В последние годы в переводе на русский язык вышло несколько книг по истории и теории письма (Ч.Лоукотки, Д.Дирингера), к сожалению, не соответствующих в полной мере современному уровню науки о письме (эта наука называется грамматологией). Иное дело – книга Иоганнеса Фридриха. Проф. И.Фридрих, с энтузиазмом встретивший идею перевода его "Истории письма" на русский язык, был в последние годы жизни очень болен и не смог осуществить своего намерения – написать для русского издания книги предисловие. В нашем предисловии внимание читателя обращается на некоторые важные положения современной грамматологии, даются некоторые дополнения к книге И.Фридриха и, в частности, указываются важные в теоретическом отношении работы советских исследователей. И.Фридрих, как и другие выдающиеся теоретики письма, подчеркивает, что человечество прошло трудный и сложный путь от передачи мысли и отдельного слова с помощью рисунка до сознательного выделения слогов и звуков: "...путь от слова к слогу чрезвычайно труден... творец письменности в большинстве случаев не осознает звук как элемент слова". Сложен путь даже от пиктографии – передачи информации с помощью целых рисунков – до идеографии, т.е. до фиксации сообщений с помощью отдельных рисуночных знаков – идеограмм. Для перехода от пиктографии к идеографии нужно, чтобы в сознании носителей языка за каждым рисунком-символом закрепилось строго определенное значение – словесное или фразовое. Но и при идеографическом письме возможно различное толкование отдельных знаков; сложность идеографического письма (делающая его с необходимостью лишь переходным звеном между пиктографией и собственно письмом) состоит в том, что абстрактные и некоторые иные понятия невозможно передать в прямой зарисовке. Поэтому такие понятия передаются либо через обозначения конкретных предметов, ассоциируемых с абстракциями, либо с помощью особых условных знаков, либо через звуковой ребус (принципиально не отличающийся от тех ребусов, которые можно найти в развлекательных отделах журналов). Именно принцип ребуса явился важным средством расширения возможностей идеографического письма. До собственно письма употреблялись мнемонические знаки; они напоминали об общем содержании сообщения, не будучи соотнесенными с единицами речи. В письме как таковом фиксируется не только общий смысл сообщения, но и речь с грамматическими и словарными особенностями; сообщение фиксируется дословно. Существует несколько основных разновидностей истинного письма: словесное (логографическое), словесно-слоговое, "слоговое" (силлабическое), буквенное (алфавит). Во всех этих письменностях имеются системы знаков, называемых графемами, каждая из которых соответствует строго определенной единице речи: слову определенного звучания – в словесном письме, последовательности значащих звуков (не обязательно именно слогу) – в "слоговом", значащему звуку (фонеме) – в буквенном письме, или алфавите. В принципе развитие письма может проходить все перечисленные стадии: от пиктографии к идеографическому письму, далее – к словесному, затем – к словесно-слоговому, от него – к "слоговому" и затем к буквенному. На деле стадия словесного письма в чистом виде обычно не представлена; не обязательно письмо всюду развивается и в буквенное: оно может "законсервироваться" на словесно-слоговой или "слоговой" стадии. Трудность перехода к словесному письму заключается в том, что человек лишь постепенно овладевал искусством связывать мнемонические знаки с отдельными элементами речи – словами. Как отмечает И.Фридрих, "часто особую трудность представляет осмысление глагола как самостоятельного слова", ибо глагол обычно мыслится как звено, связывающее субъект и объект. Не случайно идеографический и словесный принципы часто сосуществуют в одной и той же системе письма. Однако поскольку в подавляющем большинстве языков связная речь не может быть передана одним лишь последовательным размещением знаков для отдельных слов, словесное письмо в самостоятельном виде может существовать лишь как переходный этап в развитии письменности. Зато распространены словесно-слоговые системы письма, графемы которых могут использоваться и для передачи специальных морфологических показателей, выражающих грамматические отношения между словами. Труден также и путь осознания слога как особой звуковой единицы. ""Открытие" слога, – замечает И.