Более 2000 лет трактат римского инженера и архитектора Витрувия переписывался, переводился, переиздавался, комментировался и служил фундаментом и точкой отсчета для теории архитектуры повсюду в Европе и во многих странах мира. Первые русские переводы трактата были изданы в XVIII в., а два последних появились одновременно в Москве и Ленинграде в 1936 г. В общественном мнении предпочтение было отдано московскому переводу, тем более что готовился к печати второй том с подробными комментариями к тексту трактата. После войны, однако, никаких материалов к этому тому в архивах уже не удалось найти. Эта работа по доскональному последовательному комментированию оригинального латинского текста трактата еще ждет исследователей. В настоящем издании в форме новейшего комментария предлагается взгляд на содержание трактата в целом из XX–XXI вв. Обращение к латинскому тексту трактата позволило в современном ракурсе раскрыть cодержание представлений об архитектуре, существовавших в Италии к началу I века н.э. Исследование структуры текста, последовательности и характера изложения, лексики, происхождения и значений тех латинских слов, что получили впоследствии статус терминов, проявило стадии становления теории архитектуры как специальной области знаний, а также неожиданные аспекты развития самой архитектуры на этапах архаики, классики, раннего и позднего эллинизма. Комментарий, по аналогии с десятью книгами трактата, размещен в десяти "тетрадях", но в каждой из них на материале всего текста трактата обсуждается одна из смысловых оппозиций, в той или иной степени определяющих специфику античной культуры (например, "природа и искусство", "теория и практика", "ясное и темное" и др.). Так же, как в книгах Витрувия, каждая тетрадь завершается кратким пояснением того, о чем в ней шла речь и что ждет читателя в следующей тетради. Издание этой книги призвано удовлетворить интерес к классике, возрождающейся сейчас и у практикующих архитекторов, и у исследователей гуманитарного профиля, и у самого широкого читателя. Трактат "Десять книг об архитектуре" римского инженера Витрувия появился, предположительно, во второй половине I в. до н.э. и посвящен автором первому римскому императору Октавиану Августу. Это было время грандиозного строительства и в столице империи Риме, и на завоеванных в ходе Пунических войн территориях, в колониях. Контакты римлян с побежденными цивилизациями Греции, Малой Азии, Египта породили в этот момент в римском социуме новую фигуру, аналог которой едва ли можно найти во всей истории мировой культуры; это раб или вольноотпущенный, социально бесправный или существенно ограниченный в правах, оказавшийся носителем и проводником тех культурных норм, на которые ориентировалась родовая элита римского общества. В позднее республиканское и раннее имперское время, когда в руках отдельных родовых кланов сосредотачивалось огромное количество рабов, возникли и стали распространяться домашние коллегии, куда входили и рабы, и вольноотпущенники, владевшие ценными профессиями, необходимыми для обеспечения нормальной жизни родовой общины. Члены коллегии пользовались определенными преимуществами: участвовали в семейных праздниках, религиозных обрядах и каждый из них, даже раб, мог быть погребен в фамильном склепе – колумбарии. Владельцами ремесленных мастерских были, как правило, вольноотпущенники, которые сами не работали, но достигали иногда довольно высокого положения. Владеть мастерской мог и раб, плативший хозяину оброк. Многие состояния возникали из сдачи в аренду домов, помещений, участков земли, рудников, озер, пригодных для промыслов. Становление римской империи способствовало развитию оптовой внешней торговли, быстрому созданию и перемещению колоссальных частных богатств; большинство крупных оптовых торговцев при этом были людьми незнатного происхождения, часто из вольноотпущенников. Навигаторами и купцами также были греки и другие иностранцы. Вольноотпущенники-греки обычно содержали школы, где, в качестве учителей-грамматиков, преподавали мальчикам, проходившим здесь средний курс обучения. Высшее образование можно было получить в школе риторов, где также преподавали греки. Наконец, в создании науки и искусства видная роль принадлежала не уроженцам Рима, а жителям Италии, прежде всего, грекам (из рабов). Таким образом, рабами были в Риме, как правило, актеры, педагоги, грамматики, риторы, врачи; именно рабы и вольноотпущенники приобретали известность в качестве ваятелей и художников, писателей и философов, инженеров и архитекторов. Возникшее крайнее несоответствие между социальным статусом рабов и их реальной ролью в хозяйственной и интеллектуальной жизни общества стало решающим фактором разложения полисной формы собственности и, как следствие этого, расшатывания устоев Римской империи, завершения эпохи античности. Гражданские права были распространены сначала на италиков, а затем на всех провинциалов; и уже в это время писатель Колумелла советовал господам дружески разговаривать со своими рабами, а рабынь, имеющих детей, освобождать от тяжелой работы. Итак, уникальность ситуации заключалась в том, что ремесленник, в том числе и архитектор, находясь на нижней ступени социальной лестницы, не только обладал специальным знанием и умением, необходимым для обеспечения полноты средовой деятельности, но и выступал носителем ценностных норм и критериев для оценки результатов своего труда, то есть тех норм и критериев, которые должны были бы подлежать компетенции высших сфер социальной иерархии. В эллинском полисе "делание" вещи неотделимо от представлений о космосе и государстве, в равной степени, в сознании и того, кто создает вещь, и того, кто ею пользуется. В империи же вещь предлагается заказчику вместе со своим культурным космосом, принуждая его к единовременному освоению и усвоению чужой культуры, просматриванию сквозь нее вещи. Витрувий придумывает для заказчика "теорию" как "справочник" по