Лозинский Е. Что же такое, наконец, интеллигенция?
(Критико-социологический опыт). Изд. 3

Оглавлeниe

Из первой главы

Современный переломъ въ жизни русской интеллигенции. – Отсутствие и необходимость строго-научной дефиниции интеллигенции

Вековая трагедия русской интеллигенщи кончилась, или, по крайней мерЪ, видимо близится къ своей развязки.

Всякаго рода искусственныя и естественныя препоны между интеллигенцией и народомъ, служившия для первой источникомъ столькихъ страданий, теперь уже пали, или, по крайней мере, быстро разрушаются подобно стенамъ иерихонскимъ, подъ трубные звуки всероссийской буржуазной революции. На интеллигентский трудъ и, въ особенности, на интеллигентское "учительство", идейно-политическое руководительство, проявился въ послЪдние дни огромный спросъ, едва покрываемый предложениемъ. Полицейския рогатки между городомъ и деревней, между блЪднолицымъ интеллигентомъ и "мужикомъ" значительно порЪдЪли, и мы вступаемъ теперь въ периодъ новаго "хождения въ народъ", имеющаго уже мало общаго съ былымъ "самозакланиемъ" интеллигенции и сопровождаемаго несравненно болЪе счастливыми для этой последней практическими результатами. Теплично-аскетическая жизнь безсильныхъ интеллигентскихъ кружковъ является уже достояниемъ прошлаго. Сегодняшний русский интеллигентъ уже не чувствуетъ себя более "культурнымъ одиночкой", "лишнимъ", "отщепенцемъ", которому "места нЪтъ" въ окружающей его действительности; его речи теперь уже не "безплодныя словопрения", не встречающия въ окружающей его среде ни отклика ни понимания. Изъ безконечно малой величины, изъ quantite negligeable российская интеллигенция на нашихъ глазахъ становится крупной общественной силой, притязающей на активное участие въ "делании истории".

Повторяемъ, вековая трагедия русской интеллигенщи, состоявшая въ ея отщепенстве и въ ея безсилии, становится уже достояниемъ прошлаго. Въ ея исторической жизни наступилъ крутой переломъ, чреватый большими последствиями. Изменившаяся социально-политическая обстановка не замедлитъ отразиться и на всей социально-групповой психологии интеллигенции создастъ новые лозунги, программы и настроения...

Предъ лицомъ такихъ выдающихся событий и въ ожидании загадочныхъ метаморфозъ, которымъ можетъ подвергнуться въ ближайшемъ будущемъ душа русскаго интеллигента, невольно ставишь передъ собой все тотъ же старый, но и все тотъ же новый вопросъ: что такое интеллигенщя? какова ея общественно-экономическая подоплека? какова ея социально-психологическая сущность? какое место занимаетъ она и, по самой своей природе, не можетъ не занять въ современной борьбе классовъ?

Имеемъ ли мы уже удовлетворительный, общепризнанный въ научно-публицистической литературе ответь на все эти вопросы?

Казалось бы, мы должны бы были уже давно иметь его, такъ какъ вопросъ объ отношенияхъ между "народомъ" и "интеллигенцией" глубоко занималъ и волновалъ русскаго интеллигента чуть ли не со временъ еще Радищева.

Этотъ вопросъ подымался не разъ въ литературно-интеллигентскихъ кружкахъ уже сороковыхъ годовъ.

Интеллигентская мысль и совесть тревожно стала разбираться въ этихъ вопросахъ особенно съ начала шестидесятыхъ годовъ. Добролюбовъ, Писаревъ, Лавровъ, Михайловский подходили къ данному вопросу съ разныхъ сторонъ; народники и народовольцы пытались на практике осуществлять свое понимание "неоплатнаго долга народу", лежащаго по ихъ мнению на совести интеллигенции.

