Гегель Г.В.Ф. Введение в философию:
Философская пропедевтика. Пер. с нем. Изд. 2

Содержание

Из предисловия

Рассказывают, что, когда О.Конт обратился к Гегелю с просьбой изложить для него содержание философии диалектического идеализма вкратце, популярно и по-французски, Гегель обиженно ответил: – "Мою философию нельзя изложить ни вкратце, ни популярно, ни по-французски".

Как бы ни относиться к истинности этого анекдота, ему нельзя отказать в некоторой правдоподобности. В частности, нельзя в известной мере не согласиться с ответом Гегеля.

Философия Гегеля представляет собою завершение того мощного идеалистического движения, которое было начато Кантом и продолжено Фихте и Шеллингом. Система великого диалектика является настолько сложным и разветвленным целым, что попытка ее общедоступного изложения стоит перед почти непреодолимыми трудностями и заранее обречена на целый ряд неудач. В самом деле, такое общедоступное изложение должно быть прежде всего кратким. Между тем, краткое изложение философии Гегеля всегда стоит перед опасностью, что оно даст лишь схему его системы и не покажет его плодотворного диалектического метода. Краткое изложение очень легко может сбиться в сухой перечень застывших результатов, полученных с помощью диалектики, но не выявит живого пульса самого диалектического метода. Таким образом, оно всегда стоит перед трудно избегаемой опасностью выпустить самое ценное, что есть у Гегеля. Не легче дело обстоит и с по пулярностью изложения гегелевской философии. Своими идейными корнями гегельянство уходит глубоко в Канта, Фихте и Шеллинга. Разреженная атмосфера абстрактных построений этих философов, атмосфера, в которой росло гегельянство, настолько непривычна для неискушенного в умозрениях человека, что ничего, кроме головной боли, он из нее сразу не извлечет. Кроме того, основным стержнем гегельянства служит критика формальной логики и утверждение историзма мышления. Даже самый популярный очерк этих двух сторон гегелевского учения предполагает, кроме изложения мыслей самого великого философа, еще характеристику формальной логики и обрисовку общих черт методологии его предшественников. Правильно увязать все это в один узел, конечно, очень трудная задача, еще более затрудняемая тем, что сугубо "философский" язык немецкого идеализма приходится переводить на обычный (а этот перевод сам по себе достаточно труден). Наконец, изложение гегельянских умозрений на всяком другом языке, кроме немецкого, встречает тысячи препятствий. Гегель позволял себе довольно большие вольности в отношении своего родного языка. Но огромная гибкость этого языка и широкие возможности всевозможных новых словообразований выручали его. Поэтому сочинения Гегеля достаточно читабельны на немецком языке. Дело обстоит гораздо хуже с переводами. Передача гегелевских словообразований на всяком другом языке либо должна превращаться в бесстыдное надругательство над этим языком, либо, сохраняя правила грамматического приличия, ограничиваться неточной описательной их характеристикой.

Таким образом, мы видим, что Гегель имел все основания ответить Конту так, как об этом рассказывает анекдот. Но это, конечно, не должно означать, что Гегель вообще не стремился быть популярным, что он хотел замкнуться в умозрительной высоте своего философского одиночества. Как раз наоборот. В противоположность Шеллингу, Гегель всеми силами стремился сделать свою философию всеобщим достоянием. Доказательством этого могут служить его многочисленные популярные сочинения. Достаточно, например, указать, что, кроме большой "Феноменологии духа", относительно которой можно с уверенностью утверждать, что на земном шаре нет сейчас человека, который понимал бы ее всю целиком, Гегель написал еще два ее популярных кратких изложения, одно – в "Энциклопедии", другое – в предлагаемой читателю "Пропедевтике". То же самое относится и к "Логике", вообще говоря, несколько более простой, чем "Феноменология". Наконец, "История философии",

"Философия истории", "Эстетика" и "Философия права" сразу же излагались Гегелем в простой, общепонятной форме.

"Философская пропедевтика", перевод которой появляется на русском языке впервые, представляет собою наиболее краткое и популярное изложение гегелевской философии (она не включает только эстетику и философию истории). Книга эта имеет свою судьбу. Написана она была Гегелем в период 1808–1811 годов, т.-е. тогда, когда, после появления "Феноменологии духа" (вышла в 1807 г.), философ работал над "Наукой логики" (первая и вторая части вышли в 1812 году, третья – в 1816 г.). В это время Гегель был директором гимназии в Нюренберге. Хотя он и не особенно одобрительно относился к введению преподавания философии в средних учебных заведениях, но ему все же приходилось руководить философскими занятиями в трех старших классах гимназии. Как пособие к этим занятиям, им и была написана "Пропедевтика".