античному космосу, как "грамматику" космоса, окутывающего вещь. В римской литературе этого времени не было жанра более распространенного, чем жанр справочника, путеводителя, руководства, компендиума по отдельным или, одновременно, по самым разным областям знания. Эту компилятивность поставили Витрувию в вину в момент смены направленности архитектурного творчества 50–60-х гг. XX века в нашей стране; так проявилась ирония нового поколения архитекторов по отношению к официозному кумиру архитектуры прошлых лет. Однако уже в 80-е гг. наметилась тенденция вернуть трактат в научно-профессиональный обиход теоретиков архитектуры, что совпало с появлением и в филологической науке интереса к античным текстам такого же компилятивного характера и "тенденции оценить компиляторскую деятельность... как творчество". До этого времени в мировой историографии труды таких современников Витрувия как Плиний Старший, Диодор Сицилийский, Помпоний Мел, Катон, Варрон, Колумелла и отчасти даже Лукреций оценивались как "некритическое собирание чужих мыслей и фактов"; теперь же признано, что особенность жанра вовсе не препятствовала адекватному отражению достаточно глубоких слоев культуры и профессионального знания. Так, некоторые универсальные черты культуры Римской империи раскрывает перед нами обнаруживаемое теперь удивительное сходство в обстоятельствах написания и особенностях построения трактатов Витрувия и его современника, уроженца одной из греческих колоний, Страбона, много путешествовавшего и описавшего все это в 17 книгах своего сочинения "География". И в этом тексте римская культура заявляет себя принципиально прозрачной для всякого нового, чужого, но полезного знания; отсюда эта "страсть к цитатникам, сборникам афоризмов, полезных советов, даже занимательных случаев", к "слегка олитературенным справочникам". "Научение любым способом, включая услаждение", – такова исходная позиция Страбона в "Географии". И у Витрувия, и у Страбона совершенно сходны те технические приемы, в которых проявляется творческий подход к созданию компилятивного целого. К ним, прежде всего, относится строго разработанная система информационно-обобщающих повторов в начале и в конце крупных и мелких смысловых фрагментов – об этом дальше еще будет идти речь. Кроме того, в обоих случаях законченный текст подвергается дальнейшей переработке: вносятся не только отдельные добавления и изменения, но и вписываются новые крупные фрагменты, даже отдельные главы, что, по всей вероятности, связано с существенным изменением социальных обстоятельств. Наконец, выявилось еще одно неожиданное совпадение: оба автора начинают писать теоретические главы-книги уже после того, как основной объем текста готов, и только потом помещают их в начало сочинения. Принято считать, что Витрувий написал первый, неизвестный нам вариант текста еще при Цезаре; позже ему пришлось вручать трактат уже Августу Октавиану, что, вероятно, потребовало существенной переработки текста для нового главного заказчика. Страбон поначалу завершил сочинение, предположительно, в 7 г. до н.э., при Августе. Дописанные после этого вступительно-теоретические книги обобщают и разъясняют для читателя содержание всех последующих книг, то есть обращены, по-видимому, также к заказчику, способному оценить и оплатить интеллектуальные затраты автора. Теория, таким образом, и здесь возникает как средство общения с заказчиком автора – носителя социально отмеченного, особо ценного знания. Биографические сведения и о Витрувии, и о Страбоне можно извлечь только из текста их трактатов; ничем иным их имена в общественном мнении не отмечены. "География" Страбона, грека по рождению и воспитанию, создана в Риме и по заказу римлян. При этом очевидное из текста "романофильство Страбона... как активное, развитое и теоретически сформулированное мировоззрение" категорически предусматривает, однако, безусловную опору на эллинские культурные начала. Социальный заказ на такого рода концепцию дает повод предположить: Витрувий берется разъяснять систему греческого ордера не потому, что римляне нуждаются в сведениях об архитектуре, а, напротив, заказ на трактат об архитектуре у римлян возникает потому, что в основании архитектуры лежит эллинское начало. Иначе говоря, Витрувий призван научить заказчика различать в архитектуре ее эллинские истоки и, тем самым, поверять ее истинные достоинства. Реальная социально-культурная ситуация была намного сложнее: на высших ступенях ценностной иерархии римской общины преобладала охранительная тенденция. И с этой стороны активное наступление греческой культуры виделось по-иному: еще Цицерона обзывали "греком", "философом" – бранными у черни словами, а греки-врачи назывались в народе "отравителями", греки-риторы – "краснобаями", философы – "бесполезными людьми". При этом катоновско-цицероновская концепция, например, состояла в том, что славу Греции создавали отдельные герои, исполненные честолюбия и тщеславия, а величие Рима – весь народ; соответственно, у Катона в его сочинении о сельском хозяйстве нет ссылок на греков, представлен только римский опыт, а многие римские ученые и философы этого времени, излагая содержание греческих трудов, собственно философские рассуждения пропускали. Теперь доказано, что уже доримская Италия была тесно связана с Микенской Грецией и достигла значительного уровня культуры; после Пунических войн, когда население Греции и Азии раскололось на проримские и антиримские партии, в Риме встала задача как бы вторичного "культурного" покорения греков. Для этого, в частности, создавалась история Рима как средство агитации среди греков, написанная, по словам Сульпиция, греческими аристократами, по-гречески и для греков. Римская литература, ранее исчерпывающаяся историографией, правом, религией, теперь включила в себя, большей частью за счет авторов-вольноотпущенных, широкий круг сочинений по географии и естествознанию; Цицерон принялся за составление