой перестройку системных отношений. Иногда такого рода процессы, как в современной русской речи, принимают более интенсивный характер и становятся заметными, иногда они текут вяло в течение столетий. В различных языках стихийные изменения могут затрагивать различные фрагменты системы, оставляя другие в прежнем, "архаическом" виде. Так, латинское слово apis – "пчела" в результате фонетических изменений превратилось в некоторых диалектах французского языка в ef. Затем слово приняло начальный звук n от артикля: une nef – nef, но по-старофранцузски nef – "корабль" и nef – "репа". Поэтому слово nef "репа" было заменено уменьшительным navet, а nef "корабль" – navire. Процесс стяжения слов вызвал обратный процесс увеличения длины слова: pommette (pomme – "яблоко") – "картофель", mouchette (mouche) – "муха", soleille (sole) – "солнце", hirondelle (hirondo) – "ласточка" и т.д. При этом, естественно, стирается значение уменьшительного суффикса. Подобные явления характерны для стихийного изменения языка. 2. Процессы развития языка. По мере развития общения, роста мышления людей используемый ими и унаследованный от предков язык накапливает все большее число тонко различаемых средств выражения мысли. Процессы развития языка связаны с сознательным творчеством. Поэты, философы, богословы, ученые стремятся максимально точно, полно, ясно, убедительно выразить свои мысли, используя данный материал языка. Они создают новые слова или новые значения слов, формируют новые конструкции предложений, например, придаточных, вырабатывают приемы организации произведений слова в соответствии с замыслом, например, молитвы, исторического повествования или ораторской речи. В результате в произведениях слова, которые сохраняются, передаются от поколения к поколению в ходе обучения, воспроизводятся и накапливаются найденные приемы выражения мысли, а сам язык возрастает в разнообразии и объеме своих выразительных возможностей. Такого рода процессы формируют индивидуальность каждого конкретного языка. Действительно, вырабатывать новые приемы выражения мысли можно только в пределах данного – греческого, латинского, русского – языка, система которого остается как бы заданной и допускает развитие только потенциально заложенных в ней возможностей. Развитие языка консервативно, так как предполагает устойчивость развивающейся системы. И в этом отношении развитие языка противостоит его эволюции, которая изменяет систему. Примечательно, что так называемый пуризм – стремление к очищению речи от новаций, к сохранению "чистого", "хорошего" языка – обычно оживает в творческие периоды истории языка, когда складываются и развиваются новые виды речи, создаются новые произведения слова, формируются новые стили. Так было во Франции XVII века, в России начала XIX века, так обстоит дело и в наше время. Пуризм – стремление к сохранению культуры языка как условия стилистических новаций. 3. Процессы нормирования языка. Стремление усовершенствовать и систематизировать язык приводит к созданию обязательных моделей выражения мысли, к отбору "правильных" слов и конструкций, к оснащению языка новыми материалами речи – письмом, полиграфией и т.д. Нормирование языка становится необходимым по мере развития культуры в условиях столкновения эволюции, разрушающей систему языка, с развитием языка, для которого эта система необходима. Нормирование языка предполагает отбор и систематизацию слов в их звуковом, морфологическом строе, значениях, систематизацию синтаксических конструкций, установление правил правописания, описание видов произведений слова и приемов их создания. Если в ходе эволюционных процессов говорящие стихийно залечивают раны, наносимые языку фонетическими и морфологическими изменениями, то нормирование языка подобно профессиональной деятельности врача, который, исходя из научных знаний о строении организма, стремится не просто устранять симптомы болезни, но излечить ее и предотвратить рецидивы. Норма создает представление о правильном и неправильном в языке, стандарты, необходимые для взаимопонимания и точного выражения мысли, а также противопоставляет общенародный литературный язык местным диалектам, просторечию, жаргонам. Эволюционизм сводил историю языка к стихийным изменениям, что давало повод уподоблять язык биологическим системам. Но дело не только в недостаточности идей эволюции для объяснения исторических изменений в языке и в целом в культуре. Науке известны пять типов исторически изменяющихся систем: геологические, биологические, семиотические (знаковые), технические, социальные (в узком смысле – форм организации общества). Эти системы имеют различную природу, но все изменяются, причем некоторые из них развиваются, то есть усложняются в ходе изменений. Что касается геологических систем, то их изменения, если не принимать всерьез построений В.И.Вернадского, сводятся как таковые к простой эволюции – ландшафты изменяются вулканизмом, эрозией и т.