Книга эта не была издана при жизни Гегеля. Лишь в 1838 году, т.-е. через 7 лет после смерти философа, рукопись "Пропедевтики" была найдена в его бумагах Розенкранцем. Рукопись эта состояла из собственноручных записей Гегеля, по которым он преподавал в гимназии, и из записок его слушателей, сделанных по его просьбе. Последние образовались из диктантов текста первых тетрадок и записей дополнительных разъяснений по поводу диктуемого, которые Гегель давал устно (в собственноручном оригинале Гегеля эти разъяснения были записаны только отрывочными фразами и отдельными словами). И собственный текст и записи учеников неоднократно исправлялись и переделывались философом. Розенкранц собрал все эти записи и составил из них окончательный текст "Пропедевтики", вошедший 18-м томом в полное посмертное собрание сочинений Гегеля. Этот текст был издан в 1840 году. Записи и наброски, не использованные Розенкранцем, были изданы в 1912 году Лассоном в первом томе "Гегелевского архива".

Таким образом, "Философская пропедевтика" служила учебником для философских занятий нюренбергских гимназистов. Поэтому она должна была удовлетворять по крайней первым двум условиям, которые поставил для Гегеля Конт, т.-е. быть краткой и популярной. Как же справился Гегель с разрешением этих задач, удовлетворил ли он этим условиям?

Начнем с первого, – с краткости. "Пропедевтика" действительно кратка. Однако, эта краткость довольно сильно отразилась на ее содержании. Метод, т.-е. диалектика, стоит в "Пропедевтике" на заднем плане по сравнению с системой, которая, наоборот, выдвигается вперед. Это очень важный недостаток. Систематика Гегеля стоит в резком конфликте с его революционным методом. Она представляет собою то консервативное начало, развивая которое, Гегель пришел к признанию прусского феодально-юнкерского государства за последний и окончательный этап развития абсолютного духа, венчающий всю человеческую историю. На это противоречие между системой и методом Гегеля уже давно указал Энгельс, и мы не можем отказать себе в удовольствии привести блестящую характеристику последнего, относящуюся к этой стороне Гегелевской философии. "Истина, которую должна была познать философия, – говорит он, – представлялась Гегелю не в виде собрания готовых догматических положений, которые остается только зазубрить, раз они открыты; для него истина заключалась в самом процессе познания, в длинном историческом развитии науки, поднимающейся с низших ступеней знания на высшие, но никогда не достигающей такой точки, от которой она, – найдя так называемую абсолютную истину, – уже не могла бы пойти дальше, и где ей не оставалось бы ничего больше, как созерцать эту истину. И так не только в философском, но и во всяком другом познании, а равно и в области практического действия. История так же мало может остановиться, как и наука. Человечество никогда не придет к совершенному, идеальному состоянию: совершенное общество, совершенное "государство" может существовать только в фантазии. Все, одни за другими появляющиеся в истории, системы общественных отношений представляют собою лишь преходящие ступени бесконечного развития человеческого общества от низшего к высшему. Каждая ступень необходима в то время и при тех обстоятельствах, которым она обязана своим происхождением. И в этом заключается ее оправдание. Но она лишается своего значения и своего оправдания при новых условиях, постепенно развивающихся в ее собственных недрах. Она оказывается вынужденной уступить место высшей ступени, которая падает и разрушается в свою очередь. Диалектическая философия разлагает все представления об окончательной, безусловной истине и о соответствующих ей абсолютных отношениях людей... Для диалектической философии нет ничего раз навсегда установленного, безусловного, святого. На всем и во всем видит она печать неизбежного падения, и ничто не может устоять перед нею, кроме непрерывного процесса возникновения и уничтожения, бесконечного восхождения от низшего к высшему. Она сама является лишь простым отражением этого процесса в мыслящем мозгу. У нее, без сомнения, есть и своя консервативная сторона: каждая данная ступень развития науки или общественных отношений оправдывается ею в виду обстоятельств данного времени, но не больше. Ее консерватизм относителен; ее революционный характер безусловен, – к чему сводится все то безусловное, для которого в ней остается место...