латинской терминологии для греческих понятий. Столь же существенно расширился и круг профессий ремесленников; в одной из комедий Плавта герой, расхваливая дом для продажи, подчеркивает, что строил его не "пожиратель бобовой каши" (римлянин), а греческий мастер. В перечисленных Витрувием сочинениях об архитектуре его предшественников (VII-0-12–14) можно выделить пять групп: описания построения перспективного изображения архитектуры на плоскости (в театральных декорациях); описания отдельных сооружений (как правило, храмов и святилищ; как исключение, арсенала); изложение закономерностей архитектурного пропорционирования; сочинения по строительной механике; римские трактаты – по-видимому, обобщение сведений, почерпнутых из греческих источников. Как видно из этого списка, греческих авторов интересовали частные, узко профессиональные вопросы; их сочинения адресованы архитекторам и другим лицам, принимавшим участие в процессе создания сооружения. Культура древнегреческого полиса, достаточно замкнутая, без резко выраженной стратификации, обеспечивала ее гражданам столь непосредственную близость друг к другу, и социальную, и пространственную, что возникавшие между ними противоречия, по крайней мере, в этой профессиональной сфере легко регулировались в рамках повседневного опыта, примерно так, как если бы каждый строил сам для себя. Ретроспективное же рассмотрение греческого опыта римскими авторами и его перенос на новую почву, в контекст разноплеменного грандиозного государства, влекли за собой отстраненность автора от материала и неизбежность авторской его интерпретации. Идея "теории", вынужденно приписываемая нами Витрувию, в любом случае является порождением римского духа и бесконечно сложной системы отношений, складывавшейся в римской культуре вокруг архитектурного сооружения между различными социальными персонажами, между римлянами и греками и даже "между" греками классического и эллинистического времени. Ирония судьбы состоит в том, что вся многовековая история изучения трактата Витрувия представляет собой "просматривание" сквозь него, нередко, как сквозь какую-то досадную помеху, эллинского опыта архитектурного творчества. В одном из немногих за всю историю монографических исследований по трактату (единственном в отечественной науке) Б.П.Михайлова он видится также – "как источник, в котором мы вправе искать присутствия творческой мысли великих мастеров-зодчих древней Эллады". Витрувий, в свою очередь, принужден был видеть культуру "новых" и древних греков сквозь "затопление столицы провинциалами... ликвидацию староримских... моральных, культурных и художественных традиций", "злую абстракцию, чужую, непонятную и враждебную жизнь". Тем более достойно он формулирует свою задачу в обращении к императору: "Я составил точные правила, дабы на основании их ты мог самостоятельно судить о качестве... работ" (I-0-3). Как будто сама возможность какой бы то ни было субъективной оценки отрицается: самому императору отказано в этом. Так велика необходимость в строго объективизированной оценочной системе, которая в этом пестром мире могла бы служить основанием для торговых сделок на архитектурном рынке. Как свод "точных правил" трактат Витрувия продолжает традицию создания практического пособия для архитектора, сохранения во времени и распространения архитектурных знаний, когда взаимопонимание заказчика и архитектора достигается за счет введения заказчика в круг этих знаний. Такое намерение более всего приближалось бы к эллинскому идеалу, суть которого состояла в полной адекватности понимания при естественном различии в умении (ремесле, искусстве). Вряд ли можно предположить, однако, что непонимание между императором и архитектором будет преодолеваться за счет усилий лишь самого императора. Витрувий предлагает более дипломатическое решение вопроса: он расщепляет "науку архитектора" на "практику" и "теорию", то есть, с одной стороны, на знания и опыт, необходимые при возведении сооружения, а с другой стороны, на приемы оценки уже готового "произведения" архитектуры. Заявляя так "теорию", Витрувий, по существу, предлагает архитектору сменить позицию, стать зрителем собственного "произведения" и с помощью приемов "теории" вступить в диалог со зрителем-заказчиком. Реконструкция работы Витрувия над вариантами текстаОбщепризнанная мозаичность трактата, неясность, запутанность, неоднородность его структуры, создававшая у читателей впечатление хаоса, при внимательном рассмотрении обнаруживает не сразу заметные внутренние закономерности, следы конструктивной работы с текстом, позволяет не только выявить историю его создания, но и прояснить некоторые моменты авторского замысла. Прежде всего вполне подтверждается предположение о том, что в первом варианте трактат состоял из шести книг, которые, видимо, явились основой первых семи книг дошедшего до нас варианта. В конце седьмой книги Витрувий пишет: "Итак, все приемы возведения зданий... в семи книгах завершены..." (Поляков) (itaque omnes aedificationum perfectiones... septem voluminibus sunt finitae...) (VII-14-3). Он трижды повторяет это в конце предисловий к восьмой книге – "...