Фридрих, – явление, во всех языках отнюдь не само собой разумеющееся, потому что эта абстрактная и не обладающая наглядностью часть слова... не имеет для говорящего и пишущего значения чего-то самостоятельно существующего, как, например, наглядное, образное слово". Представление о слоге легче всего вырабатывается в языках с регулярным чередованием согласных и гласных и в языках с большим количеством коротких слов. Слоговые знаки типа СГ (согласный + гласный) или Г (гласный: обычно в начале слов) удобны для таких языков, как японский, – слова здесь обычно не содержат стечения двух гласных или двух согласных. С другой стороны, греки, заимствовав минойское письмо, содержавшее только знаки типа Г и СГ, вынуждены были укладывать в это прокрустово ложе свои слова, содержащие сплошь и рядом стыки нескольких согласных и часто оканчивающиеся не только на гласный, но и на согласный. При заимствовании письма человек чаще всего не проявляет творческой инициативы: он начинает писать слова своего языка, следуя правилам заимствованного письма, и лишь в течение длительного времени, путем медленной эволюции, заимствованное письмо может в большей или меньшей степени приспособиться к нуждам нового языка. Процесс такого приспособления обычно также не творческий, а механический, неосознанный. После освоения слога человек далеко не сразу перешел к идее выделения отдельных звуков (фонем); в частности, отделение согласных от гласных было связано с довольно сложной абстрагирующей работой мысли. "Мы еще раз должны подчеркнуть, что усвоение отдельности звука, особенно согласного звука, дается человеку с большим трудом", – пишет И.Фридрих, отмечая, что и сегодня школьники начальных классов испытывают при этом трудности. "Если мы не заблуждаемся, – говорит в этой связи И.Фридрих, – то выражение согласных на письме было открыто в мире всего один раз – в западносемитском консонантном письме, которое позже полностью развилось в совершенное звуковое письмо в виде греческого алфавита". В данном случае И.Фридрих, по-видимому, не совсем прав. Проблема происхождения алфавита была специально исследована выдающимся теоретиком письма И.Гельбом, работы которого недооценены И.Фридрихом. И.Гельб показал, что "фонетические" знаки египетского иероглифического письма еще не были слоговыми и алфавитными, как считали многие египтологи, а были исключительно слоговыми (в целом египетское письмо было словесно-слоговым). В египетском письме имелись лишь предпосылки эволюции его в буквенно-слоговое, что связано со спецификой египетского как языка афразийской (семитохамитской) семьи: в этих языках гласные наделены лексико-грамматическими функциями, их изменение не затрагивает костяка согласных, выражающих лексическую "идею", то есть основное словарное значение корня. Набор египетских "силлабических" знаков включает 24 знака типа "данный согласный + какой-нибудь гласный ", а также многие десятки знаков типа "два данных согласных-f один или два произвольных гласных". Впоследствии финикийцы создали простую систему письма, также на основе 24 знаков типа "согласный + гласный". Однако ни египетские, ни финикийские "консонантные написания" по существу не были – в противоположность традиционному мнению, которого ранее придерживался и И.