п. В изменении биологических систем явно обнаруживается формирование и исчезновение популяций, видов животных и растений, но надежно установленных фактов так называемой макроэволюции, то есть образования более сложных биологических систем, например, млекопитающих, от менее сложных, например, рептилий, очевидно, нет. Имеются, по существу дела, лишь гипотезы, основанные на нехитрой мысли: если мы имеем систему А (рептилии) и систему Б (млекопитающие) со сходными структурными характеристиками (общая схема организма) и система Б более сложно организована (например, более сложный мозг, постоянная температура крови, анализаторы), то система Б происходит от системы А. Что касается семиотических систем, в первую очередь "естественного" языка, систем технических, например, автомобилей, самолетов, холодильников, компьютеров, а также систем социальных, – то здесь мы имеем дело с совершенно определенным научным фактом: "макроэволюция" в области языка, технических и вообще социальных систем не является продуктом "саморазвития". Автомобили не рождаются от автомобилей. Хотя новые модели похожи на старые, но являются результатом творческой деятельности разума. Автомобили, холодильники и компьютеры изобретают инженеры, в том числе программисты, которые создают искусственные семиотические системы на базе естественного языка, а естественный язык развивают писатели, которые создают новые средства выражения мысли, и филологи, которые занимаются описанием и нормированием языка. Сходным образом дело обстоит и с социальными системами, которые изменяются в ходе целенаправленной и сознательной деятельности разума, что показывает история: "Для историка объектом, подлежащим открытию, оказывается не просто событие, но мысль, им выражаемая. Открыть эту мысль – значит понять ее... Природные процессы поэтому с полным правом могут быть описаны как последовательность простых событий, исторические же процессы – нет. Они не последовательность простых событий, но последовательность действий, имеющих внутреннюю сторону, состоящую из процессов мысли. Историк ищет именно эти процессы мысли. Вся история – история мысли". Если вернуться к "ноосфере" В.И.Вернадского, то логическая ошибка станет очевидной: ноосфера – побочный геологический продукт деятельности разума, отчего мы и говорим, имея в виду нефтеперерабатывающий завод, – "экология", а не "геология" или "физическая география". Теперь поставим вопрос: которая из двух аналогий более правомерна – аналогия от биологических систем к языку, основанная на недоказанной гипотезе саморазвития, или аналогия от языка и технических систем к биологическим, основанная на очевидном факте деятельности разума? Но почему же тогда идея эволюции столь распространена в современном научном и массовом сознании? Человек живет мифом. Миф удовлетворительно для здравого смысла систематизирует факты: Первоначала вещей, разумеется, вовсе невольно Или: "В начале Эвринома, богиня всего сущего, восстала обнаженной из Хаоса и обнаружила, что ей не на что опереться". Если не задаваться вопросом о том, каким образом начала вещей "невольно", но "остроумно" разместились в стройном порядке, или вопросом, откуда взялась Эвринома, как она получилась из Хаоса и откуда взялся сам Хаос – все станет ясно: если бы вы, как Эвринома, восстали из Хаоса, вам бы тоже не на что было опереться. Ученый тоже живет мифом и ему тоже нужно на что-то опереться, поэтому он берет древний миф о происхождении и называет его эволюционной теорией: это простое и экономное объяснение сложных и непонятных фактов, которые трудно или не хочется объяснять иначе. Когда мы пытаемся решить шестую мировую загадку – понять природу мышления и языка, то, очевидно, мы вынуждены учитывать особенности проблемы. Мышления никто не видал, даже нейрофизиологи, которые наблюдают деятельность мозга, но не мышление. Ни один лингвист не наблюдал язык. Наблюдать язык и речь как таковые невозможно – это абстрактные понятия. Непосредственно наблюдаются только высказывания. Но язык и мышление необходимо должны существовать, как необходимо должны существовать, например, число "3" или равнобедренный треугольник. Где же они существуют? Там же, где число "3" и все остальные числа и фигуры. Поэтому следует расчленить проблему. Мы выделяем в общей проблеме развития языка то, что свойственно ему как системе средств выражения (фонетика, грамматика, словарный состав), и то, что свойственно языку как исторически сложившейся совокупности произведений речи, то есть культуре языка. Это сделать необходимо, чтобы понять важный принцип: мышление вообще относится к языку вообще лишь в меру единства человеческого рода, наиболее универсальных потребностей в знаке для формирования и выражения мысли. Конкретное – научное, философское, художественное и иное мышление мы имеем право связать не с языком как системой знаков, а с устройством произведений речи научного, философского или художественного содержания; наконец, индивидуальное мышление человека мы можем соотносить с индивидуальными особенностями его выражения в языке – со стилем. Проблема языка и мышления актуальна как для каждого отдельного человека, так и для общества в целом. Для человека она важна своей нравственной и профессиональной стороной: нужно понять, как наша деятельность включена в общество. Для общества проблема языка и мышления значима потому, что слово является всеобщей связью, самым универсальным инструментом познания, управления и организации: общество невозможно без языка как средства такой всеобщей связи. Язык существует исторически, эволюционируя и развиваясь. Общество в состоянии влиять на него, создавать новые виды речевых коммуникаций и новые информационные технологии, которые обеспечивают его культурное и экономическое развитие. Путь решения шестой мировой загадки лежит в истории культуры языка. Это решение предполагает не только научное знание о языке, но и умение сознательно на него воздействовать. Об авторе
 Волков Александр Александрович Доктор филологических наук, профессор. Окончил филологический факультет Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Заведует кафедрой общего и сравнительно-исторического языкознания филологического факультета МГУ. Читает курсы «Введение в языкознание», «Общее языкознание», «Риторика» на филологическом и философском факультетах МГУ и в Московской духовной академии и семинарии. Автор книг «Грамматология», «Основы русской риторики», «Курс русской риторики», «Основы риторики» и др.
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||