в предшествующих семи книгах представлены способы построек" (Мишулин) (rationes aedificiorum) (VIII-0-4), к девятой и к десятой – "в первых семи о зданиях..." (Дератани) (de aedificiis) (IX-0-18 и X-0-4). Содержание этих книг о возведении зданий (de aedificationibus) или просто о зданиях (de aedificiis) таково: определение архитектурной науки, описание научных дисциплин, входящих в нее, разъяснение категорий архитектурного проектирования и оценки архитектурных сооружений, архитектурная типология, общие принципы строительства городов (выбор места, сооружение стен, планировка) – книга I; происхождение человеческого общества, эволюция строительной деятельности, описание строительных материалов, конструкций стен – книга II; принципы пропорционирования и конструктивные схемы храмовых зданий, сооружение фундаментов, описание ионического ордера – книга III; коринфский, дорический и тосканский ордер, устройство целлы, предхрамия, дверей, наличников, круглых храмов и алтарей – книга IV; возведение общественных сооружений, главным образом, театров (в связи с этим, учение о гармонии), а также форумов, базилик, бань, казначейства, тюрьмы, курии, палестры, гавани, верфи – книга V; климатические различия и их влияние на человеческий организм, корректировка пропорций в связи с условиями зрительного восприятия, ориентация, планировка и конструктивные особенности жилых зданий – книга VI; отделочные работы (мощение, штукатурка, роспись, облицовка), живописные принципы росписи стен, описание красок – книга VII. Сюжетная канва этих книг развертывается по типологическому принципу: теоретическое введение, город (I), строительные материалы (II), храмы (III, IV), общественные здания (V), частные жилые здания (VI), отделочные работы (VII). Здесь насчитывается, кроме введения, шесть тем, составляющих полный цикл дисциплин, знание которых необходимо практикующему архитектору. Более того, сам Витрувий в начале второй книги как бы заблаговременно оправдывается перед неким воображаемым читателем, якобы убежденным в том, что лишь по ошибке автора данная книга оказалась не на первом месте, не в самом начале всего сочинения (putaverit eum primum institui oportuisse ne putet me erravisse) (II-1-8). И действительно, будь эта книга вместо теоретического введения, какая логичная и исчерпывающая последовательность из шести книг получилась бы: эволюция общественного развития и строительные материалы, города, храмы, общественные здания, частные здания, отделка; последняя книга, кстати, завершается опять-таки описанием строительных материалов (для отделочных работ). Это идеальная схема руководства для практикующих архитекторов времени декрета Цезаря о реконструкции Рима, когда предположительно Витрувий и начал работу над трактатом. Наступает, однако, момент, когда оказывается необходимой существенная переориентация труда: архитектура как профессия требует теперь объяснений, оправданий, дифирамбов, обращенных не к читателю вообще, но к читателю, представляющему определенный социальный ранг – ранг богатых заказчиков. В соответствии с новым социальным заказом, Витрувий вынужден поместить в начало своего трактата главы о том, "из чего происходит архитектура" (Мишулин) (unde architectura nascitur) (II-1-8). Заметим, что обсуждая порядок первой и второй книг, Витрувий вовсе не упоминает о главах первой книги, посвященных городу. Это означает, по-видимому, что перемены происходили вокруг этих глав, не затрагивая их самих. Далее важно, что в теоретическом введении Витрувий предложил читателю одиннадцать теоретических понятий (практика, теория, прочность, польза, красота, ординация, диспозиция, дистрибуция, симметрия, эвритмия, декор), из которых только три – польза, диспозиция и, особенно, симметрия активно используются в тексте других книг, два понятия – эвритмия и практика (fabrica) встречаются встречаются лишь однажды в шестой книге, а ординация и декор упоминаются в других книгах, соответственно, всего 3 и 6 раз. Так подтверждается то, что теоретические главы были приписаны им позже, и поэтому выстроенная им система категорий никак не соотнесена со всем массивом текста. Наконец, три новые книги во втором варианте трактата посвящены тем вопросам, которыми Витрувию пришлось заниматься при Августе: водопроводу, солнечным и водяным часам, машинам и механизмам мирного и военного времени. Кроме первых трех теоретических глав, в трактате неявно содержится текст, по объему равный целой книге, где обсуждаются взаимоотношения архитектора и общества, социальный статус архитектора. Речь идет о предисловиях ко всем книгам, за исключением восьмой, где предисловие (о воде) ориентировано на тему самой книги. В других случаях тематика предисловий никак не связана с последующими главами. В то же время, если читать предисловие одно за другим, то оказывается, что они последовательно проводят одну мысль, постепенно усиливая ее звучание – мысль о высоком ценностном статусе архитектора-профессионала. В первом предисловии Витрувий поясняет историю своих взаимоотношений с Августом и называет свой труд знаком благодарности за предоставляемый ему Августом гонорар. В следующем – автор противопоставляет себя как обладателя знаний, но не красоты красавцу-архитектору Динократу, проект которого выявил недостаточную его компетентность. В предисловии к третьей книге Витрувий пишет о сокрытости знаний, о том, как трудно предъявить их несведущим и добиться достойного положения. В четвертом предисловии, самом кратком, Витрувий в одной фразе поясняет задачу своего труда – собрать и привести в порядок все, написанное до него. В пятом – он сетует на особые специфические сложности этой работы – неясность терминологии и самого предмета для непосвященного читателя. Предисловие к шестой книге – о бескорыстии как признаке истинного знания, а предисловие к седьмой – о преемственности знаний вообще, о почитании древних авторов и об источниках заимствования, греческих и римских. Статус писателя (пишущего) и роль письменного знания в жизни современного ему общества – тема предисловия к девятой книге. Наконец, в последнем десятом предисловии Витрувий утверждает, что точный предварительный расчет необходимых затрат и, значит, исполнение обязательств перед заказчиком возможны только на основе знаний, которые и содержатся в этих десяти книгах. Таким образом, в предисловиях ясно прослеживается единая линия связного рассуждения о социальном статусе писателя (пишущего) и, в том числе, владеющего теорией архитектора. Очертив поначалу ситуацию обмена – Август обеспечивает ему пожизненный гонорар, Витрувий передает ему в безвозмездное пользование свои знания (книга I), – Витрувий далее намечает тему, чрезвычайно важную для всей античной культуры, тему