Фридрих, – способом выражать отдельные согласные; отсутствие фиксации гласных на письме не значило, что они не подразумевались. Ведь не случайно в западносемитских системах письма были впоследствии введены специальные значки ("шва"), которые употреблялись, чтобы показать действительное отсутствие гласного. Так же значок "вирама" в индийском письме (и "сукун" в арабском) применялся для того, чтобы подчеркнуть удаление гласного звука из основного знака, имеющего слоговое чтение. Совершенно аналогичную роль играл, очевидно, знак, имеющий форму штриха, который встречается у нескольких иероглифов Фестского диска, в других случаях употребляемых без этого штриха (письмо Фестского диска было, судя по всему, слоговым). Слоговые знаки типа "согласный + любой гласный" (в отличие от обычных слоговых знаков типа "согласный + данный определенный гласный ") имелись не только в египетском письме и семитских силлабариях. Единичные знаки такого рода использовались и в аккадской, хеттской, хурритской и палайской клинописи: здесь имелся, например, знак "w+ любой гласный", так что этот знак мог трактоваться как, wa, wi, wu, we – в зависимости от того слова, в состав которого он входил. Чтобы подчеркнуть, что данный знак передавал именно wa, часто писали wa-a, соответственно последовательность wi передавали как wi-i и т.д. Мы бы могли соответствующие написания передавать не как wa-a, но как w-a, не как wi-i, но как w-i, поскольку перед знаком для гласного стоят не разные знаки (wa-, wi- и т.д.), а один и тот же знак, по своей сущности ничем не отличающийся от "консонантных" знаков египетского или семитского письма. Совершенно аналогичная ситуация отмечается в клинописи и для j- и для гортанного взрыва '. С другой стороны, в ряде письменностей имелись слоговые знаки, передающие чистые гласные; в силлабариях египетско-семитского типа издавна делались попытки указать на наличие данных конкретных гласных в слове с помощью matres lectionis. Однако лишь греки (и фригийцы) стали применять знаки для гласных систематически. Есть много данных (они приумножились в последние годы благодаря новым эпиграфическим находкам), указывающих на медленность и сложность процесса превращения семитской слоговой письменности в европейскую буквенную, на автоматический, нетворческий характер этого процесса. Очевидно, первоначальное, не дошедшее до нас греческое письмо сохраняло факультативность обозначения гласных. На это указывают, в частности, форма и расположение знаков древнейших греческих алфавитов, полностью совпадающих с финикийским прототипом. Знак, известный впоследствии как буква Н (эта), первоначально передавал последовательность "спирант h + гласный е", а в диалектах, утративших этот придыхательный спирант, данный знак стал естественно передавать чистый гласный е. Очевидно, механически семитские ' (алеф) и ' (айн) стали использоваться для передачи а и о в греческом, прежде всего – в начальном положении, что связано, в частности, с более самостоятельной ролью гласных в греческом (или любом другом языке) по сравнению с семитскими, где слог не мог начинаться с чистого гласного (без гортанного взрыва и т.п.). Что касается знаков для и и i, то они здесь представляют собой графические разновидности знаков для w и j соответственно. Сохранилось очень немного греческих надписей с "консонантным написанием ", т.е. таких, в которых буквы для согласных использовались как силлабемы типа СГ. Видимо, многие надписи до нас не дошли. Есть, однако, много случаев "консонантных написаний" в языках, письменности которых заимствованы у греков или родственны греческому письму. Так, в этрусском имя Минерва может писаться MNRVA (при полном MENERVA), в карийских надписях встречаются формы собственного имени Msnr (полностью консонантное написание) и Msnar при полном Mesnar, и т.д. Можно привести в пример детские написания вроде бк вместо бык, указывающие на то, что ребенок воспринимает б (эту букву он называет "бы") как силлабему со звуковым значением бы, хотя в других случаях он рассматривает б и другие согласные буквы именно как знаки для согласных. "Главный научный сотрудник""Игорю Михайловичу Дьяконову, ведущему исследователю в области древнего
Ближнего Востока, который в одиночку возродил ассириологическую науку
в Советском Союзе и действовал как связующее звено между советской и западной
наукой, человеку, чьи исторические, социально-экономические и лингвистические
исследования не имеют себе равных, как по широте охвата, так и по качеству".