Вопросъ о сущности интеллигенщи и ея положении въ современномъ строе эксплуатации и грабежа разсматривался съ точки зрЪния и кающихся дворянъ, и разночинцевъ, и толстовцевъ, и, наконецъ, марксистовъ, но и до сихъ поръ мы не знаемъ точно и строго-научно, куда же собственно отнести быстро растущий социальный слой "умственныхъ работниковъ", профессиональной или, какъ иные предпочитають говорить, "трудовой" интеллигенции, – менее точно знаемъ, чемъ то, куда отнести, напримЪръ, "трудовое" и эксплуатируемое крестьянство.

Причина такого явления заключается не только въ недостаточной научной разработанности теории общественныхъ классовъ, – такая неразработанность этой теорш признается теперь всеми и представляетъ собою одинъ изъ знаменательныхъ курьезовъ эпохи самой обостренной классовой борьбы, – нЪтъ, причина лежитъ, по нашему мнению, глубже и именно въ томъ обстоятельстве чисто психологическаго характера, на которое указывалъ еще древне-греческий философъ Фалесъ: въ крайней трудности познать самого себя, свои специфические свойства и недостатки, – трудности, соотвЪтствующей лишь крайней легкости познать другихь, чужие достоинства и пороки. Столь трудно преодолимый въ общественныхъ дисциплинахъ личный и классовой субъективизмъ долженъ былъ по необходимости проявить свою наибольшую, сбивающую съ пути строго-объективнаго изслЪдования, силу при каждомъ стремлении интеллигенции познать не какие-либо другие, родственные или враждебные, общественные классы, а познать самое себя, определить путемъ холоднаго научнаго анализа свою сощальную природу, свою экономическую подоплеку, свою необходимую боевую, стратегическую позищю во взаимной борьбе классовъ за жизнь и привиллегированное существовате. Сила мысли и знатя, находящаяся въ насл'Ьдственномъ и монопольномъ владЪнш интеллигенцш, та сила, которая събезпощаднымъ анализомъ разрушала вокругъ себя все сказочные миры боговъ, повсюду борясь противъ всевозможныхъ религиозныхъ и сословныхъ предразсудковъ и вскрывая вокругъ себя классовыя и сословныя противореча, эта сила должна была, вдругъ, направиться и противъ своей собственной преимущественной носительницы, должна быть приложенной и къ столь же нелицеприятному анализу самой иителлигепцги.

Верховный, традищонный судья всего и всехъ на свете долженъ былъ, на пути своего научнаго изследоватя, натолкнуться на самого себя, подвергнуть объективному суду и свою верховную особу; другими словами, преодолеть самого себя, проявить редкое безкорыстие, ангельскую нелицеприятность. Можно ли удивляться после этого, если это новое дело умственнаго творчества, эта трудная задача самопознангя оказывается и до сихъ поръ еще не по силамъ современной интеллигенции, и мы, интеллигенты, и сегодня еще не знаемъ, не умеемъ ответить на вопросъ: куда же мы, собственно, относимся, къ какому классу, къ какой группе общества? или, быть можетъ, мы образуемъ особый сощальный классъ, совершенно особую группу общества, со своими специфическими, ясно выраженными классовыми признаками? или же, наконецъ, мы, безплотныя и безкровныя существа, витаемъ высоко-высоко надъ матерьяльно-земными интересами, стоимъ выше всевозможныхъ узко-классовыхъ предразсудковъ и стремлешй, находимся, такъ сказать, "между" или "надъ" классами, зная одной лишь думы власть, одну, но пламенную страсть – "общее благо", "прогрессъ всего человечества"?...

Да, мы, интеллигенты, и до сихъ поръ, повидимому, еще не уяснили себе вопроса: кто мы такие-эксплуатирующие или эксплуатируемые, "пролетарии" или буржуа, или ни то, ни другое, а, быть можетъ, что то третье, лишь готовящееся къ своему собственному класосовому господству, лишь определяющее и выясняющее постепенно свои классовыя позиции?