внешней видимой и часто обманчиво привлекательной оболочки и сокрытого, недоступного для непосредственного восприятия истинного знания (книги II и III). Представление содержания и трудностей экспликации такого знания – в следующих книгах (IV и V). В заключение обсуждается тема "создатель письменного знания и общество": хотя истинное знание бескорыстно (книга VI), оно приобретает со временем все большую ценность (книга VII) и, поэтому, пишущий заслуживает высшей степени признания у современников (книга IX), тем более, что только наличие знаний позволяет архитектору экономно расходовать средства заказчика (книга X). Если сложить все эти предисловия вместе, то суммарный текст по объему составит около одной десятой объема всего трактата и будет близок к объему некоторых книг: первой, пятой и седьмой. Чуть меньше по объему – шестая и восьмая книги, чуть больше – вторая и девятая. В полтора раза короче – третья и четвертая книги, о храмах; в полтора раза длиннее – последняя десятая, о машинах и механизмах. Вполне вероятно, что в первой, пятой и седьмой книгах или в суммарном объеме предисловий нам предстает та самая идеальная мера протяженности текста, благоприятная для его усвоения, которую Витрувий заимствовал, по его словам, у Пифагора и его последователей. Рассказывая об этом в предисловии к пятой книге (одной из идеальных в этом отношении), он определяет оптимальную протяженность в 648 строк и приводит в пример греческие комедии, где действие членится "песнями хора" именно на такие отрезки. Отклонения от идеальной длины книги можно рассматривать как издержки вынужденной переработки трактата; так, вторая книга приобретает нужный объем, если из нее исключить фрагмент из шести параграфов – неожиданное здесь описание города Галикарнаса, его истории, планировки, природных условий (II-8-10–15), уместное, скорее, в главах о городе и изъятое оттуда, чтобы в первой же книге объем не казался преувеличенным. Что же касается третьей и четвертой книг с меньшим объемом, то они кажутся следствием достаточно механического расчленения единой книги о храмах; этому соответствует чрезвычайно краткое, как будто вставленное в последний момент предисловие к четвертой книге. Без предисловий и теоретических вставок – об истоках закономерностей пропорционирования (III-1), о происхождении украшений колонн (IV-2) и отдельных параграфов в других главах – текст о храмах уложился бы в норму объема. Подобное предположение может быть высказано и по поводу шестой (с недостаточным объемом) и седьмой книг. Сам Витрувий обещает в седьмой книге представить способы отделки частных зданий, о возведении которых только что рассказал в шестой (VI-8-10). Помимо двух теоретических глав – о зрительном восприятии сооружений (VI-2) и о художественных принципах росписи стен (VII-5), эти книги могли быть расширены за счет того, что при Августе значительно повысился интерес богатых заказчиков именно к частному строительству. Итак, возможно, в процессе переработки первоначального варианта, написанного для Цезаря, первые две книги – о строительных материалах и городе – поменялись местами, был введен новый практический материал – книги о водоснабжении, часах и механизмах, а вновь подготовленная книга теоретического содержания – о статусе архитектора и другой теоретический материал были распределены по всему тексту так, что книги о храмах и о частных зданиях распались каждая на две новые книги. Очевидным указанием на глубокую связь текста Витрувия (как и текста Страбона, что отмечалось ранее) с традициями высокой риторики служит система отсылок к содержанию предыдущих и последующих разделов. В конце каждого предисловия подводится итог сказанному в предшествующих книгах и поясняется, чему будет посвящена данная книга; в конце книги подытоживается ее содержание и указывается замысел следующей книги. Таким образом, каждая книга оглавляется дважды: в конце предисловия к ней и в конце предыдущей книги, а затем дважды резюмируется в ее конце и, совокупно со всеми предшествующими книгами, в конце предисловия к следующей книге. Иначе говоря, читателю трижды предлагается информация о содержании каждой книги: два раза до ее прочтения и один раз – после. Кроме того, ее содержание непременно включается в контекст предыдущих книг. Такая плотная вязь отсылок восходит, по-видимому, к традициям устной речи, не позволяя читателю утерять представление об общей последовательности изложения. Ведь читатель, приступая к знакомству с письменным текстом, ищет, прежде всего, оглавление, то есть предварительную информацию о содержании текста. Слушатель же самим фактом своего присутствия уже выказывает готовность слушать нечто (пока неизвестное ему), и лишь по прошествии некоторого времени у него возникает необходимость ориентации в происходящем. Так, перед каждой смысловой паузой Витрувий поясняет читателю – как бы слушателю: "Вот о чем я говорил до сих пор и что я предполагаю сказать дальше!" И действительно, эти краткие формулы, аккумулирующие в себе квинтэссенцию содержания, не только оказываются верной путеводной нитью и для современного читателя, но и проясняют все оттенки рефлексии Витрувия по отношению к собственному тексту, уточняют его первоначальный замысел и его дальнейшие изменения. Характер работы Витрувия с текстом яснее всего проступает в расчлененном материале о храмах. Витрувий дважды указывает принятый им принцип (III-5-15 и IV-0) последовательного описания в одной книге ионического, а в другой – дорического и затем коринфского ордеров, нарушая затем этот принцип, перемежая его чисто типологической последовательностью изложения. Так, в четвертой книге представлены и дорический, и аттический, и ионический варианты оформления дверных проемов, а также храмы с круглой в плане формой целлы всех видов ордеров, в том числе и ионического. Теоретические вставки также не соответствуют принятой логике изложения. Приступая в четвертой книге к