Из диплома почетного доктора гуманитарных наук Чикагского университета 2 мая 1999 года на 85-м году жизни скончался крупнейший ученый, востоковед Игорь Михайлович Дьяконов. Это имя хорошо известно многим, для историков же и лингвистов он был высшим и непререкаемым авторитетом, хотя не был ни академиком (являясь членом многих иностранных академий и научных обществ), ни Героем Соцтруда, а награды имел исключительно военные. Его официальный титул – главный научный сотрудник Санкт-Петербургского филиала Института востоковедения Российской академии наук. К этому титулу, порождению убогой фантазии чиновника, сам Игорь Михайлович относился с юмором, сокращая его до полуприличного "главнюк". Но в данном конкретном случае "главный научный сотрудник" воспринимался в самом что ни на есть буквальном смысле. Он действительно был главным – не по официальному положению, а по высшему гамбургскому счету. Кто-то удачно сказал, что ученые (а также поэты, музыканты, художники, артисты) делятся на три категории: ученые Божьей милостью, с Божьей помощью и Божьим попущением. Понятно, что самой многочисленной, но чаще всего бесполезной является третья категория, а самой редкой – первая, ученые Божьей милостью. Это те, кто делает главную по значению часть научной работы, определяя ее теоретический и практический уровень сегодня и надолго вперед. Таких людей всегда мало, и каждый – на вес золота. Интересно, что даже мы, его ученики и сотрудники, не имели ясного представления о масштабах дьяконовского творчества до тех пор, пока не занялись составлением библиографии его трудов. Безусловно, это был энциклопедист, последний востоковед-универсал, занимавшийся культурой в целом, то есть историей, экономикой, литературой и языками народов древнего Ближнего Востока. Сам Игорь Михайлович никогда не вел списка своих работ, поэтому наш список, конечно же, не полон, но и в нем – 27 монографий и более пятисот статей. Но что самое важное – работы И.М.Дьяконова не теряют своего значения. От самых первых до самых последних сохраняют они научное звучание, оставаясь настольными книгами историков и лингвистов. Пожалуй, наиболее точно и полно о роли И.М.Дьяконова в мировой науке сказано в дипломе почетного доктора гуманитарных наук Чикагского университета, в дипломе, который был вручен Игорю Михайловичу. Отрывок из этого диплома вынесен в эпиграф к статье. Для непосвященных скажем: Восточный институт этого университета – что-то вроде Мекки для "древневосточников" всего мира, поэтому его диплом – это особенно престижное и самое желанное отличие для ученого. Но у нас всегда по поговорке: "Нет пророка в своем отечестве". В отечестве своем он был обойден и вниманием, и почетом, и деньгами. Он с удовольствием, со вкусом жил в своей науке, по-детски радуясь удачам, спокойно, не оглядываясь, проходя мимо своих достижений и совершенно не заботясь о том, как это выглядит и оценивается со стороны. Здание, которое он начал строить, росло на глазах. Если раньше востоковедение сводилось в основном к филологии, то теперь, именно благодаря его усилиям, превращалось в сильную историко-филологическую и социально-экономическую науку. Уникальная разносторонность И.М.Дьяконова – как же она была привлекательна! Как притягивала и пленяла всех, кто способен был ее оценить, оказавшись в мощном интеллектуальном поле этого человека! Как был он нестандартен, не похож на всех, как не был "зверски" серьезен в решениях сложнейших задач, как насмешливо, почти играючи всегда азартно брался за них и не отпускал, пока они не сдавались! Его личность притягивала и объединяла людей – не одержимых, не фанатиков, преданных одной идее, – вовсе нет, а пришедших в науку милостью Божьей, как и он, и живущих в ней разнообразно, естественно и радостно. Он никогда не был мэтром, с ним спорили, не соглашались, дерзили, огрызались, но всегда оставались, были его – учениками, сотрудниками, детьми, коллегами? – неведомо кем. Дьяконовским колледжем. И жить при этом могли в Питере или в Москве, в Америке или в Саратове – это не имело значения. Сам он говорил (и написал в своих мемуарах), что у него были замечательные учителя, но больше всего он научился у своих учеников. Дух служения одной только истине, дух интеллектуальной честности был в высокой степени присущ его колледжу. А теперь его не стало, колледж умер вместе с кончиной его главы – его души и мозга. Невосполнимая потеря. Ни кто-либо из нас, ни все мы вместе не можем заменить Игоря Михайловича. Можно лишь растить молодых в надежде, что кто-нибудь из них в будущем станет ученым, равным дьяконовскому масштабу. Он сам хотел этого и всячески этому способствовал: Группа древневосточной филологии, которой Игорь Михайлович заведовал много лет, является обладательницей единственной в России библиотеки по истории и языкам древнего Ближнего Востока. Она почти целиком состоит из личных книг И.