"Но необходимо заметить здесь следующее: вышеприведенные взгляды изложены нами гораздо резче, чем они изложены у Гегеля. Они представляют вывод, к которому неизбежно приводит его метод; но этот вывод никогда не был сделан им с такой ясностью. И это очень понятно. Гегель строил систему, а философская система, по исстари установившемуся обычаю, должна была вести к абсолютной истине того или иного рода. И тот же Гегель, который в своей логике указывал, что вечная истина есть не что иное как именно логический (т.-е., значит, и исторический) процесс, тот же самый Гегель увидел себя вынужденным положить конец этому процессу, так как надо же было ему закончить свою систему. В логике конец мог явиться у него началом нового развития, потому что там конечная точка, абсолютная идея, – абсолютная лишь постольку, поскольку он абсолютно ничего не мог сказать о ней, – "отчуждает самое себя", т.-е. превращается в природу, а потом, – в духе, т.-е. в мышлении и в истории, – снова возвращается к самой себе. Но в заключительной части всей философии для подобного возврата к началу оставался только один путь. Необходимо было так представить себе конец истории: человечество приходит к познанию именно этой абсолютной идеи и объявляет, что это познание достигнуто гегелевской философией. Но это значило провозгласить абсолютной истиной все догматическое содержание системы Гегеля и тем стать в противоречие с его диалектическим методом, разлагающим все догматическое. Это означало раздавить революционную сторону под тяжестью непомерно разросшейся консервативной стороны. И не только в области философского познания, но и по отношению к исторической практике. Человечество, в лице Гегеля возвысившееся до познания абсолютной идеи, должно было и в практической области оказаться ушедшим вперед так далеко, что для него уже становилось возможным проведение абсолютной идеи в действительность. Абсолютная идея не должна была предъявлять своим современникам слишком широкие политические требования. Вот почему мы в конце "Философии права" узнаем, что абсолютная идея должна осуществиться в той ограниченной сословным представительством монархии, которую Фридрих-Вильгельм III так упорно и так напрасно обещал своим подданным".

Эта замечательная характеристика вскрывает основной недостаток гегелевской философии необычайно ярко. Она показывает также, почему мы должны относиться к "Пропедевтике", где система стоит на первом плане по сравнению с методом, с большой осторожностью. Конечно, если бы "Пропедевтика" содержала только систему, и за ее схемами не было бы видно диалектики, то ее вообще не имело бы смысла переводить. Но это не так. Диалектика в ней бьется, но только ее нужно уметь увидеть, так как она заслонена системой и отодвинута на задний план. Читатель должен принять это во внимание. Он должен помнить, что та сторона гегельянства, за которую Герцен назвал философию Гегеля "алгеброй революции", выражена в "Пропедевтике" недостаточно полно и ясно...

Об авторе

Великий немецкий философ, один из творцов немецкой классической философии, создатель систематической теории диалектики. Родился в Штутгарте, в семье высокопоставленного чиновника. В 1788–1793 гг. учился в Тюбингенском теологическом институте. В 1793–1801 гг. – домашний учитель в Берне и Франкфурте-на-Майне. С 1801 г. жил в Йене, занимаясь научным и литературным трудом; преподавал в Йенском университете. В 1807 г. редактировал газету в Бамберге. С 1808 по 1816 гг. – директор гимназии в Нюрнберге. С 1816 г. до конца жизни – профессор философии в университетах Гейдельберга (1816–1818) и Берлина (с 1818 г.). В 1829 г. был избран ректором Берлинского университета.

Гегель начинал как последователь "критической философии" И.Канта и И.Фихте, но уже вскоре, под влиянием Ф.Шеллинга, перешел с позиций "трансцендентального" (субъективного) идеализма на точку зрения "абсолютного" (объективного) идеализма. Среди других представителей немецкой классической философии он выделяется обостренным вниманием к истории человеческой духовной культуры. Центральное место в диалектике Гегеля занимает категория противоречия как единства взаимоисключающих и одновременно взаимопредполагающих друг друга противоположностей. С помощью созданного им диалектического метода Гегель критически переосмыслил все сферы современной ему культуры. Основные принципы своей философской концепции он развернул в получивших широкую известность работах "Феноменология духа" (1807), "Наука логики" (1812–1816), "Энциклопедия философских наук" (1817), "Философия права" (1821). Одно из наиболее кратких и популярных изложений системы Гегеля содержится в книге "Введение в философию: Философская пропедевтика", написанной в период 1808–1811 гг., но опубликованной в 1840 г., после смерти философа.