описанию коринфской колонны, Витрувий указывает на ее происхождение из дорического и ионического ордеров, и называет некоторые детали дорического антаблемента, о которых к этому моменту читатель еще ничего не знает. Далее идет рассказ о происхождении ордеров, от древнейшего дорического до последнего коринфского, завершающийся правилами построения именно коринфской, самой поздней капители. Снова возвратившись к дорической и ионической капителям и познакомив читателя с идеей предполагаемых их конструктивных прототипов, Витрувий приступает, наконец, к решению сложной задачи построения дорического антаблемента, а затем и дорической колонны. Очевидно, что в первоначальном тексте в первую очередь было изложено все, что связано с внешним обрамлением храма и, соответственно, тремя ордерными системами, а затем уже внимание читателя привлекалось к сакральному ядру – целле. Все теоретические вставки образуют собой целостный фрагмент о генезисе и семантике ордерных форм, где три ордера представлены как неотъемлемые один от другого. Складывалась как будто естественная структура текста о храмах, в начале которой – эволюция ордерных форм и возможности их эстетической трактовки, затем – устройство птеромы в трех ордерных вариантах и, в заключение, описание целлы, круглых храмов и алтарей. Такой текст, однако, оказывался слишком длинным, а механическое его разделение на две части привело бы к тому, что первая книга о храмах стала бы преимущественно теоретической, а вторая – преимущественно практической. Верх одержали, видимо, принятые Витрувием требования к книгам трактата: с формальной стороны – норма длины, а с содержательной – обязательная "теоретичность". Витрувий не очень удачно справился с задачей перемешивания и распределения материала, принеся в жертву ясность и логическую стройность изложения. Компенсировать эти просчеты Витрувий, возможно, пытался, формируя характер промежуточных отсылок к содержанию предыдущих и последующих разделов. Вообще говоря, если оглавляющие отсылки предопределяют ожидания, то резюмирующие – способствуют удержанию читателем смысла целого, предотвращают распадение текста в сознании читателя на отдельные практические рекомендации, воспроизводят контекст архитектурной деятельности в целом. Те фрагменты текста, которые не имеют внутри себя отсылочных реперов, по-видимому, представляют собой ожидаемые читателем, понятные ему целостные смысловые образования, рассчитанные на единый акт восприятия и освоения материала. Таких фрагментов, свободных от отсылок, в трактате насчитывается всего три: первая книга целиком (7 глав) – теоретические рассуждения об архитектурной профессии вместе с главами о строительстве городов, третья книга целиком (5 глав) – виды храмов с прямоугольной целлой и устройство птеромы, а также первые 9 глав пятой книги – описание форумов, театров, портиков. Таково содержание слитных фрагментов текста, не требующих внутренних подпорок для поддержания читательского интереса и внимания. Сквозь весь остальной массив текста читатель пробирается короткими шажками, прерываемыми авторскими репликами по поводу того, что только что пройдено и куда приведет следующий шаг. Автор как будто удерживает за руку читателя, норовящего захлопнуть книгу, приговаривая как заботливая нянька: "Вот что мы уже узнали, а вот что узнаем сейчас". И самое главное в этом отношении отличие четвертой книги от всех других книг состоит в том, что практически все отсылки в ней (6 из 7) содержат упоминания о том, о чем говорится в предыдущей, третьей книге. Нигде больше автор так настойчиво не апеллирует к содержанию предыдущей книги, подчеркивая нераздельность текста самой манерой изложения; порядок перечисления ордеров, в частности, постоянно меняется, не допуская четкого различения содержания книг. Отсутствие промежуточных отсылок внутри третьей книги свидетельствует об особом положении ионического ордера в витрувианской системе ценностей: ведь именно устройство птеромы ионического ордера в разных видах классического эллинского храма, наряду с возведением городов, форумов, портиков, театров, оказывается тем главным, необходимым, неоспоримым, хорошо понятным знанием, вокруг которого только и может развертываться изучение всех остальных частных моментов архитектурной практики. Так, адресуя свой текст прежде всего заказчику, Витрувий принужден не только следить за более или менее равномерным распределением по тексту теоретических вставок, как раз и обращенных к заказчику, но и обеспечивать ему максимальный комфорт во время чтения, соблюдая оптимальную протяженность текста каждой книги и достаточность промежуточных пояснений о ее содержании. Каково было истинное значение этих факторов, можно оценить, лишь представив себе единый непрерывный текст одной книги, без абзацев, параграфов и глав, появившихся в результате последующей обработки текста, в эпоху ренессанса и позже. Сам Витрувий разделил трактат на отдельные книги, выделив в них только предисловия. Единовременное прочтение такого сплошного текста каждой книги, приближающегося по объему, как это ни странно, к современному авторскому листу, категорически требовало подпорок в виде прямых обращений автора к читателю. Тем более знаменательно, что третья и первая книги были рассчитаны именно на такое прочтение текста – как одного многостраничного абзаца без каких-либо вспомогательных средств для удержания внимания читателя. Позже осуществленное разделение текста на главы и параграфы отражает как раз взгляд читателя и ритм его пауз при чтении трактата. Совокупная редакторская работа ренессансного человека и человека Нового времени дает возможность провести анализ трактата по мере пестроты и дробности его содержания. Два субъективных ряда членения текста, наложенные один на другой и оба восходящие к наличной (хотя и не обозначенной автором) структуре содержания, статистически вполне соответствуют картине случайного распределения и тем самым