М.Дьяконова – все книги и оттиски статей, которые он приобретал или получал в дар от коллег во всем мире, он отдавал в библиотеку Группы, чтобы ими могли пользоваться все, кому это нужно. А после его кончины выяснилось, что эту бесценную библиотеку он и завещал Группе древневосточной филологии. Его интересы были удивительно разнообразны и многообразны, а подчас и совершенно неожиданны, простираясь от астрономии и парусных кораблей до пушкинистики. Он даже написал несколько статей о десятой главе "Евгения Онегина", вызвавших интерес у профессиональных пушкиноведов. Он знал не менее 25 языков, древних и современных, причем не только тех, которые были необходимы для работы. Просто учил язык, который понравился, или удовлетворял свою любознательность. Однажды выучил фризский на пари и написал на нем письмо человеку, для которого он был родным, с которым, собственно, и было заключено пари. А на даче у Игоря Михайловича стоял телескоп, за которым он проводил немало времени. Дьяконов был замечательным переводчиком древневосточной и современной поэзии. Его переводы превосходны, наверное, потому, что он сам был поэтом, сам писал стихи. По-царски одаренный природой, он во всем был талантлив, например, написал и опубликовал книгу мемуаров, рассказав о воспитании и самовоспитании человека и ученого, о родителях, учителях, друзьях и врагах, о бедствиях и победах, через которые прошел за свою жизнь вместе со страной. Игорь Михайлович никогда не принимал прямого участия в политической борьбе, но среди его ближайших друзей были известные диссиденты и правозащитники. Он был участником Великой Отечественной войны и не считал себя демобилизованным пока сохраняется угроза фашизма. Журнал "Знание – сила" опубликовал несколько лет назад его "Киркенесскую этику" – очень интересную и глубоко человечную попытку внерелигиозного обоснования этики, основной принцип которой – "неумножение зла в мире". В последние два года своей жизни Игорь Михайлович тяжело болел и почти не мог работать, что было для него более тяжкой мукой, чем сама болезнь. Он сохранял жадный интерес к науке, и первый вопрос к навещавшим его был: "Что новенького, что пишут в журналах, какие вышли книги, над чем вы работаете?". Он написал и успел опубликовать статью, в которой излагается совершенно новая и неожиданная (но весьма правдоподобная) гипотеза о родственных связях шумерского языка. Как известно, до сих пор этот язык не удавалось сколько-нибудь убедительно связать с каким-либо другим, живым или мертвым. Все попытки найти ему родственников неизменно заканчивались провалом. Дьяконов приводит в своей статье ряд фактов, позволяющих думать о родстве шумерского с языками мунда, распространенными на северо-востоке Индии и являющимися (наряду с дравидийскими и некоторыми другими) языками доарийского (то есть древнейшего) населения Индии. Гипотеза И.М.Дьяконова уже стала предметом оживленного обсуждения среди лингвистов, и очень горько, что ее автор не сможет принять участие в обсуждении. Были и радости у него в конце жизни: вышла из печати книга, написанная им в соавторстве с молодым ученым Л.Коганом. Это – сборник переводов библейской поэзии, а в ней – "Песнь песней", "Книга Экклезиаст" и "Плач Иеремии". Есть нечто символическое в том, что именно эта книга завершает долгую жизнь и неустанные поиски и труды великого ученого, заключая в себе ее всю – юношеский любовный восторг, мудрую печать много пожившего и много повидавшего человека, скорбь о бедах, постигших народ и страну: Отрывок из "Экклезиаста" был прочитан на его похоронах. Проводить его пришли очень многие. И до сих пор идут факсы и телеграммы со всего света. И все об одном – с его уходом закончилась целая эпоха науки о древнем Востоке. Фридрих Иоганнес Выдающийся немецкий языковед, член Саксонской академии наук. Закончил Лейпцигский университет, где с 1929 г. занимал должность профессора. С 1950 г. — профессор университета в Западном Берлине.