указывают частоту смен тематических фрагментов, которой Витрувий вольно или невольно придерживался. Каждая книга, исходя из статистического анализа фрагментов, включает в себя в среднем примерно семь–восемь крупных смысловых образований, представленных, в свою очередь, каждое – шестью–семью тезисами, так что на каждую книгу приходится порядка 60 логических ходов (тезисов). В последовательности предисловий, отделенных от основного текста самим Витрувием, насчитывается 70 таких логических ходов – число, явно преувеличенное за счет слишком мелких (выходящих за рамки статистической закономерности) членений на параграфы в предисловиях к седьмой и девятой книгам. Числовые закономерности, законы пропорционирования были важны для Витрувия не только в его проектной работе, но и при оформлении текста об архитектуре, а его просчеты на пути к идеальной форме трактата раскрывают новые грани содержания. О методе исследования трактатаВся европейская теория архитектуры, вплоть до середины XX в. – это, прежде всего, переводы или комментарии к тексту трактата Витрувия. Однако, в этих сугубо профессионально ориентированных интерпретациях, как правило, фрагменты текста служили подспорьем в доказательстве собственных убеждений, то есть смысл скорее приписывался, чем извлекался из его текста. В трудах же филологов и историков, нередко, утрачивались как раз моменты архитектурного содержания. Даниеле Барбаро – единственный пример исследователя, органически сочетавшего в своей работе интерес и к самому тексту Витрувия как культурному явлению, и к отраженной в нем архитектурной проблематике. В послеренессансное время работ такого характера больше не было. В Академии архитектуры в нашей стране в 30-е гг. блестящая плеяда ученых готовила такого рода комментарий к изданию трактата, но работа не была завершена и в архивах пока не найдена. Увидеть в трактате не только руководство по архитектуре или даже по теории архитектуры, но исторический документ, достаточно полно представляющий определенную культуру, – такую задачу можно решать только на материале анализа оригинального латинского текста трактата. Для этого могут быть использованы следующие принципы работы с латинским текстом: для любой лексической единицы из текста может быть рассмотрен весь ряд словарных значений; при таком анализе семантического поля в целом проявляется более глубокий уровень смысла, так называемый "внутренний смысл" лексемы, иногда существенно дополняющий или корректирующий понимание всей фразы; совокупный анализ контекстов во всех случаях использования какого-либо термина (иногда, и родственных слов) позволяет уточнить специфику его понимания Витрувием; таким же образом может быть проявлена специфическая смысловая окраска и для любого слова из семантически нагруженного фрагмента текста; совершенно необходимым представляется для одиннадцати лексических групп, соответствующих понятиям "практики" и "теории", триады свойств архитектурного сооружения, трех проектных действий и трех критериев проектной работы, составление частотного словаря по всему тексту трактата и таблицы соответствующих переводов/ в русских и западноевропейских изданиях трактата; этот материал, кроме всего прочего, поможет любому исследователю уточнить смысл той или иной цитаты из Витрувия; сравнение оригинального текста трактата с его переводами и анализ смысловых расхождений акцентирует специфику именно витрувианского видения архитектурных проблем; только в тексте оригинала можно точно установить логику связи понятий, так как в переводах, в литературном изложении эта связь во многих случаях подвергается корректировке; особенно это сказывается на "нетеоретических", описательных фрагментах текста; наконец, лексически подчеркнутые эмоциональная окраска и полемическое напряжение в тексте указывают на остроту проблемы и позволяют реконструировать состояние архитектурной практики и социальной действительности. Одним из главных отличий античной культуры является то, что вся она построена на противодействии конкурирующих начал: от соревнования, борьбы до созидательного взаимодействия, взаимосочетания на основании меры и пропорции. Именно поэтому результаты исследования отдельных фрагментов текста здесь решено классифицировать и собрать в десяти главах – "тетрадях", вторя формальным установкам Витрувия, вокруг десяти важнейших смысловых оппозиций, актуальных для изучения не только архитектуры, но и всей античной культуры. В свое время шесть книг трактата были переведены в десять, вероятно, и потому, что, как сам он об этом пишет (III-1-6, 7, 8), шесть – идеальное число в эллинской традиции, а десять – в римской. Поставленная сейчас цель воспроизвести, прежде всего, ситуацию в римской культуре вынуждает следовать, по возможности, формальным ограничениям, принятым самим Витрувием. Итак, смысловые полюса, в противостоянии которых развивалась архитектурная практика античности и вся античная культура в целом: [h]
Просматривание трактата Витрувия сквозь окуляры такого рода позволит раскрыть существо представлений об архитектуре, сложившихся в Италии к началу I в. до н.э., проследить процесс возникновения теории архитектуры как специальной области знаний, прояснить определенные моменты развития античной архитектуры на этапах архаики, классики, раннего и позднего эллинизма. Лебедева Галина Сергеевна Кандидат архитектуры, ведущий научный сотрудник НИИ теории и истории архитектуры и градостроительства Российской академии архитектуры и строительных наук. Получила высшее образование и ранее работала по специальности «инженер-строитель-технолог». Область научных интересов: история теории архитектуры, семиотика в архитектуре, культурология, терминология в архитектурно-теоретических текстах, формообразование в архитектурном творчестве и в сложении городской среды на материале истории и современности. Автор более 50 публикаций, в том числе статей в различных научных журналах и сборниках.