Основные научные труды И. Фридриха были сделаны в области хеттологии (где он продолжал и развивал работу Б. Грозного, дешифровавшего хеттский язык), индоевропейского языкознания. И. Фридрих исследовал хурритский, урартский, финикийский языки; написал грамматику языка индейцев киче (семья майя). Он также является автором нескольких обобщающих работ по истории письма и дешифровке различных письменностей, в числе которых «Дешифровка забытых письменностей и языков» (М.: URSS) и «История письма» (М.: URSS). |
2023. 720 с. Твердый переплет. 16.9 EUR
Книга «Зияющие высоты» – первый, главный, социологический роман, созданный интеллектуальной легендой нашего времени – Александром Александровичем Зиновьевым (1922-2006), единственным российским лауреатом Премии Алексиса де Токвиля, членом многочисленных международных академий, автором десятков логических... (Подробнее) URSS. 2023. 272 с. Мягкая обложка. 15.9 EUR
Настоящая книга посвящена рассмотрению базовых понятий и техник психологического консультирования. В ней детально представлены структура процесса консультирования, описаны основные его этапы, содержание деятельности психолога и приемы, которые могут быть использованы на каждом из них. В книге... (Подробнее) URSS. 2024. 704 с. Твердый переплет. 26.9 EUR
В новой книге профессора В.Н.Лексина подведены итоги многолетних исследований одной из фундаментальных проблем бытия — дихотомии естественной неминуемости и широчайшего присутствия смерти в пространстве жизни и инстинктивного неприятия всего связанного со смертью в обыденном сознании. Впервые... (Подробнее) 2023. 696 с. Твердый переплет в суперобложке. 119.9 EUR
Опираясь на новейшие исследования, историк Кристофер Кларк предлагает свежий взгляд на Первую мировую войну, сосредотачивая внимание не на полях сражений и кровопролитии, а на сложных событиях и отношениях, которые привели группу благонамеренных лидеров к жестокому конфликту. Кларк прослеживает... (Подробнее) URSS. 2024. 800 с. Мягкая обложка. 37.9 EUR
ВЕРСАЛЬ: ЖЕЛАННЫЙ МИР ИЛИ ПЛАН БУДУЩЕЙ ВОЙНЫ?. 224 стр. (ТВЁРДЫЙ ПЕРЕПЛЁТ) 11 ноября 1918 года в старом вагоне неподалеку от Компьеня было подписано перемирие, которое означало окончание Первой мировой войны. Через полгода, 28 июня 1919 года, был подписан Версальский договор — вердикт, возлагавший... (Подробнее) URSS. 2024. 344 с. Мягкая обложка. 18.9 EUR
Мы очень часто сталкиваемся с чудом самоорганизации. Оно воспринимается как само собой разумеющееся, не требующее внимания, радости и удивления. Из случайно брошенного замечания на семинаре странным образом возникает новая задача. Размышления над ней вовлекают коллег, появляются новые идеи, надежды,... (Подробнее) URSS. 2024. 576 с. Мягкая обложка. 23.9 EUR
Эта книга — самоучитель по военной стратегии. Прочитав её, вы получите представление о принципах военной стратегии и сможете применять их на практике — в стратегических компьютерных играх и реальном мире. Книга состоит из пяти частей. Первая вводит читателя в мир игр: что в играх... (Подробнее) URSS. 2024. 248 с. Мягкая обложка. 14.9 EUR
В книге изложены вопросы новой области современной медицины — «Anti-Ageing Medicine» (Медицина антистарения, или Антивозрастная медицина), которая совмещает глубокие фундаментальные исследования в биомедицине и широкие профилактические возможности практической медицины, а также современные общеоздоровительные... (Подробнее) URSS. 2024. 240 с. Твердый переплет. 23.9 EUR
Предлагаемая вниманию читателей книга, написанная крупным биологом и государственным деятелем Н.Н.Воронцовым, посвящена жизни и творчеству выдающегося ученого-математика, обогатившего советскую науку в области теории множеств, кибернетики и программирования — Алексея Андреевича Ляпунова. Книга написана... (Подробнее) 2023. 416 с. Твердый переплет. 19.9 EUR
Вам кажется, что экономика — это очень скучно? Тогда мы идем к вам! Вам даже не понадобится «стоп-слово», чтобы разобраться в заумных формулах — их в книге нет! Все проще, чем кажется. Автор подаст вам экономику под таким дерзким соусом, что вы проглотите ее не жуя! Вы получите необходимые... (Подробнее) |