|
2023. 720 с. Твердый переплет. 21.9 EUR
Книга «Зияющие высоты» – первый, главный, социологический роман, созданный интеллектуальной легендой нашего времени – Александром Александровичем Зиновьевым (1922-2006), единственным российским лауреатом Премии Алексиса де Токвиля, членом многочисленных международных академий, автором десятков логических... (Подробнее) URSS. 2024. 704 с. Твердый переплет. 26.9 EUR
В новой книге профессора В.Н.Лексина подведены итоги многолетних исследований одной из фундаментальных проблем бытия — дихотомии естественной неминуемости и широчайшего присутствия смерти в пространстве жизни и инстинктивного неприятия всего связанного со смертью в обыденном сознании. Впервые... (Подробнее) URSS. 2024. 800 с. Мягкая обложка. 37.9 EUR
ВЕРСАЛЬ: ЖЕЛАННЫЙ МИР ИЛИ ПЛАН БУДУЩЕЙ ВОЙНЫ?. 224 стр. (ТВЁРДЫЙ ПЕРЕПЛЁТ) 11 ноября 1918 года в старом вагоне неподалеку от Компьеня было подписано перемирие, которое означало окончание Первой мировой войны. Через полгода, 28 июня 1919 года, был подписан Версальский договор — вердикт, возлагавший... (Подробнее) URSS. 2024. 344 с. Мягкая обложка. 18.9 EUR
Мы очень часто сталкиваемся с чудом самоорганизации. Оно воспринимается как само собой разумеющееся, не требующее внимания, радости и удивления. Из случайно брошенного замечания на семинаре странным образом возникает новая задача. Размышления над ней вовлекают коллег, появляются новые идеи, надежды,... (Подробнее) 2023. 696 с. Твердый переплет в суперобложке. 119.9 EUR
Опираясь на новейшие исследования, историк Кристофер Кларк предлагает свежий взгляд на Первую мировую войну, сосредотачивая внимание не на полях сражений и кровопролитии, а на сложных событиях и отношениях, которые привели группу благонамеренных лидеров к жестокому конфликту. Кларк прослеживает... (Подробнее) URSS. 2023. 272 с. Мягкая обложка. 15.9 EUR
Настоящая книга посвящена рассмотрению базовых понятий и техник психологического консультирования. В ней детально представлены структура процесса консультирования, описаны основные его этапы, содержание деятельности психолога и приемы, которые могут быть использованы на каждом из них. В книге... (Подробнее) URSS. 2024. 576 с. Мягкая обложка. 23.9 EUR
Эта книга — самоучитель по военной стратегии. Прочитав её, вы получите представление о принципах военной стратегии и сможете применять их на практике — в стратегических компьютерных играх и реальном мире. Книга состоит из пяти частей. Первая вводит читателя в мир игр: что в играх... (Подробнее) URSS. 2024. 248 с. Мягкая обложка. 14.9 EUR
В книге изложены вопросы новой области современной медицины — «Anti-Ageing Medicine» (Медицина антистарения, или Антивозрастная медицина), которая совмещает глубокие фундаментальные исследования в биомедицине и широкие профилактические возможности практической медицины, а также современные общеоздоровительные... (Подробнее) URSS. 2024. 240 с. Твердый переплет. 23.9 EUR
Предлагаемая вниманию читателей книга, написанная крупным биологом и государственным деятелем Н.Н.Воронцовым, посвящена жизни и творчеству выдающегося ученого-математика, обогатившего советскую науку в области теории множеств, кибернетики и программирования — Алексея Андреевича Ляпунова. Книга написана... (Подробнее) 2023. 416 с. Твердый переплет. 19.9 EUR
Вам кажется, что экономика — это очень скучно? Тогда мы идем к вам! Вам даже не понадобится «стоп-слово», чтобы разобраться в заумных формулах — их в книге нет! Все проще, чем кажется. Автор подаст вам экономику под таким дерзким соусом, что вы проглотите ее не жуя! Вы получите необходимые... (Подробнее) |